Забор получался уродливый – высокие деревянные плавки, выкрашенные темно-зеленой краской, причем все разные. Плохие это были рабочие и к тому же несчастные люди, которые ночевали с цыганами, потому что углекопы не желали иметь с ними дело. Несколько человек как-то вечером зашли в «Колледж», но их выставили оттуда. Больше всего донимали их молодые ребята, которые подходили к ним, разгоряченные после игры, критиковали их работу и задавали вопросы про пустошь, на которые те не в силах были ответить. Под конец сам мистер Брозкок вынужден был явиться на пустошь, чтобы положить этому конец.
– Вот что, – гаркнул он на футболистов, – вон, убирайтесь все с пустоши!
Ребята, игравшие в футбол, так и застыли – только мяч продолжал подпрыгивать по тюлю.
– Слышали: убирайтесь все с пустоши.
Джемми с другого конца поля подбежал к управляющему.
– У нас же игра будет, сэр. У нас игра сегодня вечером. Питманго пробив Кингласси.
– Плевать я хотел на вашу игру. Убирайтесь вон с поля.
– Но они же издалека приехали, чтобы играть с нами, сэр.
Парни из Кингласси как раз раздевались на другом конце поля. Они пешком прошли пять миль, все время в гору, после того как десять часов отработали в шахте.
– Я просто не знаю, как им об этом и сказать, – заметил Джем.
– Ничего, что-нибудь придумаешь.
– Траве наша игра нисколько не повредит – ее и так все время приходится подрезать.
Уже сама поза Джема вызывала у управляющего, пожалуй, не меньше раздражения, чем все остальное, – то, как он стоял, широко расставив крепкие литые ноги, приподняв смуглый подбородок, чуть не с вызовом глядя на Брозкока своими жесткими, словно два орешка, горящими глазами.
– Слушай, ты! Я ведь сказал тебе: убирайтесь к черту с этого поля, и я не собираюсь от своих слов отступать. Чтобы духу вашего не было на пустоши!
– Но пустошь ведь не ваша, сэр. Пустошь – она принадлежит всем людям.
Впервые в Питманго об этом шел спор. Мистер Брозкок сделал несколько шагов и встал перед Джемом, чуть не касаясь его животом.
– Я тебя знаю. Мы знаем, как тебя звать. Ты жадная свинья, которая все прет вперед и не может остановиться.
Джемми посмотрел на Сэма и на всех остальных, подошедших к этому времени и окруживших его. Больше всего удивляло Джемми молчание Сэма – в глазах брата не было даже злости. Они не выражали ничего.
– Угу. Джеймс Драм Камерон. Так вот, ребята хотят знать, что вы сделаете, если мы все-таки проведем матч.
Брозкок усмехнулся.
– Я позабочусь о том, чтобы ты никогда больше не работал у нас на шахте. И о том, чтобы братья твои никогда тут не работали. И о том, чтобы отец твой никогда тут не работал. И о том, чтобы ни один штейгер в Файфе даже близко тебя к шахте не подпускал. Ну как, получил ответ на свой вопрос?
И он двинулся назад по пустоши – складки его жирной шеи подрагивали над воротником. Он как раз перешагивал через щит для метания колец, когда у самого его уха, на расстоянии какого-нибудь дюйма, просвистел камень. Он наверняка слышал свист, но если даже и не слышал, то увидел, как камень упал у его ног и, подпрыгивая, поскакал вниз по пустоши. Надо отдать должное управляющему: у него достало элементарного мужества или достоинства. Он продолжал идти и не остановился, не обернулся, так что игроки не могли похвастать победой. Но и Брозкоку и всему Питманго было над чем задуматься. Кому-то так важна была эта пустошь, что он готов был убить мистера Брозкока ради нее.
– Это ты сделал? – опросил Джем, поворачиваясь к брату.
Сэм молчал. Лицо его не выражало ничего.
Роб-Рой ликовал. Вернувшись из шахты и вымывшись в умывальной пансиона, он не пошел по обыкновению в «Колледж» заправиться пивом, так как ему хотелось сохранить свежую голову для встречи с мистером Селкёрком.
– Ну вот, наконец-то, – сказал Роб. – Наконец-то у нас возник конфликт. И они сами дали нам повод. – Каково же было его разочарование, когда мистер Селкёрк покачал головой.
– Не знаю, не думаю, чтобы из этого что-то получилось, – сказал библиотекарь. – Это отнюдь не классический случай по Марксу.
Роб возмутился. Да это же самый настоящий жгучий конфликт, а мистер Селкёрк, видите ли, вздумал лить на костер холодную воду.
– Боже мой, но они же пытались убить мистера Брозкока.
– Они? Один-единственный человек. И скорее всего, кто-то из твоих упрямых братцев.
– Очень бы хотелось этому верить.
– Вот если бы они объединились и исколошматили мистера Брозкока, это было бы дело. Когда один человек швыряет камень – это хулиганство, а когда целая группа избивает управляющего – это уже революционный акт.
– Ты просто не понимаешь, что значит для здешних людей пустошь, Генри. – Они уже перешли на «ты» и называли друг друга по имени. – Пустошь – это жизнь, а без нее
– смерть. Понимаешь? Без пустоши мы станем такой же грязной дырой, как Западное Манго. Мы это знаем. И они все знают.
– Горстка любителей метать кольца. Ты что – хочешь на этой закваске замесить революцию?
– Угу, вот именно. У нас тут отличные метатели колец. Лучшие метатели колец во всем Файфе. И это тоже имеет значение.
Мистер Селкёрк призадумался.
– Нет, Маркс этого бы не одобрил. Нужно, чтобы люди вот тут, – и он постучал по животу, – нутром это почувствовали. Все должны быть затронуты. А сейчас затронуты лишь игроки в регби – ну, еще бы, могу поклясться, что и в твоей семье есть один, который так и кипит…
– Сэм. Ну, нет, он не кипит – он застыл, заледенел.
– …а вот женщин это не затронет. Ведь если заложат новую шахту, значит, будет больше работы, больше угля. А стоит им увидеть конверты с жалованьем, как весь гнев улетучится.
Роб повернулся спиной к своему наставнику.
– Я хочу, чтобы ты разрешил мне написать Кейру Харди. – Он подождал. Селкёрк продолжал молчать. – Я хочу попросить его приехать к нам и организовать в Питманго союз шотландских углекопов, чтобы нам было на кого опереться, если мы на что-то решимся.
– Я не могу тебе этого запретить.
– Я хочу, чтобы ты написал поручительство – он должен знать, что я человек серьезный.
– Он это и так поймет из твоего письма.
– Значит, ты не станешь писать? – Роб повернулся и увидел, что Генри Селкёрк внимательно смотрит на него, словно он – сельдь, выставленная для продажи.
– Да нет, напишу. А где ты его поселишь, если он приедет?
Лицо у Роба вытянулось, как порой бывало у его отца. Об этом он не подумал.
– Я вовсе не намерен приглашать его сюда, чтобы потом у него вышли неприятности с полицией компании, которая ведь может и избить его и бросить в тюрьму, – сказал Селкёрк.
А Роб помнил – такого не забывают, – что Селкёрка, этого сердитого чудака, избивали, заносили в черные списки и сажали в тюрьму на всех шахтах, где он работал – от Файфа до Дурхэма и Уэльса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Вот что, – гаркнул он на футболистов, – вон, убирайтесь все с пустоши!
Ребята, игравшие в футбол, так и застыли – только мяч продолжал подпрыгивать по тюлю.
– Слышали: убирайтесь все с пустоши.
Джемми с другого конца поля подбежал к управляющему.
– У нас же игра будет, сэр. У нас игра сегодня вечером. Питманго пробив Кингласси.
– Плевать я хотел на вашу игру. Убирайтесь вон с поля.
– Но они же издалека приехали, чтобы играть с нами, сэр.
Парни из Кингласси как раз раздевались на другом конце поля. Они пешком прошли пять миль, все время в гору, после того как десять часов отработали в шахте.
– Я просто не знаю, как им об этом и сказать, – заметил Джем.
– Ничего, что-нибудь придумаешь.
– Траве наша игра нисколько не повредит – ее и так все время приходится подрезать.
Уже сама поза Джема вызывала у управляющего, пожалуй, не меньше раздражения, чем все остальное, – то, как он стоял, широко расставив крепкие литые ноги, приподняв смуглый подбородок, чуть не с вызовом глядя на Брозкока своими жесткими, словно два орешка, горящими глазами.
– Слушай, ты! Я ведь сказал тебе: убирайтесь к черту с этого поля, и я не собираюсь от своих слов отступать. Чтобы духу вашего не было на пустоши!
– Но пустошь ведь не ваша, сэр. Пустошь – она принадлежит всем людям.
Впервые в Питманго об этом шел спор. Мистер Брозкок сделал несколько шагов и встал перед Джемом, чуть не касаясь его животом.
– Я тебя знаю. Мы знаем, как тебя звать. Ты жадная свинья, которая все прет вперед и не может остановиться.
Джемми посмотрел на Сэма и на всех остальных, подошедших к этому времени и окруживших его. Больше всего удивляло Джемми молчание Сэма – в глазах брата не было даже злости. Они не выражали ничего.
– Угу. Джеймс Драм Камерон. Так вот, ребята хотят знать, что вы сделаете, если мы все-таки проведем матч.
Брозкок усмехнулся.
– Я позабочусь о том, чтобы ты никогда больше не работал у нас на шахте. И о том, чтобы братья твои никогда тут не работали. И о том, чтобы отец твой никогда тут не работал. И о том, чтобы ни один штейгер в Файфе даже близко тебя к шахте не подпускал. Ну как, получил ответ на свой вопрос?
И он двинулся назад по пустоши – складки его жирной шеи подрагивали над воротником. Он как раз перешагивал через щит для метания колец, когда у самого его уха, на расстоянии какого-нибудь дюйма, просвистел камень. Он наверняка слышал свист, но если даже и не слышал, то увидел, как камень упал у его ног и, подпрыгивая, поскакал вниз по пустоши. Надо отдать должное управляющему: у него достало элементарного мужества или достоинства. Он продолжал идти и не остановился, не обернулся, так что игроки не могли похвастать победой. Но и Брозкоку и всему Питманго было над чем задуматься. Кому-то так важна была эта пустошь, что он готов был убить мистера Брозкока ради нее.
– Это ты сделал? – опросил Джем, поворачиваясь к брату.
Сэм молчал. Лицо его не выражало ничего.
Роб-Рой ликовал. Вернувшись из шахты и вымывшись в умывальной пансиона, он не пошел по обыкновению в «Колледж» заправиться пивом, так как ему хотелось сохранить свежую голову для встречи с мистером Селкёрком.
– Ну вот, наконец-то, – сказал Роб. – Наконец-то у нас возник конфликт. И они сами дали нам повод. – Каково же было его разочарование, когда мистер Селкёрк покачал головой.
– Не знаю, не думаю, чтобы из этого что-то получилось, – сказал библиотекарь. – Это отнюдь не классический случай по Марксу.
Роб возмутился. Да это же самый настоящий жгучий конфликт, а мистер Селкёрк, видите ли, вздумал лить на костер холодную воду.
– Боже мой, но они же пытались убить мистера Брозкока.
– Они? Один-единственный человек. И скорее всего, кто-то из твоих упрямых братцев.
– Очень бы хотелось этому верить.
– Вот если бы они объединились и исколошматили мистера Брозкока, это было бы дело. Когда один человек швыряет камень – это хулиганство, а когда целая группа избивает управляющего – это уже революционный акт.
– Ты просто не понимаешь, что значит для здешних людей пустошь, Генри. – Они уже перешли на «ты» и называли друг друга по имени. – Пустошь – это жизнь, а без нее
– смерть. Понимаешь? Без пустоши мы станем такой же грязной дырой, как Западное Манго. Мы это знаем. И они все знают.
– Горстка любителей метать кольца. Ты что – хочешь на этой закваске замесить революцию?
– Угу, вот именно. У нас тут отличные метатели колец. Лучшие метатели колец во всем Файфе. И это тоже имеет значение.
Мистер Селкёрк призадумался.
– Нет, Маркс этого бы не одобрил. Нужно, чтобы люди вот тут, – и он постучал по животу, – нутром это почувствовали. Все должны быть затронуты. А сейчас затронуты лишь игроки в регби – ну, еще бы, могу поклясться, что и в твоей семье есть один, который так и кипит…
– Сэм. Ну, нет, он не кипит – он застыл, заледенел.
– …а вот женщин это не затронет. Ведь если заложат новую шахту, значит, будет больше работы, больше угля. А стоит им увидеть конверты с жалованьем, как весь гнев улетучится.
Роб повернулся спиной к своему наставнику.
– Я хочу, чтобы ты разрешил мне написать Кейру Харди. – Он подождал. Селкёрк продолжал молчать. – Я хочу попросить его приехать к нам и организовать в Питманго союз шотландских углекопов, чтобы нам было на кого опереться, если мы на что-то решимся.
– Я не могу тебе этого запретить.
– Я хочу, чтобы ты написал поручительство – он должен знать, что я человек серьезный.
– Он это и так поймет из твоего письма.
– Значит, ты не станешь писать? – Роб повернулся и увидел, что Генри Селкёрк внимательно смотрит на него, словно он – сельдь, выставленная для продажи.
– Да нет, напишу. А где ты его поселишь, если он приедет?
Лицо у Роба вытянулось, как порой бывало у его отца. Об этом он не подумал.
– Я вовсе не намерен приглашать его сюда, чтобы потом у него вышли неприятности с полицией компании, которая ведь может и избить его и бросить в тюрьму, – сказал Селкёрк.
А Роб помнил – такого не забывают, – что Селкёрка, этого сердитого чудака, избивали, заносили в черные списки и сажали в тюрьму на всех шахтах, где он работал – от Файфа до Дурхэма и Уэльса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140