пустошь хотят огородить и посреди нее заложат новую шахту. Там, где сейчас стоят крикетные ворота, будет отвал, а там, где поле для регби, будет дробильня. Надшахтный сарай поставят на футбольном поле, где Сэм покрыл себя такой славой, а склад для хранения только что вырубленного угля будет там, где метают кольца. Сэм выпустил брата.
– Знаешь, где тут прокол? – Он вдруг повеселел. – Земля-то ведь общинная, а по английским законам общинную землю нельзя отбирать у народа, этого не может сделать даже великая леди Джейн Тошманго, или графиня Файфская, или как она там, черт бы ее побрал, себя величает.
Йэн пожал плечами.
– Нечего пожимать плечами. Она сдает в аренду эту землю, а мы арендуем ее и платим за это – каждый год в День освобождения углекопов наваливаем задаром бадью с углем. Так что ничего она поделать не сможет.
Йэн снова пожал плечами: он ничему не верил. Сэм улыбался: он верил в закон.
Правда, после этого иной раз ночью, лежа в постели, Сэм вспоминал про поле и начинал волноваться. Не мог он поручиться, что Брозкок и Питманговокая угледобывающая и железорудная компания не попытаются что-то тут предпринять. Тогда он решал, что надо пойти повидать мистера Селкёрка – порасспросить его насчет законов, однако утром, когда он при солнечном свете шагал по сочной зеленой траве к себе на шахту, самая мысль о том, что эту пустошь могут у них отнять, казалась ему нелепой. К тому же Сэм терпеть не мог Селкёрка, эту опухшую красную рожу, за то, что он забивал его отцу голову всякими идеями – «красными идеями», от которых тот лишь терял покой и чувствовал себя несчастным; не мог он простить Селкёрку и того, что он своей трепотней сумел незаметно оторвать от них Роб-Роя. Да нет, ничего они тут не сделают, как ничего не могут сделать с Камеронами, хотя их фамилия и стоит в «черном описке» компании – для устрашения рабочих и их семей. Странно как-то она ведет себя, эта компания: Камероны значатся в «черном списке», а зарабатывают куда больше денег, чем во все предыдущие годы. Угольщики теперь всегда стояли вдоль причалов Сент-Эндрюса – и в таком количестве, что Мэгги Камерон уже не посылала своих детей на Горную пустошь, чтобы вести Камеронов счет.
Видно, правильно они рассудили, не приняв Сэнди Боуна за своего первого гостя. Время уже подходило ко Дню освобождения углекопов, который в угольных поселках, по сути, заменяет Новый год, когда все празднуют и устраивается парад – «пурад», как говорили в Питманго, – а обвалов в шахте не было, никаких пожаров и взрывов не произошло, и никого не обнаружили без признаков жизни, задохнувшимся от газа. Денежки со звоном продолжали падать в копилку, так что скоро урон, понесенный на волнистых рожках, был возмещен, и даже Гиллон почти забыл об укорах совести, глядя на все тяжелевший ящик с серебром.
Три обстоятельства, с точки зрения Мэгги, осложняли жизнь семьи, но только одно из них было серьезным. Роб-Рой теперь перестал даже делать вид, будто вносит свою лепту в Камеронов котел, но этого следовало ожидать. Страшно было то, что из-за пьянства он может скоро лишиться работы, и, хотя он не жил с ними, Мэгги понимала, что семья не даст ему голодать. Значит, на Роб-Роя придется тратить семейные сбережения.
А тут еще Сару несколько раз заставали на задворках с Сэнди Боуном. Правда, потом Сара неизменно раскаивалась.
– Послушай, – говорила ей Мэгги. – Он славный парень и из хорошей семьи, но держись от него подальше. Ты же только завлекаешь его. Не желаем мы иметь хромого селезня в семье – это мое последнее слово.
Сара всегда говорила «да» и что она, мол, знает и понимает; она всегда плакала от раскаяния и снова попадалась, точно пьянчужка, который клянется не притрагиваться к вину и попадается с бутылкой.
И потом что-то неладное творилось с Сэмом.
За месяц до Дня освобождения углекопов, когда настал его черед положить свою долю в копилку, у него не оказалось ни гроша.
– Где деньги? Что с ними случилось? – спросила тогда Мэгги.
– Я не могу тебе сказать.
– Да ты понимаешь, какой это грех с твоей стороны! – Ни одному из Камеронов и в голову не пришло бы считать, что это не грех.
– Знаю. Могу только заверить, что возмещу эти деньги.
Все были потрясены. Роб-Рою случалось недодать свою долю, но никто еще ни разу так решительно не отказывался давать вообще.
– Дело в Роб-Рое, да? – наконец сказал Гиллон. – Он попал в беду, и ты отдал ему свое жалованье.
Сэм, не поднимая глаз, лишь покачал головой; тут Джемми решил, что все понял, пересек комнату и обхватил брата за плечи.
– Слушай, человече, – сказал Джем. – Кто она там ни есть, не смей жениться. Не один ты виноват – она тоже. Она получила такое же удовольствие, как и ты, так что нечего тебе расплачиваться.
Сэм тщетно пытался вставить хоть слово.
– Пусть посидит недельку-другую на позорном стуле – ничего, не помрет. Не в первый раз такое случается, не в первый раз шахтерский парень добирается до малинки.
– Джем! Джемми!.. – прорвался наконец Сэм. – Ни до какой малинки я не добирался и никому детей не делал.
Это не сразу дошло, потому как загвоздка, казалось, была найдена и проблема решена.
– Что же тогда случилось с деньгами?
– Нет у меня денег.
– Да разве это ответ, человече?
– Другого у меня нет.
До сих пор он никогда еще не подводил Мэгги. И домой приносил не меньше Гиллона. Однако Джемми кое-что все-таки прояснил: слава богу, хоть ребенка в доме не будет – и то хорошо. Мэгги поставила нолик рядом с именем Сэма и сказала:
– Ну, остальные, давайте кладите. – Она произнесла это с ожесточением, потому что теперь ей очень нужны были деньги, каждая монетка. Содержимое копилки предназначалось для исключительно важной цели, но пока только Мэгги знала об этом.
13
Уже многие годы она держала его под надзором, радуясь малейшему признаку обветшания и упадка.
КОМПАНИЯ «ДУГЛАС ОГИЛВИ И СЫНОВЬЯ».
ПРОДАЖА ШАХТНОГО ОБОРУДОВАНИЯ.
ЗАДНЯЯ УЛИЦА, КАУДЕНБИТ.
Дело было в неумелых руках, неумело велось, разваливалось. Мэгги ни разу никого там не видела. Когда-то эта компания снабжала оборудованием все шахты вокруг Кауденбита, да и сейчас еще кое-что поставляла в силу привычки и инерции. Однако мистер Огилви, унаследовавший дело, по-настоящему не интересовался им и не имел к этому вкуса. Материалы хранились кое-как, заказы терялись, задолженность не взыскивалась, машины иной раз подолгу стояли под дождем и под снегом, так что под конец приходилось отдавать их либо по себестоимости, либо даже с убытком, лишь бы вообще продать.
И вот когда один из сыновей старика, Малкольм, умер то ли от пьянства, то ли от падения с лошади, то ли от обеих причин сразу, а его другой сын, Дональд, решил, что он не может больше жить в такой дыре, как Кауденбит, и уехал из Шотландии в Канаду, Мэгги поняла, что настало ее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Знаешь, где тут прокол? – Он вдруг повеселел. – Земля-то ведь общинная, а по английским законам общинную землю нельзя отбирать у народа, этого не может сделать даже великая леди Джейн Тошманго, или графиня Файфская, или как она там, черт бы ее побрал, себя величает.
Йэн пожал плечами.
– Нечего пожимать плечами. Она сдает в аренду эту землю, а мы арендуем ее и платим за это – каждый год в День освобождения углекопов наваливаем задаром бадью с углем. Так что ничего она поделать не сможет.
Йэн снова пожал плечами: он ничему не верил. Сэм улыбался: он верил в закон.
Правда, после этого иной раз ночью, лежа в постели, Сэм вспоминал про поле и начинал волноваться. Не мог он поручиться, что Брозкок и Питманговокая угледобывающая и железорудная компания не попытаются что-то тут предпринять. Тогда он решал, что надо пойти повидать мистера Селкёрка – порасспросить его насчет законов, однако утром, когда он при солнечном свете шагал по сочной зеленой траве к себе на шахту, самая мысль о том, что эту пустошь могут у них отнять, казалась ему нелепой. К тому же Сэм терпеть не мог Селкёрка, эту опухшую красную рожу, за то, что он забивал его отцу голову всякими идеями – «красными идеями», от которых тот лишь терял покой и чувствовал себя несчастным; не мог он простить Селкёрку и того, что он своей трепотней сумел незаметно оторвать от них Роб-Роя. Да нет, ничего они тут не сделают, как ничего не могут сделать с Камеронами, хотя их фамилия и стоит в «черном описке» компании – для устрашения рабочих и их семей. Странно как-то она ведет себя, эта компания: Камероны значатся в «черном списке», а зарабатывают куда больше денег, чем во все предыдущие годы. Угольщики теперь всегда стояли вдоль причалов Сент-Эндрюса – и в таком количестве, что Мэгги Камерон уже не посылала своих детей на Горную пустошь, чтобы вести Камеронов счет.
Видно, правильно они рассудили, не приняв Сэнди Боуна за своего первого гостя. Время уже подходило ко Дню освобождения углекопов, который в угольных поселках, по сути, заменяет Новый год, когда все празднуют и устраивается парад – «пурад», как говорили в Питманго, – а обвалов в шахте не было, никаких пожаров и взрывов не произошло, и никого не обнаружили без признаков жизни, задохнувшимся от газа. Денежки со звоном продолжали падать в копилку, так что скоро урон, понесенный на волнистых рожках, был возмещен, и даже Гиллон почти забыл об укорах совести, глядя на все тяжелевший ящик с серебром.
Три обстоятельства, с точки зрения Мэгги, осложняли жизнь семьи, но только одно из них было серьезным. Роб-Рой теперь перестал даже делать вид, будто вносит свою лепту в Камеронов котел, но этого следовало ожидать. Страшно было то, что из-за пьянства он может скоро лишиться работы, и, хотя он не жил с ними, Мэгги понимала, что семья не даст ему голодать. Значит, на Роб-Роя придется тратить семейные сбережения.
А тут еще Сару несколько раз заставали на задворках с Сэнди Боуном. Правда, потом Сара неизменно раскаивалась.
– Послушай, – говорила ей Мэгги. – Он славный парень и из хорошей семьи, но держись от него подальше. Ты же только завлекаешь его. Не желаем мы иметь хромого селезня в семье – это мое последнее слово.
Сара всегда говорила «да» и что она, мол, знает и понимает; она всегда плакала от раскаяния и снова попадалась, точно пьянчужка, который клянется не притрагиваться к вину и попадается с бутылкой.
И потом что-то неладное творилось с Сэмом.
За месяц до Дня освобождения углекопов, когда настал его черед положить свою долю в копилку, у него не оказалось ни гроша.
– Где деньги? Что с ними случилось? – спросила тогда Мэгги.
– Я не могу тебе сказать.
– Да ты понимаешь, какой это грех с твоей стороны! – Ни одному из Камеронов и в голову не пришло бы считать, что это не грех.
– Знаю. Могу только заверить, что возмещу эти деньги.
Все были потрясены. Роб-Рою случалось недодать свою долю, но никто еще ни разу так решительно не отказывался давать вообще.
– Дело в Роб-Рое, да? – наконец сказал Гиллон. – Он попал в беду, и ты отдал ему свое жалованье.
Сэм, не поднимая глаз, лишь покачал головой; тут Джемми решил, что все понял, пересек комнату и обхватил брата за плечи.
– Слушай, человече, – сказал Джем. – Кто она там ни есть, не смей жениться. Не один ты виноват – она тоже. Она получила такое же удовольствие, как и ты, так что нечего тебе расплачиваться.
Сэм тщетно пытался вставить хоть слово.
– Пусть посидит недельку-другую на позорном стуле – ничего, не помрет. Не в первый раз такое случается, не в первый раз шахтерский парень добирается до малинки.
– Джем! Джемми!.. – прорвался наконец Сэм. – Ни до какой малинки я не добирался и никому детей не делал.
Это не сразу дошло, потому как загвоздка, казалось, была найдена и проблема решена.
– Что же тогда случилось с деньгами?
– Нет у меня денег.
– Да разве это ответ, человече?
– Другого у меня нет.
До сих пор он никогда еще не подводил Мэгги. И домой приносил не меньше Гиллона. Однако Джемми кое-что все-таки прояснил: слава богу, хоть ребенка в доме не будет – и то хорошо. Мэгги поставила нолик рядом с именем Сэма и сказала:
– Ну, остальные, давайте кладите. – Она произнесла это с ожесточением, потому что теперь ей очень нужны были деньги, каждая монетка. Содержимое копилки предназначалось для исключительно важной цели, но пока только Мэгги знала об этом.
13
Уже многие годы она держала его под надзором, радуясь малейшему признаку обветшания и упадка.
КОМПАНИЯ «ДУГЛАС ОГИЛВИ И СЫНОВЬЯ».
ПРОДАЖА ШАХТНОГО ОБОРУДОВАНИЯ.
ЗАДНЯЯ УЛИЦА, КАУДЕНБИТ.
Дело было в неумелых руках, неумело велось, разваливалось. Мэгги ни разу никого там не видела. Когда-то эта компания снабжала оборудованием все шахты вокруг Кауденбита, да и сейчас еще кое-что поставляла в силу привычки и инерции. Однако мистер Огилви, унаследовавший дело, по-настоящему не интересовался им и не имел к этому вкуса. Материалы хранились кое-как, заказы терялись, задолженность не взыскивалась, машины иной раз подолгу стояли под дождем и под снегом, так что под конец приходилось отдавать их либо по себестоимости, либо даже с убытком, лишь бы вообще продать.
И вот когда один из сыновей старика, Малкольм, умер то ли от пьянства, то ли от падения с лошади, то ли от обеих причин сразу, а его другой сын, Дональд, решил, что он не может больше жить в такой дыре, как Кауденбит, и уехал из Шотландии в Канаду, Мэгги поняла, что настало ее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140