А ещё подключился аппарат разведки.
Несколько дней Государев провел в портовых кабаках и забегаловках, изучая посетителей. Тоже работа. Шайдуров должен был сидеть за одним из столиков. Оставалось выяснить, за каким именно. И вот наконец поступает информация, что человек, по приметам похожий на Шайдурова, находится в кафе на туристической базе "Монтажник". Сидит и с кем-то разговаривает.
Всё. Тушите свет, включайте музыку. Государев входит в кафе в черных очках и легкомысленных джинсах, проходит мимо столика, за которым сидит Шайдуров. Еще раз проходит. Он.
А задерживать его сейчас нельзя, пусть с приятелем расстанутся. Проходит полчаса, Шайдуров встает и направляется к домику, в котором живет на турбазе. Спустя мгновение снова выходит. Жует хурму. Они с Государевым сталкиваются, что называется, лоб в лоб.
- Здравствуй, Игорь, - сказал ему Государев. - Привет тебе от старых друзей. Я к тебе по делу.
Шайдуров протягивает ему хурму.
- Хочешь?
Нет, хурму Государев съест потом. Сейчас ему нужно знать, где скрипки. Целы они? Все остальное пустяки.
Государев сказал, что скрипки нужны его подельнику, а то следствие вошло в фазу большого напряжения. За этот разговор ему обещали заплатить, вот поэтому он здесь. Шайдуров ответил, что может привезти скрипки только часа через три-четыре. Значит, целы, но за ними нужно ехать. Всё, пора.
Как бы на прощание Государев взял Шайдурова под руку, прижал к себе и сказал:
- Извини, я из уголовного розыска.
Шайдуров дернулся так, как будто в руке Государева было напряжение 220 вольт. Шайдурова с трудом затолкали в машину. Он сопротивлялся, как бешеный.
Именно в этот вечер Государев понял, что в Сочи действительно темные ночи. Подъехали к какому-то деревенскому дому в нескольких метрах от границы с Абхазией. И название у деревни подходящее - Веселое. Темно, как у негра в кармане. А тут ещё злая собака, выходит хозяйка, потом - хозяин. И наконец появляется сумка. Хозяин, передавая её Государеву, строго сказал: "Аккуратней! Там что-то хрупкое!"
Моросил дождь. Позже Государев скажет: я эту сумку держал, как двухнедельного младенца.
* * *
Если когда-нибудь я напишу мемуары, там будет и такая история. 30 сентября 1997 года. Я давно сижу в кабинете начальника МУРа В. Голованова. Два часа назад из аэропорта выехала машина, в которой едут Государев, Страдивари и Штайнер. Почему их так долго нет? Начальник МУРа то и дело смотрит в окно. Ну наконец-то, приехали.
И вот открывается дверь и входит начальник 9-го отдела В. Сорокин, а за ним - человек, которого я не знаю, но вижу, что он светится. Это и был Государев. Вот он открывает сумку, достает сверток, укутанный в детское одеяло и старые газеты. И, наконец, вот они, золотые львы Страдивари. Видимо, такое бывает раз в жизни. Я мысленно говорю Государеву, что это счастливый день. Что вся бешеная, очень трудная и никому не заметная работа уже позади, а то, что он сейчас держит в руках, похоже на звезду, которая чуть не упала. Это он не дал ей упасть.
ГЛАВА IV
Другие люди
А мы с вами никогда не умрем
Звоню в редакцию. К телефону подходит Холодов.
Я говорю: "Дима, умерла моя мама. Пожалуйста, передай..."
Он молчит, как будто не слышит. Потом произносит:
- А мы с вами, Ольга Олеговна, никогда не умрем. Значит, кто-то всегда будет помнить о наших родителях.
Четыре дня спустя я возвращаюсь с кладбища. Ноги не идут, нужно останавливать машину. Останавливаю. В машине тепло, даже уютно, водитель жует какой-то аппетитный кекс. И совпадение: в машине включено радио, и я сажусь на переднее сиденье под звуки песни, которую так любила моя мама:
Мари не может стряпать и стирать,
Зато умеет петь и танцевать...
Передают концерт по заявкам. И вдруг концерт прерывается, и ведущий говорит: только что нам сообщили о том, что убит Дмитрий Холодов, корреспондент "Московского комсомольца". Я говорю водителю: откройте, пожалуйста, мою сумку. Он смешно всплескивает руками: а чего сама, мол, не открываешь, опять пьяная дама попалась. Я продолжаю твердить свое про сумку. Он открывает, я показываю на удостоверение. Достает с опаской, открывает - и потом говорит: я понял, куда ехать. И привез в редакцию.
В наш коридор, по которому Дима нес свою смерть, я вошла два часа спустя. Все, кто шел навстречу, плакали. На вопросы никто не отвечал - не могли говорить.
Что случилось, я узнала от Леши Фомина, лицо которого было совершенно белым. Леша очень благожелательный, добрый и неагрессивный человек. То, что именно его видел Дима в последние минуты жизни, то, что именно он держал Диму на руках и старался дать ему последнее утешение, должно быть, неспроста.
Я долго старалась отыскать слово или образ, который дал бы мне исчерпывающее ощущение Димы. Есть люди, похожие на фанеру, есть люди, похожие на птиц, растения, музыкальные инструменты, - создатель заботится о том, чтобы каждый из нас носил при себе ключ от главного тайника и чтобы ключ этот висел на видном месте. Димин ключ мне в руки не давался. Его прекрасная улыбка золотистым облаком охватывает все реалии, все черты и черточки - нет, ключа не было. Слово "святой" для меня не Димино слово. Это про небожителей. А на земле жить труднее, чем на небе.
Наверное, многим из нас знакомо это чувство последних дней - мысли о нем, о его жизни и смерти проникали во все другие мысли. Вот я ходила и искала ключ. Должно быть, я надеялась, что, когда найду, наступит облегчение. Знала, что не наступит, но все же - не знала. И вдруг иду по Зарядью, смотрю себе под ноги и вижу лужицу. Не грязную городскую лужу, а весеннюю пригоршню воды, да, вот точно именно то, что называют вешней водой. И в этом ярком и чистом стеклышке - маленькая белая церковка. Сколь раз я мимо этой церковки ходила, не видела, что она такая. И вот её отражение не дрожит нисколько в этом весеннем зеркальце. Как редко-редко, да случается с храмом Покрова на Нерли. Он ведь стоит над водой, на берегу озера, и редко когда вода эта бывает совершенно недвижной. То ли сказками про водяных да про Аленушку навеяно, то ли правда время от времени мелькает в чистой водице будто чей-то светлый чубчик, не то улыбка чья-то. И я вдруг поняла про Диму: он был обезоруживающе чистым человеком.
Именно не сам был от этого беззащитным, а тебя делал таким - то есть оставлял без всякого оружия. И нападения, и защиты, равно не нужных.
Димка родился в Сергиевом Посаде, это был его любимый город. Его бабушка жила в деревянном домике, из окон которого была видна колокольня лавры и монастырь Черниговской Божией Матери. Рождение в этом городе он воспринимал как значительное событие в своей жизни и настаивал на нем. В паспорте местом рождения записан Климовск. Это результат чиновничьего вмешательства в тайны нашего бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Несколько дней Государев провел в портовых кабаках и забегаловках, изучая посетителей. Тоже работа. Шайдуров должен был сидеть за одним из столиков. Оставалось выяснить, за каким именно. И вот наконец поступает информация, что человек, по приметам похожий на Шайдурова, находится в кафе на туристической базе "Монтажник". Сидит и с кем-то разговаривает.
Всё. Тушите свет, включайте музыку. Государев входит в кафе в черных очках и легкомысленных джинсах, проходит мимо столика, за которым сидит Шайдуров. Еще раз проходит. Он.
А задерживать его сейчас нельзя, пусть с приятелем расстанутся. Проходит полчаса, Шайдуров встает и направляется к домику, в котором живет на турбазе. Спустя мгновение снова выходит. Жует хурму. Они с Государевым сталкиваются, что называется, лоб в лоб.
- Здравствуй, Игорь, - сказал ему Государев. - Привет тебе от старых друзей. Я к тебе по делу.
Шайдуров протягивает ему хурму.
- Хочешь?
Нет, хурму Государев съест потом. Сейчас ему нужно знать, где скрипки. Целы они? Все остальное пустяки.
Государев сказал, что скрипки нужны его подельнику, а то следствие вошло в фазу большого напряжения. За этот разговор ему обещали заплатить, вот поэтому он здесь. Шайдуров ответил, что может привезти скрипки только часа через три-четыре. Значит, целы, но за ними нужно ехать. Всё, пора.
Как бы на прощание Государев взял Шайдурова под руку, прижал к себе и сказал:
- Извини, я из уголовного розыска.
Шайдуров дернулся так, как будто в руке Государева было напряжение 220 вольт. Шайдурова с трудом затолкали в машину. Он сопротивлялся, как бешеный.
Именно в этот вечер Государев понял, что в Сочи действительно темные ночи. Подъехали к какому-то деревенскому дому в нескольких метрах от границы с Абхазией. И название у деревни подходящее - Веселое. Темно, как у негра в кармане. А тут ещё злая собака, выходит хозяйка, потом - хозяин. И наконец появляется сумка. Хозяин, передавая её Государеву, строго сказал: "Аккуратней! Там что-то хрупкое!"
Моросил дождь. Позже Государев скажет: я эту сумку держал, как двухнедельного младенца.
* * *
Если когда-нибудь я напишу мемуары, там будет и такая история. 30 сентября 1997 года. Я давно сижу в кабинете начальника МУРа В. Голованова. Два часа назад из аэропорта выехала машина, в которой едут Государев, Страдивари и Штайнер. Почему их так долго нет? Начальник МУРа то и дело смотрит в окно. Ну наконец-то, приехали.
И вот открывается дверь и входит начальник 9-го отдела В. Сорокин, а за ним - человек, которого я не знаю, но вижу, что он светится. Это и был Государев. Вот он открывает сумку, достает сверток, укутанный в детское одеяло и старые газеты. И, наконец, вот они, золотые львы Страдивари. Видимо, такое бывает раз в жизни. Я мысленно говорю Государеву, что это счастливый день. Что вся бешеная, очень трудная и никому не заметная работа уже позади, а то, что он сейчас держит в руках, похоже на звезду, которая чуть не упала. Это он не дал ей упасть.
ГЛАВА IV
Другие люди
А мы с вами никогда не умрем
Звоню в редакцию. К телефону подходит Холодов.
Я говорю: "Дима, умерла моя мама. Пожалуйста, передай..."
Он молчит, как будто не слышит. Потом произносит:
- А мы с вами, Ольга Олеговна, никогда не умрем. Значит, кто-то всегда будет помнить о наших родителях.
Четыре дня спустя я возвращаюсь с кладбища. Ноги не идут, нужно останавливать машину. Останавливаю. В машине тепло, даже уютно, водитель жует какой-то аппетитный кекс. И совпадение: в машине включено радио, и я сажусь на переднее сиденье под звуки песни, которую так любила моя мама:
Мари не может стряпать и стирать,
Зато умеет петь и танцевать...
Передают концерт по заявкам. И вдруг концерт прерывается, и ведущий говорит: только что нам сообщили о том, что убит Дмитрий Холодов, корреспондент "Московского комсомольца". Я говорю водителю: откройте, пожалуйста, мою сумку. Он смешно всплескивает руками: а чего сама, мол, не открываешь, опять пьяная дама попалась. Я продолжаю твердить свое про сумку. Он открывает, я показываю на удостоверение. Достает с опаской, открывает - и потом говорит: я понял, куда ехать. И привез в редакцию.
В наш коридор, по которому Дима нес свою смерть, я вошла два часа спустя. Все, кто шел навстречу, плакали. На вопросы никто не отвечал - не могли говорить.
Что случилось, я узнала от Леши Фомина, лицо которого было совершенно белым. Леша очень благожелательный, добрый и неагрессивный человек. То, что именно его видел Дима в последние минуты жизни, то, что именно он держал Диму на руках и старался дать ему последнее утешение, должно быть, неспроста.
Я долго старалась отыскать слово или образ, который дал бы мне исчерпывающее ощущение Димы. Есть люди, похожие на фанеру, есть люди, похожие на птиц, растения, музыкальные инструменты, - создатель заботится о том, чтобы каждый из нас носил при себе ключ от главного тайника и чтобы ключ этот висел на видном месте. Димин ключ мне в руки не давался. Его прекрасная улыбка золотистым облаком охватывает все реалии, все черты и черточки - нет, ключа не было. Слово "святой" для меня не Димино слово. Это про небожителей. А на земле жить труднее, чем на небе.
Наверное, многим из нас знакомо это чувство последних дней - мысли о нем, о его жизни и смерти проникали во все другие мысли. Вот я ходила и искала ключ. Должно быть, я надеялась, что, когда найду, наступит облегчение. Знала, что не наступит, но все же - не знала. И вдруг иду по Зарядью, смотрю себе под ноги и вижу лужицу. Не грязную городскую лужу, а весеннюю пригоршню воды, да, вот точно именно то, что называют вешней водой. И в этом ярком и чистом стеклышке - маленькая белая церковка. Сколь раз я мимо этой церковки ходила, не видела, что она такая. И вот её отражение не дрожит нисколько в этом весеннем зеркальце. Как редко-редко, да случается с храмом Покрова на Нерли. Он ведь стоит над водой, на берегу озера, и редко когда вода эта бывает совершенно недвижной. То ли сказками про водяных да про Аленушку навеяно, то ли правда время от времени мелькает в чистой водице будто чей-то светлый чубчик, не то улыбка чья-то. И я вдруг поняла про Диму: он был обезоруживающе чистым человеком.
Именно не сам был от этого беззащитным, а тебя делал таким - то есть оставлял без всякого оружия. И нападения, и защиты, равно не нужных.
Димка родился в Сергиевом Посаде, это был его любимый город. Его бабушка жила в деревянном домике, из окон которого была видна колокольня лавры и монастырь Черниговской Божией Матери. Рождение в этом городе он воспринимал как значительное событие в своей жизни и настаивал на нем. В паспорте местом рождения записан Климовск. Это результат чиновничьего вмешательства в тайны нашего бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154