Мариса притаилась, как ей и было велено, – отчасти от неожиданности, отчасти потому, что узнала двоих из группы джентльменов, спускавшихся по лестнице и беседовавших между собой. Все в этот час обходились без масок. Бретонец Жорж Кайятт с трудом сдерживал нетерпение и тревогу. Он оживленно говорил, от волнения проглатывая слова; Мариса уловила фамилии Моро и Перье – доверенных генералов из окружения Наполеона.
– У вас нет сомнений насчет корабля? – Бретонец задержался, оглядываясь на своего спутника. Доминик, мрачный, но более уравновешенный, чем остальные, кивнул. – В противном случае, господа, я бы здесь не оказался. Если мы хотим воспользоваться вечерним приливом, нам нельзя медлить.
– Нас проводит наш друг Дюран. Вы уверены, что не хотите плыть с нами, Морис?
Прежде Мариса не замечала в компании шевалье, теперь же убедилась в его присутствии.
– Пока что нет. Впрочем, кто знает? Во всяком случае, душой я с вами, и это вам хорошо известно. Я доеду с вами до берега…
Они скрылись из виду. Где-то открылась и снова захлопнулась дверь. Занавес на стене был задвинут. Мариса оглянулась на мадам де л’Эгль, которая наблюдала за ней с загадочным выражением на гладком бесстрастном лице.
– Итак, теперь у вас не осталось сомнений. Полагаю, ваш выбор мудр. С виду вы копия вашей матушки, но на самом деле не так романтичны и не столь оторваны от жизни, как она.
Марисе казалось, что она вязнет в трясине. Она широко распахнула глаза.
– Моя матушка?..
– Ах да, я все время забываю, что вы были в то время ребенком! Я знавала ее. Мы дружили, но она стала любовницей моего мужа. В конце концов они оба отважно легли под нож гильотины – так мне, во всяком случае, рассказывали. Мне повезло больше: к тому времени я сумела скрыться.
Лицо без возраста ненадолго изменило выражение, и Мариса отшатнулась, прочтя на нем жгучую ненависть и беспощадность. Невольно она прошептала:
– Так это вы натравили их на меня? Из-за матери?
Мадам де л’Эгль пристально смотрела на нее. Потом она засмеялась, и вокруг ее глаз впервые собрались морщинки.
– Вы превосходите свою мать умом, однако, полагаю, столь же легкомысленны, как она. Родись она в другом окружении, ей не миновать бы участи шлюхи. То же самое произошло бы и с вами. Но тогда этот выскочка-корсиканец, помыкающий Францией, как собственной вотчиной, не заметил бы вас. Вы считали, что никто ничего не знает? Да! Не правда ли, как оригинально – натравить на вас вашего собственного мужа! Вам следует испытывать ко мне благодарность: вы легко отделались. Окажись на его месте… другой, вы бы здесь сейчас передо мной не стояли. Полагаю, в вас достаточно здравого смысла вашего отца, чтобы вести себя благоразумно. Недаром вы здесь! Это в ваших же интересах! Если у вас есть голова на плечах, вы сейчас же уберетесь – вам понятно? Вы закинули крючок на слишком большую для вас глубину, девочка моя. И вы еще легко отделались. Бегите как можно дальше, и только там вы окажетесь в безопасности.
Мариса пятилась от нее помимо собственной воли, напуганная ее бесстрастным тоном и ядовитыми словами, отравлявшими сам воздух гостиной. Внезапно дверь распахнулась. Она с облегчением увидела Филипа и бросилась к нему. Позади нее раздался хриплый смех и слова:
– Заберите ее с собой, сударь. По-моему, она ни на что не годится.
Ей казалось, что свершилось чудо: она снова оказалась на солнце, Филип обнимал ее и шептал на ухо, что ей больше нечего бояться, что отныне он станет о ней заботиться. Совсем скоро придет конец этой страшной неразберихе.
– Но она… Ты не представляешь, чего она только не наговорила. Она такого…
– Тсс, любимая! Все это не имеет значения. Она полубезумная фанатичка, ненавидящая всех и вся. Забудь о ней! Теперь, когда ты пришла ко мне по собственной воле, мы сможем быть вместе, и пусть остальные идут ко всем чертям! Мы уедем на время в Вест-Индию и переждем в тиши, сколько понадобится. После этого мы возвратимся в Англию, и ты станешь моей женой.
Ее прежний задор, смешанный с негодованием, был теперь побежден страхом. Мариса не стала спорить и не возражала, когда Филип высадил ее на Гросвенор-сквер, пообещав вернуться за ней не позднее чем через час.
Ей было достаточно уверенности, что дома она не столкнется с Домиником. Она постаралась прогнать из головы все тревоги. Как выяснилось, данные ею ранее приказания были выполнены, вещи собраны.
Оставалось только исполнить долг. Она без всяких опасений села и написала письмо графу ди Чиаро, в котором изложила все, что запомнила. Кучер был крайне удивлен, но, получив хорошую мзду, пообещал передать запечатанное письмо лично в руки графу.
Теперь ей предстояло всего лишь дождаться Филипа и обещанной им свободы.
Глава 30
– Мы едем в Корнуолл, – заявил Филип с уверенностью, противоречившей его мягкой натуре. Видя вопросительный взгляд Марисы, он сжал ей руку. – Мне надо повидаться с дядей, дорогая. Он хочет увидеть тебя, то есть нас с тобой, вместе. Ему принадлежит большое имение на Ямайке, которое он собирается нам передать, – ты представляешь, что это значит? Несколько лет за океаном, зато роскошная жизнь среди принадлежащих тебе рабов! Потом наступит долгожданная свобода, мы поженимся и возвратимся в Англию как муж и жена. Для местных плантаторов мы уже будем женаты. Как видишь, тебе совершенно не о чем тревожиться. Я позабочусь о тебе и все сделаю для твоего счастья. Клянусь, так и будет!
Приняв решение бежать с Филипом, она жила как в тумане. Наконец-то свобода от страха и интриг, от тени загадочного Убийцы, даже от графа ди Чиаро! Но обретет ли она долгожданную свободу? Как поступит Доминик, вернувшись из своей таинственной поездки на побережье и узнав о ее бегстве?
Филип ликовал и нисколько не заботился о последствиях. До Корнуолла они добрались с почти головокружительной скоростью, лишь несколько раз остановившись для смены лошадей и проведя всего одну ночь в придорожной гостинице. Там он снял для нее отдельную комнату, заявив, что с ее горничной произошел по пути несчастный случай. Ее он назвал виконтессой Стэнбери, себя – ее кузеном. Они совершали поездку в украшенной гербом карете, с вооруженным верховым эскортом; ни владелец гостиницы, ни его жена не посмели возразить и отправили свою дочь наверх, поручив ей исполнять при виконтессе роль горничной.
Мариса спала беспокойно, несмотря на смертельную усталость и полное изнеможение после неимоверного душевного и телесного напряжения последних суток. Рано поутру они снова пустились в дорогу. Филип сидел рядом, с трудом сдерживая волнение. Ей о многом хотелось его расспросить, однако она не сделала этого. Он тоже предпочитал молчать, занятый собственными мыслями, и лишь изредка интересовался, удобно ли ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164