За что, дядь Вась? За то, что я в свои шестнадцать хоть жизнь увидела, а не вашу работу за гроши по попку в мазуте? Да я в таких кабаках на море была, что маме моей не снилось, таких мужиков имела... А вы - извиняйся... За что? За то, что, слушай я их, ничего этого никогда бы в жизни не узнала? Ага, извиняюсь, дорогие родители, завтра пойду с батей шпалы таскать да котлету столовскую жевать. Дядь Вась, ты лобио по-аджарски ел когда-нибудь, а? - спрашивает.
- В лоб бы тебе дать, Райка... лобио... - говорю я ей, - да нельзя. Ремнем уже поздно бить, а что с тобой делать, не знаю... На месте отца - вломил бы...
- А ничего ты со мной не сделаешь, дядь Вась, пионерский галстук не завяжешь, я уже столько мужиков видела... если меня ихними... утыкать - на ежа буду похожа...
Я аж дара речи лишился...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Не доходя еще до вахты, Медведев увидел через распахнутые ворота Зоны, как панелевоз осел задним колесом в узкую смотровую яму контрольной службы. Возле него хлопотали цыган Грачев и Серега-водитель - подложили доску, поставили домкрат. И пока он дошел, "МАЗ" взвыл и преодолел провал. Грачев оттащил смятую доску в сторону и подошел к майору, униженно заскорбев взглядом:
- Гражданин майор, а как насчет представления о досрочном освобождении? Попаду в список?
Мамочка улыбнулся такому доброму тону еще вчера полублатного Грачева, что в иерархии отрицаловки шел по разряду "порчаков" - малюсенький вор, уже не фраер, но и не блатной - так, серединка на половинку. И вот уже от "порчака" он стремительно приблизился к активисту. А ведь недавно разговаривал только вызывающе-дерзко...
- Знаешь же, что комиссия только раз в полгода, - усмешливо говорит Мамочка. - Что ж, ради тебя по новой ее назначать? В мае вот и попадешь... в список. Ты теперь активист, замечаний нет?
- Никак нет! - вытягивается во фрунт, ну прямо солдат отдельного цыганского драгунского полка, куда там. - Говорят, кто на химию пойдет сейчас, под Стерлитамак направят, - вновь просительно начинает. - А я оттуда родом...
- А забрали откуда?
- Забрали? Из Архангельска забрали. Там табор стоял. Жена. Была.
- Ничего, будет, ты вот какой парень, - ободрил его Мамочка. - Сличенко. "Спрячь за высоким забором девчонку..." - тихо пропел он, подмигнув оторопевшему цыгану, - придется потерпеть. Надо было раньше думать про актив. Как пришел в Зону. Все под блатного косил...
Цыган развел руками:
- Не учел всего, гражданин майор...
- Не учел... - передразнил Мамочка. - А ты чего небритый? - вгляделся в темное лицо перевоспитавшегося. - Опять траур? На воле последнего коня украли? - опять удачно пошутил майор, и цыган расплылся в улыбке. - Или усы отпускаешь?
- Национальная гордость... - несмело пожал плечами Грачев.
- Это только к кавказцам относится, - перебил его майор.
- А цыгане? - обиженно развел руками Грачев. - Вы видели хоть одного цыгана без усов, гражданин майор?
- Сбрить! Насчет вас распоряжения не было.
- Нас вообще никто не любит... - серьезно-зло бросил Грачев. Дискриминация!
- Ладно... репрессированных из себя строить...
- А что? Гитлер бил, свои - тоже...
- Убьешь вас... - беззлобно покачал головой майор. - Давай сбривай, активист... - показал на усы.
И поспешил дальше, а Грачев остался - маленький, тщедушный, сгорбатившийся от холода, никак не похожий на грозного убийцу, каким он проходил по решению суда. Просунув руки в рукава телогрейки, елозил ими там, словно одолевал его зуд несусветный.
Просто на свободу хотелось вольному человеку, до чесотки хотелось...
ЗОНА. ГРАЧЕВ
Все зудилось по воле... Двенадцать лет мне дали - это не шутка... еще три осталось. Говорят, что они-то самые тяжкие...
А получилось все в горячке, как раз свежевал барана, ну и выскочил со двора с ножом окровавленным... да и омыл его невинной человеческой кровушкой, как потом оказалось. Всадил нож в спину молоденькому цыганенку, которого приревновал к своей Земфире. Неожиданно мои, из табора, не стали делать самосуд, а отдали меня в руки закона. А сколь я их просил - сами накажите...
Ну, и пошел гулять по тюрьмам убийца Грачев, а цыганка моя молодая - по рукам, только юбки цветастые шуршат...
Хрен тебе, начальничек, я же артист и под законы подстроюсь. Я свою досрочную волю получу, а потом пошлю всех перед уходом... Как Филин отмочил. Он хоть и сам сука порядочная, нажаловался на меня оперу, и тот весь мои "табор" на десять суток в ПКТ засадил... но вот последний его поступок... Сдать Волкова-гада - это по-нашему.
А мне сейчас что? У меня тут трое молодых цыганят шестерят, я у них барон, руковожу своим маленьким коммерческим народом. Течет с воли ручеек: сигареты, анаша, чай, спиртик, денежки цыганского общака... Выйду - коню своему коронки золотые на весь рот вставлю... Хитро шустрят цыганята, толк будет на воле... Защищаю их, как могу, пользуя начальничков, я ж теперь... "активист".
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
И было воскресенье, и Володька потащил Батю в кино. Квазимода пошел неохотно, стояла в душе благодать, и так боязно было ее разрушить, что почти не разговаривал, старался не встревать ни во что, молчал, неся свою сокровенную тайну о новой жизни.
Он понимал, что все это - Надя, ее существование, данная ею надежда. Надежда... Надежда Косатушкина...
Надеждина надежда...
Катал он теперь на разные лады имя ее и все с нею связанное и тихонько умилялся...
Вот и сейчас, сидя в битком набитом зале, провонявшем табачищем и тяжелым мужским потом, Иван пытался сопоставить судьбы героев фильма не только со своей, но с их будущей судьбой - себя и Надежды...
Аж дух от мыслей таких захватывало...
Началась тут на экране интимная сцена у реки, и впереди сидящий молодой хмырь со смешком подсказал робкому герою на экране:
- Да че ты, пацан, зажми ее покрепче!
- У-у.. бикса, на лоха напоролась! - поддержал его кто-то.
И понеслось.
Зажегся вдруг свет, вышел в проход дежурный офицер и, почему-то обращаясь к Воронцову, видимо, узря в нем главный здесь авторитет, грозно спросил:
- Кто кричал?
И тут Батя встал и, решительно оглядев зал, посмотрев в сторону крикунов, бросил зло:
- А ну, вставай, горлопаны! В изоляторе поулюлюкаете... Ни себе, ни людям не даете посмотреть!
Поднялись трое молодых, с недоумением и зло глядя на Кваза.
- За мной! - скомандовал довольно офицер.
А Батя уселся как ни в чем не бывало. И погас свет, и продолжился фильм, но уже в полной тишине.
Только Кочетков шепнул кому-то за Батиной спиной:
- А красотка Квазу хвостом крутанула, вишь, как взбесился...
Батя услышал, но сдержался.
Парней увели, а вокруг Кваза с этого момента будто очертили круг, никто, кроме Володьки, не подходил к нему. Оставили одного на льдине. И он очень этим был доволен.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Ранним туманным и сырым утром почтово-багажный поезд остановил свой бег у перрона в кандальном лязге буферов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146