— Молчи, тюфяк! Испугалась я твоего лейтенанта. Повесили две звёздочки — загордился!
Она уселась спиной к кабине, очень довольная своей находчивостью.
У выезда с просёлка на шоссе все ещё стояли рядом со своей машиной медики, о которых говорил генерал. Сомин велел шофёру затормозить.
— Это вас приказал захватить Поливанов?
— Нас, нас! — затарахтела коротенькая толстушка. Лица её в темноте не было видно, но Сомин решил, что она — круглолицая и курносая.
— Долго же вы ездили, — продолжала толстушка, — можно съездить на тот свет и обратно.
Она, конечно, не могла знать, что Сомин только что похоронил товарищей. Безобидная шутка разозлила его. Он грубо оборвал девушку:
— Хватит болтать! Полезайте в кузов!
— Болтать! Полезайте! — передразнила она. — Вы бы доктору место уступили в кабине, как женщине хотя бы…
Сомин молча вылез из кабины и, обойдя машину спереди, помог толстушке взобраться в кузов. В кабину кто-то сел. Сомин тоже влез наверх, и они поехали.
— Постой! — воскликнул Сомин. — Вас же было двое! Одна в кабине, а почему здесь опять двое?
Людмила не могла удержаться от смеха. Он немедленно узнал её по голосу.
— Ну, это уже черт знает что! Нашла время дурачиться! — Ударом кулака по кабине Сомин остановил машину. — Вылезай! Пойдёшь назад пешком!
Сначала она попыталась спорить, потом вдруг смирилась.
— Прости, Володя. Я сейчас слезу, — она выскочила из кузова.
Произошла секундная задержка. Хлопнула дверца кабины, и машина покатилась, подпрыгивая на рытвинах. Ехали не быстро, так как теперь тьма была такая, что только фронтовой шофёр особым непостижимым чутьём, свойственным этим людям, мог разбирать дорогу. Проехали Крымскую. Вдали временами вспыхивали отблески стреляющих орудий. Машина поравнялась с глинобитным сараем, белевшим во мраке, и остановилась. Сомин знал, что здесь находится ПМП — передовой медицинский пункт. Женщина, сидевшая в кабине, вышла. Выпрыгнула из кузова толстушка. Сомин не стал пересаживаться в кабину, так как до огневых позиций полка оставалось не более километра. Шофёр сворачивал самокрутку, чтобы затянуться разочка два. Он знал, что на передовой курить ему не придётся. Женщины тем временем отошли уже довольно далеко. Из темноты раздался голос толстушки:
— Эй, сердитый лейтенант! Как тебя звать-то? Может, придётся встретиться.
Машинально Сомин назвал свою фамилию.
Скоро доехали до полкового КП. Надо было доложить Яновскому о выполнении печального поручения. В кабине оставалась полевая сумка. Сомин открыл дверку, чтобы взять её, и увидел, что рядом с шофёром сидит женщина.
— Не сердись, Володя, — сказала она, — я сама доложу кому хочешь, что приехала самовольно.
— Людмила! Как ты сюда попала? Черт, а не девка! — Он накинулся на шофёра: — Вы что, дурачить меня вздумали!
Тот был искренне удивлён:
— Она же сказала, что вы послали её в кабину. Так притиснули меня вдвоём, что насилу управлял. Хорошо, что обе бабы не дуже толстые!
Сомин плюнул и пошёл на командный пункт.
4. ФРОНТОВОЙ ВРАЧ
Старший лейтенант медслужбы Шарапова вытерла руки куском марли и присела на завалинку, прислонившись к горячей стене. Труднее всего было переносить жару. За месяц, проведённый на передовом медицинском пункте дивизии, доктор Шарапова привыкла к близким разрывам снарядов и к вою пикирующих бомбардировщиков. Работать, не отходя от стола по многу часов подряд, ей приходилось и раньше, но жара казалась невыносимой. Начальник медпункта доктор Степанов работал в одном халате, надетом прямо на тучное тело. Этот тяжело отдувающийся толстяк с большими волосатыми руками и лицом пирата встретил Шарапову не очень любезно, когда попутная машина привезла её среди ночи. Он даже не поздоровался, только искоса взглянул, свирепо сдвинув брови, под которыми прятались такие чёрные глаза, что зрачок невозможно было отличить от радужной оболочки.
— Сколько вам лет? — он скомкал направление Марины и, не читая, сунул его в карман халата.
— Двадцать один, — ответила она, зная, что сейчас последуют удивлённые восклицания. Чтобы предупредить их, она тут же добавила: — Я выпущена досрочно, с четвёртого курса, но мне пришлось поработать в больницах ещё до выпуска, и вот теперь — в армейском госпитале.
— Черт знает что! Присылают девчонок! Здесь не институт благородных девиц, а фронт! — закричал он.
Так началось это знакомство. Скоро Степанов убедился в том, что ему прислали неплохую помощницу. Она обрабатывала всех легко раненных и уверенно ассистировала во время операций. Недели две спустя, после того как оба они всю ночь провели за работой, Степанов заявил:
— Из вас все-таки получится врач, если не убьют до этого, разумеется.
Марина улыбнулась. Толстые губы Степанова, окружённые со всех сторон густой щетиной, тоже изобразили подобие улыбки. С этого момента они стали друзьями, хотя Степанов вовсе не перестал орать на неё по всякому поводу и без повода.
Сейчас, сидя на завалинке в тени, Марина пыталась вспомнить, что произошло с тех пор, как её по собственной просьбе откомандировали на передовой медицинский пункт стрелковой дивизии. Но сколько она ни напрягала память, ей представлялось одно и то же: волосатые руки Степанова, которые неустанно зашивали, бинтовали, извлекали осколки, накладывали гипсовые повязки. Только об одном странном впечатлении, не имевшем отношения к работе, Марина не могла забыть. В ту ночь, когда она приехала, ей послышалось, будто офицер, который привёз их, назвал фамилию: Сомин. Она пыталась уверить себя, что ей почудилось это. Неужели же эта встреча, желанная, долгожданная встреча, уже прошла, как проходит встречный поезд? Неужели же это действительно был Володя, и она не успела сказать ему ни слова?
Раза два Марина получала весточки от отца. Константин Константинович был все время в разъездах по госпиталям и частям армии. Он обещал наведаться в шахтёрскую дивизию. «Хоть бы на десять минут заехал!» — мечтала Марина. Она не чувствовала себя одинокой, но за последние полгода привыкла видеть отца часто, советоваться с ним обо всем и теперь тосковала без его сдержанной ласки.
«Пора, однако, и честь знать! Хватит лодырничать!» — упрекнула себя Марина. Она поднялась с завалинки и вошла в каморку, отгороженную фанерными листами. Доктор Степанов лежал на койке. Его толстый живот вздувался горой под халатом. Ноги в нечищенных сапогах упирались в стену. Глаза были закрыты, но по дрожанию век Марина убедилась, что он не спит.
— Опять сердце, Максим Тимофеевич?
— Пустяки, пройдёт. — Степанов открыл глаза. — Как тот солдат с ранением в грудную клетку?
— Плохо. Даша дежурит возле него.
— А! Даша!..
Дашенька — медсестра, прибывшая вместе с Мариной, не пользовалась доверием Степанова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124