Он снова кивнул.
– Если ты станешь вести себя как углекоп, тогда, конечно, и будешь углекопом, но только Камероны углекопами никогда не будут.
Желая показать Мэгги выгон, где паслись длинношерстные шотландские коровы, он повернулся было к ней, но увидел, что глаза ее устремлены вдаль и мыслями она не с ним и не в поезде, а где-то в своем собственном мире.
– Мы будем рубить уголь, да, будем, но когда, мы отложим достаточно денежек, то займемся другим.
– Угу.
– Чем-нибудь получше.
Пассажир, ехавший с ними в купе, проснулся и, приоткрыв рот, смотрел на Мэгги.
– То, что держит углекопа в плену, нам даст свободу. – Она произнесла это с победоносным видом.
– Да.
– Потому что мы стремимся к лучшему.
Он не слушал ее. Они проезжали мимо богатых ферм – таких он никогда еще не видел, – где уже взошла озимая пшеница и стояла в полях, высокая, зеленая, и вишни и яблони были в полном цвету. Земля здесь казалась жирной, плодородной, а амбары возле побеленных домиков были огромные и чистые. Сам бог не погнушался бы поспать в таком амбаре, подумал Гиллон.
– Это похоже на то, как в Питманго? Там вот так же?
Мэгги огромным усилием воли вернулась мыслями к поезду и к тому, что было за окном.
– М-м, нет, – сказала она, – не так.
И увидела, как улыбнулся сосед по купе.
– Вы знаете Питманго? – спросила она его.
– Я знаю, на что это может быть похоже, – сказал тот, поднялся и вышел в коридор.
Поезд, пыхтя, остановился в небольшом прокопченном промышленном городке, где делали линолеум, и от запаха джута и льняного масла Гиллон закашлялся. Он увидел мужчин, женщин и детей, работавших на фабрике, – рот у них был повязан тряпкой. Они были все черные, выпачканные в масле.
– Как только люди могут тут жить?! – воскликнул Гиллон.
– Привыкают.
– Я бы не мог.
– И ты привыкнешь, вот увидишь.
Их сосед выходил тут.
– Очень хорошая у вас мечта, хозяюшка. Надеюсь, что она сбудется.
– И сбудется – я позабочусь об этом.
– Да уж придется, потому как ни у кого другого она еще не сбывалась.
– Мы – это мы, а не кто-то другой.
– Да уж, конечно. Но время покажет. А пока до свиданьица.
– Что это он вдруг? – спросил Гиллон.
– Подлый человечишка с подлой душонкой.
Гиллон повернулся к окну и продолжил знакомство с Шотландией.
Так они проехали все утро, затем утро перешло в день, и местность за окном стала более холмистой, все больше стало попадаться прокопченных промышленных городков, и тут Мэгги вдруг задала Гиллону странный вопрос:
– А ты хорошо дерешься?
Он недоуменно уставился на нее.
– Я имею в виду: мог бы ты драться не на жизнь, а на смерть, если кто-то захотел бы сломать тебе хребет?
Он подумал и сказал, что не знает.
– Выдержишь ты, если тебя молотить будут, сумеешь выстоять?
– Надо посмотреть. А что?
Она взглянула на его правильное лицо, на острые скулы, которые так легко расквасить, на тонкий нос, и ей стало немного стыдно.
– Я крепкий и могу долго выдержать, – сказал Гиллон. – В армии, когда случались драки, я всегда держал противника на расстоянии – понимаешь, руки-то у меня ведь длинные; вот я и дожидался, когда он устанет, а потом вмазывал ему как следует.
Мэгги это не очень успокоило. Они уже проезжали через Верхний Кингласси, и она сообщила Гиллону, что следующая остановка Кауденбит: пора было собирать вещи.
Никто их не встречал.
– Что же мы будем делать? – спросил Гиллон. – Может, наймем экипаж или что еще?
– Пойдем пешком.
Они пошли вниз по Кингласской дороге, спускавшейся к реке, затем свернули на дорогу в Питманго.
– Почему дома здесь стоят рядами и все точно смотрят друг на друга?
– Так уж они построены. Оно дешевле выходит.
– Мне это не нравится.
– Ничего, привыкнешь.
Окрестности Кауденбита выглядели довольно приятно, и страхи Гиллона немного улеглись – если бы не река.
– Почему вода тут такая черная? – спросил он.
– Это из-за шахт.
– А где шахты?
– Сейчас увидишь.
Он шел за ней и не мог оторвать глаз от того, как играли мускулы на ее смуглых ногах, словно рябь на воде: мышца в икре сжималась, толчок – и расходилась рябью, словно растекалась по ноге. «Крепко сбитая – вот правильное определение для Мэгги», – подумал Гиллон, наблюдая за ней: все у нее на месте, и хоть она и крепко сбитая, а гибкая, такая гибкая, что во рту у него пересыхало от желания.
Справа от дороги наверху, среди пустоши, стояла рощица плакучих буков. «Там под ними темно и покойно», – подумал Гиллон.
– Мне хочется подняться туда, посмотреть на эти деревья, – сказал Гиллон. Произнес он это звонким, слегка срывающимся голосом. – Никогда еще таких не видел.
Она поняла, что у него на уме, но последовала за ним. Она где-то читала, что накануне битвы индийцы или африканцы – словом, какие-то народы – предаются любви, чтобы прогнать страх. В рощице листья на деревьях были влажные, зато там было действительно темно и тихо.
– А ведь ты пришел сюда не для того, чтобы смотреть на деревья, – сказала Мэгги.
– Даю слово, именно для этого, – заявил Гиллон и крепко обнял ее, сам не очень сознавая, что делает. Но она не противилась.
Когда все было позади, она засмотрелась на яркую синеву неба сквозь прорези в темных ржавых листьях.
– Ты что-то стал отбиваться от рук, за тобой нужен глаз да глаз, – сказала она. Без злости – сказала и всё. Ее юбка, застегивавшаяся сбоку на пуговицы, сейчас была распахнута, а на опушке рощицы появилось несколько овец – они стояли и смотрели на Гиллона и Мэгги.
– Они нас видели? – спросил Гиллон и потянулся к Мэгги, чтобы запахнуть ей юбку.
– Ох, Гиллон, ради бога! – вздохнула Мэгги, но он все-таки попытался застегнуть ей пуговицы: не правилось ему, что овцы могут увидеть ее такой. – Когда тебе что-то взбредет в голову, ты уже ни на что не смотришь. Неужели не видишь, чего тут недостает? – И она указала на овец.
Гиллон внимательно оглядел вытянутые глупые овечьи морды и признался, что ничего не видит.
– Барана-то среди них нет. А знаешь почему? – Гиллон не знал. – Он привязан. Пасется где-то там, потому как, если его отпустить, знаешь, что он наделает?
Гиллон сказал, что нет, не знает.
– Он доведет себя до смерти, – сказала она и решительным жестом запахнула юбку. Гиллон вспыхнул как маков цвет. – И таковы все бараны. – Она обмотала его шею ленточкой от своей шляпки, завязала ее узелком, дернула – быстро, резко – и, рассмеявшись, вскочила на ноги.
Они пошли по Горной пустоши – вверх, все выше и выше, так что Гиллону даже стало казаться, что они идут куда-то прямо в небо. Недалеко от перевала там, внизу, они вдруг увидели простор Фёрт-оф-Форта.
– У вас тут есть море? Почему ты мне этого не сказала? – У Гиллона сразу полегчало на душе.
– А никто к нему никогда не ходит. И ты тоже не пойдешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140