– Чего? – удивлённо уставились на человека в берете Тарелкин и Кузнецов.
– Я говорю, разрешите мне пожать ваши руки. Я тронут вашим геройством, достойным страны социализма.
Тарелкин и Кузнецов переглянулись.
– Вы что, из газеты будете? – осторожно спросил Тарелкин.
– Я писатель.
– Да, писать в газетах вы мастера! – понимающе поддакнул Тарелкин, – а когда до дела дойдёт, тогда ваших нет. Ты вот скажи им лучше, администрации-то, чтобы дуру не валяла. А то только и знай кричат: то мало вырабатываешь, то плохо работаешь, а хотят люди работать – не дают.
Они осторожно пожали руку иностранцу, поправили козырьки кепок и исчезли за дверьми.
…Передав иностранного писателя одному из инженеров, Кларк отправился разыскивать Морозова. Он застал его на головном сооружении, проверяющим качество бетона. Кларку не хотелось говорить при бетонщиках, он отозвал Морозова в сторону. Они спустились на перемычку и присели на каменном барьере у фонаря. Кларк вкратце изложил предложения рабочей делегации. Морозов слушал не перебивая.
– Вы кончили?
– Да.
– Так вот, всё это – ненужное фанфаронство. Никаким добровольцам работать в условиях, опасных для жизни, мы не позволим. И пусть они бросят заниматься агитацией. Ко мне приходили уже ваши персы и заявили: раз русские пойдут работать добровольцами, мы тоже встанем на работу. Скажите делегатам, если они хотят показать своё геройство, пусть его покажут без форса, в нормальных условиях, повышая норму выработки.
Кларк покраснел.
– Товарищ Морозов, вы есть начальник, решение остаётся с вами. Но позвольте мне оставить за собой особое мнение. Я думаю, то, что вы делаете, не есть правильно. Рабочие хотят ускорять окончание строительства, а вы не хотите допускать. Это есть тормозить рабочий энтузиазм. Это есть затирать рабочий инициатив. Это есть оппортунизм.
Морозов прищурил глаза.
– А стоять в стороне и смотреть, как рабочие убиваются, это, по-вашему, как называется?
– Я не стоять в стороне, – покраснел ещё гуще Кларк. – Я приходил сказать, что инженерный персонал не должны отставать от рабочих и что я лично всё время работ буду с рабочими в траншее.
Морозов поднялся.
– Извините меня, товарищ Кларк, я незаслуженно вас обидел. Я никогда не сомневался ни в вашей честности, ни в вашей отваге, ни в вашей глубокой преданности делу строительства. То, что вы предлагаете, очень трогательно и очень благородно. Особенно трогательно это услышать из уст иностранного инженера. Только, несмотря на всё моё уважение к вам и к вашему поступку, как начальник строительства и ваш непосредственный начальник, я не разрешу вам привести его в исполнение. Вы только что назвали меня оппортунистом, и я на вас не обиделся. Думаю, и вы на меня не обидитесь. Я рад, что вы так быстро усвоили нашу политическую терминологию, но, мне кажется, вы не совсем ещё овладели её содержанием. Рабочая инициатива – прекрасная вещь, но на то и существует авангард рабочего класса – партия, и на то партия поставила нас у руководства страной и строительством, чтобы мы направляли эту инициативу в надлежащее русло. Оппортунизм, дорогой товарищ Кларк, – это линия наименьшего сопротивления. Часто оппортунистом является не тот, кто отказывается возглавить неверно направленную рабочую инициативу и старается перевести её на правильные рельсы, а именно тот, кто идёт на поводу у такой инициативы, потому что подчиняться ей в данную минуту легче и выгоднее, чем её направить.
– Вы меня не убедили. Ваша партия верно говорит. что строительство – это есть фронт. Командир на фронте никогда не останавливается перед потерей несколько человек, чтоб ускорить победу. Вы есть враги и насмешники гуманизма, а сами поступаете, как гуманист.
– Ваша параллель – неудачна. Плохой командир бросается своими красноармейцами, если может обойтись без потерь. Рабочая и крестьянская кровь, товарищ Кларк, это дорогая кровь. Когда будет в этом необходимость, – а она не за горами, – каждый из нас сумеет погибнуть просто и без лишних слов. Разбазаривать рабочую кровь тогда, когда в этом нет жёсткой необходимости, – это преступление. Давайте будем считать эту тему исчерпанной.
– Это есть ваше право. Я оставляю за собой своё мнение…
Зайдя в канцелярию прораба, Морозов с ужасом убедился, что уже четыре часа. Вчера он назначил ровно на четыре выезд комиссии к горе Ката-Таг. Гора находилась на границе второго и третьего участков. Он велел срочно разыскать иностранного писателя – надо было его приютить у себя и накормить обедом – и приказал шофёру гнать кратчайшей дорогой на Ката-Таг.
– Вы не очень проголодались? – обратился он к писателю. – Могу вас по дороге подбросить в столовую.
– О нет! Пообедаю потом, вместе с вами.
– Вместе с нами – это не всегда удобно: мы иногда обедаем поздно вечером. Но если вы действительно не очень голодны, вам интересно побывать на заседании нашей комиссии по разрешению проблемы Ката-Таг. Водхоз направил к нам из Ташкента для консультации по этой проблеме видного итальянского специалиста, консультировавшего уже одно из наших среднеазиатских ирригационных строительств. Вы увидите нашего прораба по консольному перепаду, американского инженера Мурри и таджикского инженера Уртабаева. Комиссия получается почти интернациональная.
– А что это за проблема Ката-Таг? Или это вопрос настолько специальный, что такой профан, как я, всё равно ничего не поймёт?
– Нет, чего ж тут непонятного! Магистральный канал на своём пути, на сто девяносто пятом пикете, натыкается на гору высотою метров в пятьсот. Трасса проведена так, что канал срезает как раз мыс горы. Профиль местности на этом отрезке резко понижается. Канал идёт частично в насыпных дамбах, от шести до двенадцати метров выше уровня долины. У самой горы Ката-Таг, где местность понижается ещё больше, разница между уровнем канала и долины достигает двадцати пяти метров. Одним словом, с левой стороны канал имеет естественную насыпь – это гора Ката-Таг со срезанным мысом, а с правой – от лежащих внизу полей его отделяет насыпная дамба высотою метров в тридцать. Всё это увидите на месте, тогда картина станет сразу более ясной.
– Нет, я понимаю.
– Так вот, проблема Ката-Таг – это проблема грунта. Для того чтобы вода не просачивалась и не размывала насыпной дамбы, нужен устойчивый грунт. Между тем как раз в этом месте мы имеем серозём. По-местному это называется «могильный пепел». Цветом и своей сыпучестью он действительно напоминает пепел. Кстати, я забыл вам сказать, что сама гора Ката-Таг считается у населения священной горой.
– Да? Это интересно!
– На её вершине помещается небольшое кладбище – мазар, где покоится с незапамятных времен прах каких-то мусульманских праведников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172