Хотелось бы получить от вас по этому вопросу кое-какие указания.
– Кригер писал мне накануне самоубийства и просил зайти к нему. К сожалению, меня не было в этот день дома. Зайдя к нему на следующий, я уже опоздала. Вряд ли я смогу вам дать по этому вопросу какие-либо дельные указания. Мои книжки ходят по людям. Все мои знакомые берут читать постоянно. Возможно, что они в свою очередь одалживали кому-нибудь из своих знакомых. Кто-нибудь мог выдрать листок, на котором была помечена моя фамилия, а кто именно – это сейчас трудно будет установить.
– Попытаемся. Круг ваших знакомых, которым вы даёте читать книги, не так уж велик. Постарайтесь вспомнить, кому именно вы давали эту книгу.
– Боюсь, что могу ошибиться.
– Это не страшно. Назовите ряд людей, кому вы обычно даёте книги. Как-нибудь доберёмся.
– Кому я давала эту книгу? До того как я её дала Кригеру, она, помню, была у Уртабаева. Уртабаев, по-моему, держал её довольно долго. Она валялась, наверное, у него на столе, и кто-нибудь из посетителей легко мог выдрать из неё листок.
– Так. А ещё кому одалживали, не припомните?
– Нет, не припомню. Это было давно.
– Значит, Уртабаеву вы одалживали её наверное? И у Уртабаева она залежалась долгое время?
– Да, кажется.
– Хорошо. А может быть, вы узнаете почерк, которым написана записка, хотя почерк явно изменён?
Комаренко достал из бумажника листок. На листке обыкновенным карандашом было написано четыре строчки:
Ты просто сволочь. Даю тебе неделю сроку.
Если в течение недели не ликвидируешь всех своих дел и не уедешь – расскажу обо всём Синицыну.
Синицына пробежала глазами записку.
– Нет, не знаю такого почерка.
Комаренко убрал листок.
– Что ж, спасибо и на этом. Извините за беспокойство. Дай бог всякому!
На дворе жужжал и трепыхался грузовик, не отрываясь с места, как муха, пойманная на клей. На котловане рвали скалу. Взрывы доходили приглушённые и размеренные, словно где-то кололи дрова. По пустой площади, между бараками, прозрачным смерчем кружилась жара. Подъехала легковая машина. Комаренко велел шофёру ждать и пошёл через площадь в партком.
– А, вот кстати! – обрадовался Синицын.
Он попросил оставить их одних и, достав из ящика большой лист, разукрашенный оттисками пальцев, показал его Комаренко.
– Интересно, что ты об этом скажешь!
Он перевёл фразу за фразой всё заявление.
– Вот что, переведи мне дословно на листке всю эту штуковину. Проверим.
– Может быть, дать тебе и подлинник с отпечатками пальцев?
– Пальцев я сам тебе наставлю сколько хочешь, благо у каждого человека их по двадцать штук. Ходжиярова этого знаешь?
– Да. Есть такой кандидат партии, работает на котловане. Колхозник, малограмотный, ничем особенно не проявил себя.
– Мне об этой истории с Файзой рассказывал бывший здешний уполномоченный Пехович. Тогда под Кииком действительно перебили весь наш отряд. Один Уртабаев ушёл живьём. Выпустил его сам Файза. Уртабаев утверждает, что уговорил Файзу сдаться с оружием. Заходил к Пеховичу в тот же день. Говорил, что Файза не хочет сдаться доброотрядцам, а согласен сдаться только самому уполномоченному ОГПУ. Такие случаи бывали у нас часто. Обещал сдать оружие на третий день в ущелье Дагана-Киик. На второй день налетел на них наш отряд Остапова и разнёс их в пух и прах. Встреча в ущелье так и не состоялась. Живьём ушёл Файза с несколькими джигитами, но наши далеко загнали их в горы. Потом голову Файзы принёс в мешке один из его джигитов уполномоченному в Пархаре. Джигита этого звать Куандык Ходжа-Гильды. Живёт сейчас в Муминабаде. Он, должно быть, участвовал с басмаческой стороны в засаде под Кииком и мог бы кое-что рассказать. Это я тебе в порядке справки.
– Интересно! Значит, всё-таки заявление основано на действительных фактах.
– Вот что: ты это дело веди по своей линии, как разбираешь каждое заявление, которое поступает к тебе на того или иного партийца. Пальцам особенно не верь. Тебе их натыкают полсотни. Пощупай своего Ходжиярова. Это несомненно он организовал подачу заявления. А я займусь со своей стороны проверкой свидетелей. Вызову Куандыка и ещё кое-кого.
– Значит, ты думаешь, это всё-таки возможно?
– Шут его знает, я тут такие виды видал, что дал себе слово ничему не удивляться. Как у тебя с экскаваторами? Решили что-нибудь окончательно?
– Что ж было решать? Два экскаватора, которые дошли до второго участка, оставили там. Пока работают. Остальные задержали в степи, держим охрану. Когда подойдут трактора, будем разбирать на месте и перевозить частями. На пристани приступили к разборке. Уртабаев отстранён от работы. Морозов настаивает на его снятии со строгим выговором. Действительно, во всём этом деле Уртабаев вёл себя с начала до конца безобразно: отказался выполнить приказ Морозова и, вопреки приказу, продолжал сборку.
– Кто вам первый сигнализировал об этом деле?
– Мурри.
– Он утверждает, что экскаваторы после такой прогулки выйдут из строя?
– Категорически. Снимает с себя всякую ответственность.
– Кто работает драгерами на тех двух экскаваторах, которые вы оставили на втором участке?
– Метёлкин и Рюмин, брат начальника участка.
– Партийцы?
– Да.
– Что они говорят?
– Оба за Уртабаева. Говорят, что механизмы в хорошем состоянии. А что?
– Интересуюсь этим делом. Если оба экскаватора будут хорошо работать, значит эксперимент Уртабаева вовсе не был уж таким абсурдным. Не правда ли?
– Всё равно, если бы даже те два работали превосходно, Уртабаев не имел никакого права затевать на собственную ответственность эксперимент с двадцатью с лишним экскаваторами, вопреки категорическому сопротивлению фирмы Бьюсайрус и вопреки приказу начальника строительства и главного инженера. За такие вещи контрольная комиссия по головке не погладит.
– Нет ли у тебя здесь под рукой какого-нибудь заявления, записки, письма Уртабаева, чего-нибудь написанного его рукой? Содержание безразлично.
– Есть. Вот тебе его письмо, а вот его старое заявление против Ерёмина.
Комаренко пробежал глазами заявление, достал из бумажника записку, найденную у Кристаллова, и положил её рядом.
– Смотри, вот интересная записка, которую нашли при обыске на квартире у Кристаллова. Написана она на листке, вырванном из книги, которую у твоей жены одалживал Уртабаев. Не находишь, что почерк похож на почерк заявления Уртабаева?
Синицын внимательно сравнил обе записки.
– Чёрт возьми, я не эксперт, но, по-моему, сходство поразительное! В этой почерк немножко изменён, но рисунок всех основных букв – точь-в-точь.
– Мне тоже так кажется. Впрочем, шут его знает, в этих делах легко ошибиться.
– Да, но тут сходство бросается в глаза даже профану. Подожди! Но если записку эту писал Уртабаев, значит он был связан с Кристалловым и облегчил ему бегство в Афганистан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Кригер писал мне накануне самоубийства и просил зайти к нему. К сожалению, меня не было в этот день дома. Зайдя к нему на следующий, я уже опоздала. Вряд ли я смогу вам дать по этому вопросу какие-либо дельные указания. Мои книжки ходят по людям. Все мои знакомые берут читать постоянно. Возможно, что они в свою очередь одалживали кому-нибудь из своих знакомых. Кто-нибудь мог выдрать листок, на котором была помечена моя фамилия, а кто именно – это сейчас трудно будет установить.
– Попытаемся. Круг ваших знакомых, которым вы даёте читать книги, не так уж велик. Постарайтесь вспомнить, кому именно вы давали эту книгу.
– Боюсь, что могу ошибиться.
– Это не страшно. Назовите ряд людей, кому вы обычно даёте книги. Как-нибудь доберёмся.
– Кому я давала эту книгу? До того как я её дала Кригеру, она, помню, была у Уртабаева. Уртабаев, по-моему, держал её довольно долго. Она валялась, наверное, у него на столе, и кто-нибудь из посетителей легко мог выдрать из неё листок.
– Так. А ещё кому одалживали, не припомните?
– Нет, не припомню. Это было давно.
– Значит, Уртабаеву вы одалживали её наверное? И у Уртабаева она залежалась долгое время?
– Да, кажется.
– Хорошо. А может быть, вы узнаете почерк, которым написана записка, хотя почерк явно изменён?
Комаренко достал из бумажника листок. На листке обыкновенным карандашом было написано четыре строчки:
Ты просто сволочь. Даю тебе неделю сроку.
Если в течение недели не ликвидируешь всех своих дел и не уедешь – расскажу обо всём Синицыну.
Синицына пробежала глазами записку.
– Нет, не знаю такого почерка.
Комаренко убрал листок.
– Что ж, спасибо и на этом. Извините за беспокойство. Дай бог всякому!
На дворе жужжал и трепыхался грузовик, не отрываясь с места, как муха, пойманная на клей. На котловане рвали скалу. Взрывы доходили приглушённые и размеренные, словно где-то кололи дрова. По пустой площади, между бараками, прозрачным смерчем кружилась жара. Подъехала легковая машина. Комаренко велел шофёру ждать и пошёл через площадь в партком.
– А, вот кстати! – обрадовался Синицын.
Он попросил оставить их одних и, достав из ящика большой лист, разукрашенный оттисками пальцев, показал его Комаренко.
– Интересно, что ты об этом скажешь!
Он перевёл фразу за фразой всё заявление.
– Вот что, переведи мне дословно на листке всю эту штуковину. Проверим.
– Может быть, дать тебе и подлинник с отпечатками пальцев?
– Пальцев я сам тебе наставлю сколько хочешь, благо у каждого человека их по двадцать штук. Ходжиярова этого знаешь?
– Да. Есть такой кандидат партии, работает на котловане. Колхозник, малограмотный, ничем особенно не проявил себя.
– Мне об этой истории с Файзой рассказывал бывший здешний уполномоченный Пехович. Тогда под Кииком действительно перебили весь наш отряд. Один Уртабаев ушёл живьём. Выпустил его сам Файза. Уртабаев утверждает, что уговорил Файзу сдаться с оружием. Заходил к Пеховичу в тот же день. Говорил, что Файза не хочет сдаться доброотрядцам, а согласен сдаться только самому уполномоченному ОГПУ. Такие случаи бывали у нас часто. Обещал сдать оружие на третий день в ущелье Дагана-Киик. На второй день налетел на них наш отряд Остапова и разнёс их в пух и прах. Встреча в ущелье так и не состоялась. Живьём ушёл Файза с несколькими джигитами, но наши далеко загнали их в горы. Потом голову Файзы принёс в мешке один из его джигитов уполномоченному в Пархаре. Джигита этого звать Куандык Ходжа-Гильды. Живёт сейчас в Муминабаде. Он, должно быть, участвовал с басмаческой стороны в засаде под Кииком и мог бы кое-что рассказать. Это я тебе в порядке справки.
– Интересно! Значит, всё-таки заявление основано на действительных фактах.
– Вот что: ты это дело веди по своей линии, как разбираешь каждое заявление, которое поступает к тебе на того или иного партийца. Пальцам особенно не верь. Тебе их натыкают полсотни. Пощупай своего Ходжиярова. Это несомненно он организовал подачу заявления. А я займусь со своей стороны проверкой свидетелей. Вызову Куандыка и ещё кое-кого.
– Значит, ты думаешь, это всё-таки возможно?
– Шут его знает, я тут такие виды видал, что дал себе слово ничему не удивляться. Как у тебя с экскаваторами? Решили что-нибудь окончательно?
– Что ж было решать? Два экскаватора, которые дошли до второго участка, оставили там. Пока работают. Остальные задержали в степи, держим охрану. Когда подойдут трактора, будем разбирать на месте и перевозить частями. На пристани приступили к разборке. Уртабаев отстранён от работы. Морозов настаивает на его снятии со строгим выговором. Действительно, во всём этом деле Уртабаев вёл себя с начала до конца безобразно: отказался выполнить приказ Морозова и, вопреки приказу, продолжал сборку.
– Кто вам первый сигнализировал об этом деле?
– Мурри.
– Он утверждает, что экскаваторы после такой прогулки выйдут из строя?
– Категорически. Снимает с себя всякую ответственность.
– Кто работает драгерами на тех двух экскаваторах, которые вы оставили на втором участке?
– Метёлкин и Рюмин, брат начальника участка.
– Партийцы?
– Да.
– Что они говорят?
– Оба за Уртабаева. Говорят, что механизмы в хорошем состоянии. А что?
– Интересуюсь этим делом. Если оба экскаватора будут хорошо работать, значит эксперимент Уртабаева вовсе не был уж таким абсурдным. Не правда ли?
– Всё равно, если бы даже те два работали превосходно, Уртабаев не имел никакого права затевать на собственную ответственность эксперимент с двадцатью с лишним экскаваторами, вопреки категорическому сопротивлению фирмы Бьюсайрус и вопреки приказу начальника строительства и главного инженера. За такие вещи контрольная комиссия по головке не погладит.
– Нет ли у тебя здесь под рукой какого-нибудь заявления, записки, письма Уртабаева, чего-нибудь написанного его рукой? Содержание безразлично.
– Есть. Вот тебе его письмо, а вот его старое заявление против Ерёмина.
Комаренко пробежал глазами заявление, достал из бумажника записку, найденную у Кристаллова, и положил её рядом.
– Смотри, вот интересная записка, которую нашли при обыске на квартире у Кристаллова. Написана она на листке, вырванном из книги, которую у твоей жены одалживал Уртабаев. Не находишь, что почерк похож на почерк заявления Уртабаева?
Синицын внимательно сравнил обе записки.
– Чёрт возьми, я не эксперт, но, по-моему, сходство поразительное! В этой почерк немножко изменён, но рисунок всех основных букв – точь-в-точь.
– Мне тоже так кажется. Впрочем, шут его знает, в этих делах легко ошибиться.
– Да, но тут сходство бросается в глаза даже профану. Подожди! Но если записку эту писал Уртабаев, значит он был связан с Кристалловым и облегчил ему бегство в Афганистан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172