Его правая нога, обнажённая до паха, ниже колена была туго перехвачена бечёвкой. Распухшая голень, прямая, как полено, кончалась несуразно короткой ступнёй без щиколотки, с посиневшими, раздутыми пальцами.
– Шароф! – окликнул вошедшего Нусреддинов. – Ты прямо с пристани? Когда грузовик придёт?
– Грузовик сломан. Обещали починить к вечеру. Надо позвонить по телефону и вызвать врача с головного участка, у них своя легковая.
Нусреддинов потянул Шарофа в угол палатки и зашептал:
– Телефон не работает. Пробовал дозвониться хоть до пристани, – нельзя. Посылать нарочного пешком или на верблюде, – к вечеру не доберётся. А тут надо немедленно. Что делать?… А?
– Как же это случилось?
– Как случилось? Просто. Пошёл искать камень, подложить под рельс, чтобы удобнее было заклепать гайку. В колючке не заметил, наступил на змею. Убил молотком, но уже после того, как укусила в ногу. Нога пухнет. За десять минут, смотри, как раздулась…
Анваров застонал.
– Очень болит? – наклонилась над ним Полозова.
– Шевельнуть не могу, – сказал с трудом Анваров. – Грузовика не будет?
– Ты лежи тихонько, – погладила его по голове Полозова. – Мы уже позвонили по телефону. Сейчас приедет доктор.
– Телефон не работает, – не открывая глаз, сказал Анваров.
Минуту он лежал неподвижно, потом приподнялся на локте, лицо перекосилось гримасой боли. Он привлёк за руку Полозову.
– Ногу надо отрезать, – сказал он хрипло. – В больнице всегда отрезают. Подложи полено, Мариам, пусть кто-нибудь из ребят топором. Я выдержу.
– Что ты, Сафар! Как же можно ногу рубить! Для этого инструменты нужны. Не выдумывай. Это же верное заражение крови.
– А так?
– Товарищ Мариам, – сказал в общей тишине Урунов. – Здесь поблизости, верстах в пяти, табиб один живёт. Большой табиб! От змей лечит. Много людей вылечил. Я сбегаю.
В палатке зашептались.
Полозова поискала глазами Нусреддинова.
– Керим, как ты думаешь? – спросила она вполголоса. – Мне кажется, пусть бежит. У них в лечении укусов большой опыт…
– Очень умный табиб! – подтвердил Урунов. – Много-много вылечил, Я побегу, – он заторопился к выходу.
– Урунов!
Сафар присел на кошме. Урунов остановился.
– Не смей звать табиба! Ты – комсомолец. Стыдно! Обману веришь и других комсомольцев учишь. Вон иди! – он упал обратно в кошму. – Все уходите! Пусть Мариам и Керим останутся. Остальные – работать! Чего работу бросили? Керим, скажи им, чтобы шли работать. И никакого табиба! Кто побежит за табибом, – вон из комсомола!
Комсомольцы молчаливой гурьбою высыпали из палатки.
– Мариам… – тихо позвал Анваров. – Они ушли?
– Да, Сафар, все ушли. Здесь только Керим и я.
– Почему ты сказала при комсомольцах, чтобы за табибом посылать? Ай, Мариам, как нехорошо!
– Сафар, милый, не надо быть таким щепетильным. Пойми, врача ведь вызвать нельзя. А табибы, они, конечно, обманщики и трудных болезней лечить не могут, но здешних змей они знают лучше, чем европейские доктора, и от укуса змей у них есть свои испытанные средства. Почему не попробовать?
– При комсомольцах за табибом, как нехорошо…
– Слушай, Сафар, ведь никто не узнает. Все комсомольцы ушли на работу. Посадим тебя на верблюда и повезём. Скажем, что едем на пристань. Будет знать один только Урунов…
– Нехорошо, – потряс головой Анваров. – Сколько времени учили комсомольцев: табиб – обманщик, а сам заболел, – к табибу… Вся работа даром.
– Сафар, милый, нельзя же так лежать, без помощи. Время идёт. Ведь ты можешь умереть…
– Не хочу табиба! – Сафар поднялся на локтях. – Керим, ты здесь? Скажи ей, пусть не смеет так говорить. – Он тяжело откинулся на кошму. – Если нельзя доктора, надо умирать…
Он долго лежал с закрытыми глазами и, казалось, уснул. Полозова плакала. Нусреддинов, прямой и сосредоточенный, сидел на корточках у изголовья.
– Керим! – позвал внезапно Анваров.
– Да, я здесь.
– Если сегодня закончим двадцать первый километр, то какая это будет часть всей дороги?
– Пятая часть, Сафар.
– Керим! – окликнул Анваров немного спустя.
– Да, я слушаю.
– Если за три недели сделали только пятую часть, тогда, чтобы закончить всю дорогу, надо не три, а четыре месяца, правда?
– Нет, Сафар. Ты же знаешь, это была самая трудная часть. Не было паровоза. Ты же сам знаешь, балласт и рельсы приходилось подкатывать вручную и тащить на верблюдах. Через неделю будет паровоз, тогда подвозить будем быстрее, больше и легче. В три месяца, как обещали, обязательно закончим.
– Это хорошо… – кивнул головой Анваров и опять погрузился в молчание. – Керим!
– Да?
– После окончания строительства ты нам обещал, что лучшие ударники-комсомольцы поедут в экскурсию в Москву. Это наверное будет?
– Да, Сафар, наверное.
– Это хорошо. Отбери побольше ребят. Ведь из нас никто не видел настоящего большого города… Москва – очень большой город?
– Очень большой, Сафар.
– Это хорошо, что ребята увидят… Ты тоже поедешь, Керим?
– Да, меня обещали послать туда на учёбу.
– Развяжи мне бечёвку под коленом…
Нусреддинов заколебался. Он опустился на колени у ног Анварова. Левая нога распухла и отекла, как правая. Оставлять ногу перевязанной не было никакого смысла. Керим развязал бечёвку.
– Тебе легче?
– Да, мне ничего…
…Когда в палатку вошёл Зулеинов, он застал Керима прямого и сосредоточенного, сидящего на корточках у изголовья Сафара, и заплаканную Полозову.
Зулеинов тихо коснулся рукою лба Сафара. Потом, не говоря ни слова, снял халат и накрыл им мёртвого.
– Товарищ Керим!
– Да? – встрепенулся Нусреддинов. – Случилось что-нибудь?
– Пришёл грузовик, привёз шпалы. До вечера всё уложим. Больше шпал на пристани нет, и дерева никакого нет. Ночная смена не сможет приступить к работе.
– Нет никакого леса? – Нусреддинов потёр ладонью лоб.
– Последние бревна изрезали.
– Надо что-нибудь придумать. Работа остановиться не может. Грузовик в исправности?
– Да, починили.
– Останься тут руководить работами. Я поеду на пристань. Товарищ Мариам, собирайся, поедешь вместе со мной.
Над пристанью висел лязг и звон. Площадь от реки до крайних бараков кишела людьми, грохала и ухала, как огромная мастерская, с которой ветер сорвал крышу. В паровозоремонтном цеху, под открытым небом, рабочие подковывали паровоз, подвесив его на домкрате, как норовистого коня. Пухлая туша паровоза ёкала, сотрясаемая испуганной икотой. Вокруг домкрата, словно у горна базарного кузнеца, толпились дехкане в пёстрых, как обои, халатах. Это были мирные землепашцы с той стороны Пянджа, переправившиеся за промтоварами в советский кооператив. Привлечённые ковкой железного коня, они сидели здесь с утра и, не чувствуя ног, созерцали грузное чудовище. Поодаль кучками теснились другие, зачарованные голубым шипением автогенной сварки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Шароф! – окликнул вошедшего Нусреддинов. – Ты прямо с пристани? Когда грузовик придёт?
– Грузовик сломан. Обещали починить к вечеру. Надо позвонить по телефону и вызвать врача с головного участка, у них своя легковая.
Нусреддинов потянул Шарофа в угол палатки и зашептал:
– Телефон не работает. Пробовал дозвониться хоть до пристани, – нельзя. Посылать нарочного пешком или на верблюде, – к вечеру не доберётся. А тут надо немедленно. Что делать?… А?
– Как же это случилось?
– Как случилось? Просто. Пошёл искать камень, подложить под рельс, чтобы удобнее было заклепать гайку. В колючке не заметил, наступил на змею. Убил молотком, но уже после того, как укусила в ногу. Нога пухнет. За десять минут, смотри, как раздулась…
Анваров застонал.
– Очень болит? – наклонилась над ним Полозова.
– Шевельнуть не могу, – сказал с трудом Анваров. – Грузовика не будет?
– Ты лежи тихонько, – погладила его по голове Полозова. – Мы уже позвонили по телефону. Сейчас приедет доктор.
– Телефон не работает, – не открывая глаз, сказал Анваров.
Минуту он лежал неподвижно, потом приподнялся на локте, лицо перекосилось гримасой боли. Он привлёк за руку Полозову.
– Ногу надо отрезать, – сказал он хрипло. – В больнице всегда отрезают. Подложи полено, Мариам, пусть кто-нибудь из ребят топором. Я выдержу.
– Что ты, Сафар! Как же можно ногу рубить! Для этого инструменты нужны. Не выдумывай. Это же верное заражение крови.
– А так?
– Товарищ Мариам, – сказал в общей тишине Урунов. – Здесь поблизости, верстах в пяти, табиб один живёт. Большой табиб! От змей лечит. Много людей вылечил. Я сбегаю.
В палатке зашептались.
Полозова поискала глазами Нусреддинова.
– Керим, как ты думаешь? – спросила она вполголоса. – Мне кажется, пусть бежит. У них в лечении укусов большой опыт…
– Очень умный табиб! – подтвердил Урунов. – Много-много вылечил, Я побегу, – он заторопился к выходу.
– Урунов!
Сафар присел на кошме. Урунов остановился.
– Не смей звать табиба! Ты – комсомолец. Стыдно! Обману веришь и других комсомольцев учишь. Вон иди! – он упал обратно в кошму. – Все уходите! Пусть Мариам и Керим останутся. Остальные – работать! Чего работу бросили? Керим, скажи им, чтобы шли работать. И никакого табиба! Кто побежит за табибом, – вон из комсомола!
Комсомольцы молчаливой гурьбою высыпали из палатки.
– Мариам… – тихо позвал Анваров. – Они ушли?
– Да, Сафар, все ушли. Здесь только Керим и я.
– Почему ты сказала при комсомольцах, чтобы за табибом посылать? Ай, Мариам, как нехорошо!
– Сафар, милый, не надо быть таким щепетильным. Пойми, врача ведь вызвать нельзя. А табибы, они, конечно, обманщики и трудных болезней лечить не могут, но здешних змей они знают лучше, чем европейские доктора, и от укуса змей у них есть свои испытанные средства. Почему не попробовать?
– При комсомольцах за табибом, как нехорошо…
– Слушай, Сафар, ведь никто не узнает. Все комсомольцы ушли на работу. Посадим тебя на верблюда и повезём. Скажем, что едем на пристань. Будет знать один только Урунов…
– Нехорошо, – потряс головой Анваров. – Сколько времени учили комсомольцев: табиб – обманщик, а сам заболел, – к табибу… Вся работа даром.
– Сафар, милый, нельзя же так лежать, без помощи. Время идёт. Ведь ты можешь умереть…
– Не хочу табиба! – Сафар поднялся на локтях. – Керим, ты здесь? Скажи ей, пусть не смеет так говорить. – Он тяжело откинулся на кошму. – Если нельзя доктора, надо умирать…
Он долго лежал с закрытыми глазами и, казалось, уснул. Полозова плакала. Нусреддинов, прямой и сосредоточенный, сидел на корточках у изголовья.
– Керим! – позвал внезапно Анваров.
– Да, я здесь.
– Если сегодня закончим двадцать первый километр, то какая это будет часть всей дороги?
– Пятая часть, Сафар.
– Керим! – окликнул Анваров немного спустя.
– Да, я слушаю.
– Если за три недели сделали только пятую часть, тогда, чтобы закончить всю дорогу, надо не три, а четыре месяца, правда?
– Нет, Сафар. Ты же знаешь, это была самая трудная часть. Не было паровоза. Ты же сам знаешь, балласт и рельсы приходилось подкатывать вручную и тащить на верблюдах. Через неделю будет паровоз, тогда подвозить будем быстрее, больше и легче. В три месяца, как обещали, обязательно закончим.
– Это хорошо… – кивнул головой Анваров и опять погрузился в молчание. – Керим!
– Да?
– После окончания строительства ты нам обещал, что лучшие ударники-комсомольцы поедут в экскурсию в Москву. Это наверное будет?
– Да, Сафар, наверное.
– Это хорошо. Отбери побольше ребят. Ведь из нас никто не видел настоящего большого города… Москва – очень большой город?
– Очень большой, Сафар.
– Это хорошо, что ребята увидят… Ты тоже поедешь, Керим?
– Да, меня обещали послать туда на учёбу.
– Развяжи мне бечёвку под коленом…
Нусреддинов заколебался. Он опустился на колени у ног Анварова. Левая нога распухла и отекла, как правая. Оставлять ногу перевязанной не было никакого смысла. Керим развязал бечёвку.
– Тебе легче?
– Да, мне ничего…
…Когда в палатку вошёл Зулеинов, он застал Керима прямого и сосредоточенного, сидящего на корточках у изголовья Сафара, и заплаканную Полозову.
Зулеинов тихо коснулся рукою лба Сафара. Потом, не говоря ни слова, снял халат и накрыл им мёртвого.
– Товарищ Керим!
– Да? – встрепенулся Нусреддинов. – Случилось что-нибудь?
– Пришёл грузовик, привёз шпалы. До вечера всё уложим. Больше шпал на пристани нет, и дерева никакого нет. Ночная смена не сможет приступить к работе.
– Нет никакого леса? – Нусреддинов потёр ладонью лоб.
– Последние бревна изрезали.
– Надо что-нибудь придумать. Работа остановиться не может. Грузовик в исправности?
– Да, починили.
– Останься тут руководить работами. Я поеду на пристань. Товарищ Мариам, собирайся, поедешь вместе со мной.
Над пристанью висел лязг и звон. Площадь от реки до крайних бараков кишела людьми, грохала и ухала, как огромная мастерская, с которой ветер сорвал крышу. В паровозоремонтном цеху, под открытым небом, рабочие подковывали паровоз, подвесив его на домкрате, как норовистого коня. Пухлая туша паровоза ёкала, сотрясаемая испуганной икотой. Вокруг домкрата, словно у горна базарного кузнеца, толпились дехкане в пёстрых, как обои, халатах. Это были мирные землепашцы с той стороны Пянджа, переправившиеся за промтоварами в советский кооператив. Привлечённые ковкой железного коня, они сидели здесь с утра и, не чувствуя ног, созерцали грузное чудовище. Поодаль кучками теснились другие, зачарованные голубым шипением автогенной сварки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172