Она обрезала два ломтика, положила их в кастрюлю с длинной ручкой, налила туда уксуса и подогрела; когда уксус начал пускать лузырьки, она вынула из него кусочки сала, чуточку остудила и затем приложила к горлу Джемми – по – кусочку с каждой стороны.
С другого конца улицы явилась Сара.
– Он сильно простыл. Продуло его на пустоши. Надо, чтобы он пропотел, тогда все будет в порядке, – сказала ей мать.
– А что он делал на пустоши вчера ночью?
– Твой отец посылал его за чем-то, – сказала Мэгги. Она вышла из парадной двери, прошла мимо людей, которые собрались у нее на крыльце и теперь расступились перед нею. и направилась к колонке за водой. Вернувшись, она подошла к очагу и, наливая воду в чайник над очагом, сказала: – Это я послала его.
Сара понимала, что лучше ни о чем больше не спрашивать. Она уже успела обнаружить, что у терпения есть одно великое (Преимущество: не надо ни о чем опрашивать, не надо волноваться – рано или поздно все само узнается. Рано или поздно люди сами расскажут то, что тебе хотелось узнать. На Джемми надели вязаное белье и снова накрыли его одеялами.
– А что ты думаешь по поводу нашего отца и лорда Файфа?
– Я думаю, что шесть пустых кораблей весят больше, чем слова нашего отца, – сказала Мэгги. – А вот за это надо уже благодарить Джемми.
Сара ничего не поняла, но спрашивать не стала. Со временем все узнается.
В дверях появился Роб-Рой с бутылкой виски в руках.
– Можно мне войти?
Мать посмотрела на него так, как когда-то смотрела на некоторых учеников в школе.
– Конечно, можно. Это же твой дом.
– Я еще тут не был.
– Что ж, все равно это твой дом. Не надо задавать глупых вопросов в такую минуту.
Роб-Рой посмотрел на Сару.
– Что-то появляется в Питманго, что-то исчезает, но есть вещи, которые не меняются, – сказал Роб. – Как брат?
Сара указала на кровать, где под грудой одеял лежал Джемми.
– А доктора не надо вызвать? – спросил Роб.
– Все, что сделал бы Гаури, мы уже сами сделали, – сказала Мэгги, и Сара кивком головы подтвердила: да, мол; и тут уже Роб мог не сомневаться, что так оно и есть.
– Я, как узнал, сразу пришел. Хорошего виски не дают, когда расплатиться за него нечем.
– Сколько мы тебе обязаны? – опросила Мэгги.
Он посмотрел на мать также, как она посмотрела на него.
– Это же мой брат лежит тут, леди, – сказал Роб-Рой.
С плетенками, полными угля, вернулись Сэм и Эндрью и молча обменялись с Робом рукопожатием. Никаких объяснений не требовалось – они ведь встречались в шахте. Затем появился и Гиллон. Все мысли его, конечно, были о Джеме, но постепенно до него начало доходить и то, что ему предстояла встреча с лордом Файфом. Он постоял над сыном – погладить хотел его, но не решился, – послушал его тяжелое дыхание, затем подошел к столу и тут впервые увидел Роб-Роя.
– Я рад, что ты явился. Добро пожаловать к себе домой!
– Я рад, что я тут.
Они обменялись рукопожатием и обнялись. В дверях стояли соседские детишки. Дом Камеронов, еще недавно такой обособленный, за последние недели стал открытым для всех. Люди приходили и уходили, тогда как раньше их здесь видеть не желали, да и они сами не желали заходить.
– Я бы не пускал их сюда, – сказал Роб. – Отошлите их домой. Дети от четырех до восьми лет очень к этому восприимчивы.
– К чему? – спросила Мэгги.
Роб в изумлении уставился на нее.
– К дифтериту. Ведь у него же дифтерит, да?
От этого слова в доме все будто сковало холодом.
– А что такое дифтерит? – опросила Эмили, но ее вопрос остался без ответа.
– Почему ты так считаешь? – спросил Гиллон. Он разозлился на сына.
– Да по тому, как он выглядит и как дышит. Я видел таких больных там, внизу, в бараках. – Роб-Рой при этом шаркал ногой по полу, и голос его был едва слышен.
– Как только он начнет потеть, как только одеяла промокнут от пота, дело пойдет на выздоровление, – сказала Мэгги, появляясь из залы.
– Что такое диф… – начала было Эмили, но Сэм быстро зажал ей рот.
– Угу, главное – это пропотеть, – сказал Роб и поспешил переключить разговор на другое. – Послушай, – воскликнул он, хватая отца за руку и не представляя себе, какую он причиняет ему боль, – нет, больше я молчать об этом не могу. Я все болтаю и болтаю, а дело-то делаешь ты.
– Ох, ну кто бы на моем месте поступил иначе?
– Я хожу, обвязав шею красным платком, готовый лезть на баррикады, и без устали говорю о революции, а тут – господи! – тут стоит человек, который взял и на самом деле все перевернул.
Джем застонал.
– Роб! – попыталась утихомирить брата Сара, но он не слышал ее.
– Нет, об этом мало говорят. Ведь этот человек заставил лорда Файфа пригласить его в Брамби-Холл, чтобы потолковать о крахе капиталистического общества! – Он похлопал отца по спине, причинив ему почти такую же боль, как и тогда, когда пожимал руку. Джем снова застонал. – Помнишь, я сказал тебе, что хочу переменить имя, не желаю больше быть Камероном? Как я тогда себя назвал?
– (Безродным, – сказал Гиллон.
Роб на минуту озадаченно задумался, потом вспомнил.
– Угу, правилыно. Роб-Рой Безродный. Блестящая мысль, верно? Так вот теперь я не поменял бы фамилию Камерон ни на какую другую на свете. – Он так громоподобно выкрикнул «на свете», что Джемми впервые с начала болезни членораздельно произнес:
– Я люблю тебя, Роб, но ради бога заткнись.
После этого его усадили в подушки и с ложечки влили в него полгаллона крепкого чая с лимонным соком, глицерином и виски – чай был такой горячий, какой только можно проглотить. Днем Джемми начал потеть, как потел в середине смены, когда работал в низком забое с твердым углем. Он извергал из себя пот, он столько его выдал, что вязаные одеяла, казалось, дымились от него. Мэгги снова нагрела кусочки сала и положила ему на горло; его /кормили бурым сахарным песком, слегка разведенным водой, чтобы поддержать силы и чтобы он продолжал потеть, а Сара прикладывала к его пылающей голове холодные компрессы с гамамелисом, чтобы мозги у него не повредились от жара. Под вечер Джемми перестал потеть и к нему начал возвращаться голос. Его переодели в чистое белье, а одеяла выстирали, его же накрыли сухими. Самое страшное прошло – теперь можно было заняться тем, что предстояло Гиллону.
8
Вот ведь дело-то какое, – сказал Гиллон.
– Я же не знаю, как и обращаться к нему. Я даже не знаю, как его зовут. И что я ему говорить буду?
Они уставились на него. Никто ведь из них не собирался идти в Брамби-Холл, поэтому они не думали о том, как надо себя там вести.
– К примеру, надо мне пожать ему руку? Или поцеловать кольцо? Или расшаркаться? Что надо делать?
– Веди себя как человек. Пойдешь туда как человек и уйдешь как человек – все очень просто, – сказал кто-то. – Потому мы и выбрали тебя.
«Выбрали?» – подумал Эндрью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
С другого конца улицы явилась Сара.
– Он сильно простыл. Продуло его на пустоши. Надо, чтобы он пропотел, тогда все будет в порядке, – сказала ей мать.
– А что он делал на пустоши вчера ночью?
– Твой отец посылал его за чем-то, – сказала Мэгги. Она вышла из парадной двери, прошла мимо людей, которые собрались у нее на крыльце и теперь расступились перед нею. и направилась к колонке за водой. Вернувшись, она подошла к очагу и, наливая воду в чайник над очагом, сказала: – Это я послала его.
Сара понимала, что лучше ни о чем больше не спрашивать. Она уже успела обнаружить, что у терпения есть одно великое (Преимущество: не надо ни о чем опрашивать, не надо волноваться – рано или поздно все само узнается. Рано или поздно люди сами расскажут то, что тебе хотелось узнать. На Джемми надели вязаное белье и снова накрыли его одеялами.
– А что ты думаешь по поводу нашего отца и лорда Файфа?
– Я думаю, что шесть пустых кораблей весят больше, чем слова нашего отца, – сказала Мэгги. – А вот за это надо уже благодарить Джемми.
Сара ничего не поняла, но спрашивать не стала. Со временем все узнается.
В дверях появился Роб-Рой с бутылкой виски в руках.
– Можно мне войти?
Мать посмотрела на него так, как когда-то смотрела на некоторых учеников в школе.
– Конечно, можно. Это же твой дом.
– Я еще тут не был.
– Что ж, все равно это твой дом. Не надо задавать глупых вопросов в такую минуту.
Роб-Рой посмотрел на Сару.
– Что-то появляется в Питманго, что-то исчезает, но есть вещи, которые не меняются, – сказал Роб. – Как брат?
Сара указала на кровать, где под грудой одеял лежал Джемми.
– А доктора не надо вызвать? – спросил Роб.
– Все, что сделал бы Гаури, мы уже сами сделали, – сказала Мэгги, и Сара кивком головы подтвердила: да, мол; и тут уже Роб мог не сомневаться, что так оно и есть.
– Я, как узнал, сразу пришел. Хорошего виски не дают, когда расплатиться за него нечем.
– Сколько мы тебе обязаны? – опросила Мэгги.
Он посмотрел на мать также, как она посмотрела на него.
– Это же мой брат лежит тут, леди, – сказал Роб-Рой.
С плетенками, полными угля, вернулись Сэм и Эндрью и молча обменялись с Робом рукопожатием. Никаких объяснений не требовалось – они ведь встречались в шахте. Затем появился и Гиллон. Все мысли его, конечно, были о Джеме, но постепенно до него начало доходить и то, что ему предстояла встреча с лордом Файфом. Он постоял над сыном – погладить хотел его, но не решился, – послушал его тяжелое дыхание, затем подошел к столу и тут впервые увидел Роб-Роя.
– Я рад, что ты явился. Добро пожаловать к себе домой!
– Я рад, что я тут.
Они обменялись рукопожатием и обнялись. В дверях стояли соседские детишки. Дом Камеронов, еще недавно такой обособленный, за последние недели стал открытым для всех. Люди приходили и уходили, тогда как раньше их здесь видеть не желали, да и они сами не желали заходить.
– Я бы не пускал их сюда, – сказал Роб. – Отошлите их домой. Дети от четырех до восьми лет очень к этому восприимчивы.
– К чему? – спросила Мэгги.
Роб в изумлении уставился на нее.
– К дифтериту. Ведь у него же дифтерит, да?
От этого слова в доме все будто сковало холодом.
– А что такое дифтерит? – опросила Эмили, но ее вопрос остался без ответа.
– Почему ты так считаешь? – спросил Гиллон. Он разозлился на сына.
– Да по тому, как он выглядит и как дышит. Я видел таких больных там, внизу, в бараках. – Роб-Рой при этом шаркал ногой по полу, и голос его был едва слышен.
– Как только он начнет потеть, как только одеяла промокнут от пота, дело пойдет на выздоровление, – сказала Мэгги, появляясь из залы.
– Что такое диф… – начала было Эмили, но Сэм быстро зажал ей рот.
– Угу, главное – это пропотеть, – сказал Роб и поспешил переключить разговор на другое. – Послушай, – воскликнул он, хватая отца за руку и не представляя себе, какую он причиняет ему боль, – нет, больше я молчать об этом не могу. Я все болтаю и болтаю, а дело-то делаешь ты.
– Ох, ну кто бы на моем месте поступил иначе?
– Я хожу, обвязав шею красным платком, готовый лезть на баррикады, и без устали говорю о революции, а тут – господи! – тут стоит человек, который взял и на самом деле все перевернул.
Джем застонал.
– Роб! – попыталась утихомирить брата Сара, но он не слышал ее.
– Нет, об этом мало говорят. Ведь этот человек заставил лорда Файфа пригласить его в Брамби-Холл, чтобы потолковать о крахе капиталистического общества! – Он похлопал отца по спине, причинив ему почти такую же боль, как и тогда, когда пожимал руку. Джем снова застонал. – Помнишь, я сказал тебе, что хочу переменить имя, не желаю больше быть Камероном? Как я тогда себя назвал?
– (Безродным, – сказал Гиллон.
Роб на минуту озадаченно задумался, потом вспомнил.
– Угу, правилыно. Роб-Рой Безродный. Блестящая мысль, верно? Так вот теперь я не поменял бы фамилию Камерон ни на какую другую на свете. – Он так громоподобно выкрикнул «на свете», что Джемми впервые с начала болезни членораздельно произнес:
– Я люблю тебя, Роб, но ради бога заткнись.
После этого его усадили в подушки и с ложечки влили в него полгаллона крепкого чая с лимонным соком, глицерином и виски – чай был такой горячий, какой только можно проглотить. Днем Джемми начал потеть, как потел в середине смены, когда работал в низком забое с твердым углем. Он извергал из себя пот, он столько его выдал, что вязаные одеяла, казалось, дымились от него. Мэгги снова нагрела кусочки сала и положила ему на горло; его /кормили бурым сахарным песком, слегка разведенным водой, чтобы поддержать силы и чтобы он продолжал потеть, а Сара прикладывала к его пылающей голове холодные компрессы с гамамелисом, чтобы мозги у него не повредились от жара. Под вечер Джемми перестал потеть и к нему начал возвращаться голос. Его переодели в чистое белье, а одеяла выстирали, его же накрыли сухими. Самое страшное прошло – теперь можно было заняться тем, что предстояло Гиллону.
8
Вот ведь дело-то какое, – сказал Гиллон.
– Я же не знаю, как и обращаться к нему. Я даже не знаю, как его зовут. И что я ему говорить буду?
Они уставились на него. Никто ведь из них не собирался идти в Брамби-Холл, поэтому они не думали о том, как надо себя там вести.
– К примеру, надо мне пожать ему руку? Или поцеловать кольцо? Или расшаркаться? Что надо делать?
– Веди себя как человек. Пойдешь туда как человек и уйдешь как человек – все очень просто, – сказал кто-то. – Потому мы и выбрали тебя.
«Выбрали?» – подумал Эндрью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140