— Кто здесь с вами?
— Никого. Это я так, чтоб испугались. Я — одна.
— А где Горич? Где все?
Оказалось, что санитарная машина задержалась, так как Горича позвали оказать помощь командиру танкистов. Вместе с Юрой ушёл санитар. Людмила и шофёр ждали долго, потом поехали к мосту, но дорога была забита машинами, и шофёр решил объехать пробку переулками. Внезапно началась стрельба. Несколько пуль попало в машину. Когда взорвали мост, шофёр бросился бежать, а Людмила осталась. У неё не было никакого оружия, кроме ампутационного ножа. Этот длинный хромированный нож и сейчас торчал за голенищем брезентового сапожка.
Первое время Людмила не очень боялась, но когда по соседней улице прошли немецкие танки, она растерялась, схватила что попало из медикаментов и побежала в переулок. На её глазах фашисты закололи широкими штыками шофёра санитарной машины, который пытался спрятаться в газетном киоске. Людмила не могла двинуться с места. Окаменев, она стояла под аркой ворот. Какая-то женщина отвела девушку к себе домой, а когда стемнело, её спрятали на этом чердаке.
Свою гимнастёрку Людмила зарыла в сене. Она не сообразила, что бриджи и сапоги тоже доказывают её принадлежность к армии.
— Все ясно, — сказал Земсков, выслушав короткий рассказ.
Густой запах свежего сена наполнял узкое пространство между потолком и толевой крышей. Еле слышно доносились далёкие выстрелы. Сидоркина вошла в сарай и зашептала, задрав голову кверху:
— Сидите там. На улице полно немцев. Утром вам принесут поесть.
— Спасибо, товарищ, — ответил Земсков, — большое вам спасибо! Утром нас уже не будет.
Женщина ушла, а они уселись на сене у слухового окна, из которого видны были тёмные сады и огни пожаров. Людмила все ещё дрожала. Земсков обнял её одной рукой за плечи:
— Ну, чего дрожишь, глупая? Я всегда думал — ты храбрая. А на самом деле — трусишка.
— Я — не трусишка. С тобой я ничего не боюсь. Людей жалко…
Больше никто из них не говорил ни слова. Так сидели они у слухового окна, следя за бликами пожаров на чёрных кронах деревьев, прислушиваясь к неясным шумам этой душной, тревожной ночи.
Людмила уснула. Она дышала ровно и глубоко. Земсков ощущал каждый её вздох под тонкой тканью полосатой тельняшки. Закинутая голова девушки лежала на его плече.
Постепенно затих шум моторов. Выстрелы глухо доносились издалека. Вероятно, немецкое наступление передвинулось за реку Белую. Пришло время отправляться в путь.
Земскову жалко было будить Людмилу. Лицо спящей девушки показалось ему не просто красивым — это он замечал и раньше, — а каким-то очень родным, словно он знал её много лет. Он осторожно провёл рукой по густым, жёстким от пыли волосам. Людмила открыла глаза.
— Надо идти? — она быстро встала, вытащила из-под вороха сена свою измятую гимнастёрку.
Земсков высунулся через окошечко. Все спокойно. Ветер несёт облака. Луна то зарывается в них, то снова обнажается изогнутым серебристым мечом. Ни одно окошко не светится. Ни звука шагов, ни человеческого голоса.
— Пошли, Людмила.
Она не двигалась с места.
— Боишься?
— Скажи, Андрей, мы можем не дойти? Правда?
— Все может быть.
— У меня к тебе просьба…
— Какая? — он положил по гранате в карманы гражданских брюк, вынул пистолет, проверил его. — Какая просьба?
— Поцелуй меня.
В полутьме её лицо казалось неясным светлым пятном. Только глаза, ещё большие, чем обычно, отражали отблеск далёкого огня, и чуть заметно белели зубы между полуоткрытых губ.
Земсков обнял Людмилу. Она почувствовала между лопатками холодок пистолета, который он держал в руке, прижалась всем телом к Земскову и сама поцеловала его:
— Теперь пойдём!
4. КУРДЖИПС
Они благополучно дошли до реки, не встретив ни одного человека. От воды веяло сырой прохладой. Как ни в чем не бывало квакали лягушки. На том берегу из-за леса взлетали ракеты. Земсков шёл неслышным скользящим шагом. Людмила легко поспевала за ним. Узенькая дорожка свернула в камыши. Земсков, не раздумывая, вошёл в плотный строй шумящих стеблей. Другого пути вдоль берега не было, и он уверенно продвигался по еле заметной тропке.
Под ногами захлюпала вода. Внезапно Земсков остановился, схватив Людмилу за руку. В тихом хоре камышей ему послышался какой-то посторонний звук, но даже сейчас прикосновение к её горячей руке было чем-то очень значительным и хорошим. Несколько секунд они простояли, держась за руки. Бархатные щёточки колыхались над их головами. Наконец Земсков отпустил руку Людмилы и, сделав ей знак стоять на месте, двинулся вперёд. Справа заблестела маслянистая чёрная вода. Камыши отступили, открывая крохотную бухточку. На противоположной её стороне из камыша высунулась голова в бескозырке.
— Валерка!
— Есть, товарищ старший лейтенант!
Косотруб повёл Земскова и Людмилу вдоль берега. Он успел уже здесь осмотреться и даже обнаружил рыбачий челнок, который предусмотрительно отвёл подальше. Челнок рассчитан был на одного человека, от силы — на двоих.
— Ничего, поместимся! — успокаивал Косотруб. — Везёт мне — второй линкор заимел. Этот ещё лучше того донского ящика!
Весла не было, но Косотруб раздобыл где-то доску. Когда челнок глубоко осел под тяжестью троих человек, Валерка сам себе скомандовал:
— На воду!
Переезд на другой берег занял не более десяти минут. Челнок ткнулся плоским днищем в песок. Недалеко от берега, подымающегося круто в гору, темнел лес. Земсков повёл своих спутников напрямик между деревьями, по компасу. По его расчёту к утру они должны были выйти на магистральное шоссе в районе станицы Апшеронской.. Редкая стрельба доносилась с северо-востока. Это давало Земскову надежду достичь Апшеронской раньше немцев. Ночью они обычно не наступали.
Идти становилось все труднее. Земсков скинул с себя гражданскую одежду, мысленно ещё раз поблагодарив Дорохова. Стало немного легче. «Как же трудно, должно быть, Людмиле!» — думал он. Девушка не жаловалась. Она молча шла между Земсковым и Косотрубом. Дорогу преградил не широкий, но быстрый поток, шумящий по камням. Валерка попробовал палкой глубину.
— Можно перейти. Здесь не больше метра.
Он первым перебрался на другой берег. Земсков без труда поднял Людмилу на руки. Совсем близко от её уха его губы произнесли непонятное слово: «Курджипс». Она осторожно, но решительно высвободилась из его рук:
— Я — тяжёлая, не надо. Ты мне только дай руку.
Мокрые по пояс, они вышли на другой берег. Здесь начинались поля. Вдали виднелись какие-то строения.
«Если это посёлок Садовый, значит мы забрались слишком далеко на север», — соображал Земсков. Ориентироваться ночью по местным предметам было трудно. Решили обойти посёлок с юга. Когда он остался позади, пошли по просёлочной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124