- Да, потерял ты волосики. Говорил я, не донесешь со своим характером их до свободы, - поводил пальцем перед лицом осужденного.
Дробница его будто не слышал, замкнулся, на нас - ноль внимания. Оглядел я его, и ничего к нему не возникло - ни жалости, ни злости, пусто. Шаболда...
- Ладно, - говорю, - признается, не будем стричь, под мою личную ответственность. Пусть посидит, подумает.
Старлей поглядел на меня непонимающе. Мог и возразить: общее правило предписывало в изолятор помещать только подстриженных. Промолчал.
Дробница воспринял это как должное, гордо отмолчался. Прапорщик повел Дробницу в ШИЗО, а я наконец-то поковылял домой, в двенадцать ночи. Все, Иваныч, за что боролся, на то и напоролся. Отдохнешь, когда сдохнешь...
ИЗОЛЯТОР. ДРОБНИЦА
Сука Мамочка, все просек, вычислил. И эти шавки-подпевалы ушки навострили...
Старые зэки говорят, что Зона уже не та... Блатные не держат масть... Теперь любой бык и вора может при всех заложить. И хоть бы что.
Ладно, отлежусь, на волю потолще выйду. Только вот подъем в изоляторе в пять утра - тоска. Зато отбой в девять, отстегивай "вертолет" и вперед кемарить.
Ну надо же словечко-то такое придумать - подстрекательство?! Вот их справедливость! Улик никаких, пожалуйста в изолятор! Видать, эта сволочь, Сычов, раскололся, сломал его Мамочка, ушлый, гад безрогий. Вот не сидится же дома хрычу, нарисовался... Теперь, мол, и тебя, Кляча, расколю. Ага, хрен ему.
А может, сознаться!.. Какая теперь разница... Нет, поглядим - кто кого...
ЗОНА. ОРЛОВ
Дробницу в Зоне окрестили не Принцем, Боксером, Зверем хитрым, Мотылем или, как меня, Интеллигентом, а унизительно - Кляча.
Обидно за кличку до злости. Но если взглянуть на него, образ точен: ребра наружу торчат, большие обвислые уши - вылитая старая лошадь-кляча, жизнью загнанная. Прилипла кличка, никуда не деться...
Злой как черт пришел в изолятор. В кутке уже дрыхли пара урок, на скрежет замка и лязг двери недовольно вскинулись, равнодушно оглядели его и опустили стриженые головы. Свернувшись калачиком, продолжили ловить сеансы в безрадостных снах.
Сплюнул, прыгнул на второй ярус нар, долго крутился, пока наконец не затих, уткнувшись носом в рельефную штукатурку, обметанную бисером раствора и окрашенную в противный серо-желтый цвет. Тошнотворная вонь спирала дыхание.
В параше недовольно урчала вода, и тусклый свет зарешеченной лампочки был мрачен, как в шахте, в которой предстоит ему "рубить" еще не одну смену подряд...
ИЗОЛЯТОР. ДРОБНИЦА-КЛЯЧА
Ну, чего ж тоска-то такая? И близкая свобода не радует, из-за базара Мамочки этого... Прав он в чем-то, гусь подстреленный. Мать извелась, уж и квартиру хочет поменять, чтобы от друганов отвадить. Да как это сделаешь, все равно найдут, в одном же городе шарашимся. А с другой стороны, одну жизнь живу. Хочу выпить - пью... Будто работяги с бетонного меньше квасят? Жена вот... все на квартиру виды строила, на хрена я ей, зэк... а потом вовсе пропала. В городе хоть бы осталась, дочку бы повидать. Да она уж меня не узнает, старого и лысого... Вот житуха перелетная...
А по-другому жить не умею... Кому-то попадется бабенка построже, держит мужика, он и рад, расползется киселем и на дачу ездит. А наш брат свободу любит, чего нам баба, мы хозяева своей жизни.
А потом на воле одна пахота - паши, паши... Отпахал я свое, мне к тридцатнику, а вот медицинская карта как... том Дюма. Пора на отдых, на зарплату небольшую, но без труда. Я свое Родине отдал. Жалко, что на войну не успел, вот там бы я показал, на что способна городская шпана. Нельзя ползти по жизни слизняком и каждого мента бояться, юлить перед властью продажной.
Вот руки бы отрезать рационализатору, кто додумался до такой пакости грубо мазать стенки цементным раствором... Нельзя писать ни карандашом, ни ручкой. Кровью даже не намалюешь о себе памятку - сидел такой-то, тогда-то...
Сдохнешь тут, и ничего после тебя не останется, даже имени.
ЗОНА. ОРЛОВ
Парафинить себя Клячей Дробница позволял только избранному кругу. Работал всегда спустя рукава, еле ворочаясь, казалось, вот сейчас упадет и не встанет. Хотя сварщиком был неплохим, когда не ныл.
А то вот сядет и заведет:
- Ну и на хрена я даром здесь буду надрываться? Дома на шабашке я за такую работу четвертак в день забашляю, а тут вкалывай, не вкалывай - все одно больше стольника в месяц не выгонишь.
Шабашка была его стихией. Он ждал ее, а когда урывал, весь отдавался работе, чтобы потом сладко помнить об этой шабашке. Приварит крыло на вольном "МАЗе" - пару пузырей водки... За нее можно было достать все, что угодно. Но жадный до выпивки Дробница всегда выпивал сам... и попадался, беззлобно сносил наказание, считая это естественным продолжением банкета.
Но... шабашка случалась все реже, все реже и водочка смачивала горло Клячи из-за бдительности контролеров. Он окончательно утерял интерес к работе, серой тенью бродил по Зоне, все больше горбатясь неразрешимым вопросом - как жить дальше? И уже вовсе походил на клячу худым торсом, сутулой спиной и опущенным носом под унылыми глазками.
В последнее время он стал строить дикие планы бежать в тайгу. Не отсюда, а по выходе на волю. Боялся он там надзора над собой легавых-ментов, но больше всего боялся себя - дурного по пьянке, почти невменяемого, способного взорваться по мелочи и натворить опять что-нибудь, и опять - Зона, и поиск ответа: почему меня?
Стырить что-нибудь - пожалуйста, уговаривал он себя. Только не зарываться, стырил - и на дно. Чтоб деньги оправдывали риск, а на мелкую сошку теперь не клевать - хватит, ученые, сопрешь на копейку, дадут - на цветной телевизор.
Две ходки, двенадцать лет пахоты на "контору" и "хозяина", отложили отпечаток и на здоровье - на производство он не пойдет, это точно, не нужны ему все эти райисполкомовские комиссии по трудоустройству. А на завод и не возьмут теперь - рецидивист, молодежь им испортит. Привыкший искать вину всегда на стороне, он и в подорванном здоровье своем винил "хозяина", в неудачах жизни же виновата была, по его мнению, "легавка", что не давала ему размахнуться, своровать по-крупному, - тогда бы уж он завязал. Стал бы нормальным человеком, не вором, играл бы в домино и ездил на море. Жил бы как все. Но - с капиталом. Не давали осуществиться этой мечте, а раз так - получи, фашист, гранату!
Мерно качался фонарь за окном, спала камера, спал изолятор, спала Зона, и только неумолкавшая квакушка противно и до тошноты знакомо квакала свою нескончаемую песню - "ква-а-а, ква-а-а". Это значит, что сигнализация под грозным названием "Канонада-сирена" на запретке работает, что все нормально, что заключенные на местах... Квакушка эта была чувствительной дамой - пролетит птица, перекрыв радиолуч, сразу мерзкое якающее устройство издавало свой истошный крик - словно скребли тупым ножом по напряженному зэковскому нерву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146