– А вот и другое тождественное письмо, которое нашёл у себя на столе инженер Баркер.
– А вот и третье, – положил на стол третий рисунок Мурри.
– Я, конечно, подобных угроз всерьёз не принимаю, – поспешно добавил Кларк, – но я подумал, что вам интересно будет выяснить, кто это на строительстве занимается подобными шутками.
Он подвинул один рисунок к Синицыну, другой к Уртабаеву, не спуская глаз с Уртабаева.
Уртабаев внимательно осмотрел листок.
– Интересно, – потянулся он за другим рисунком и стал сличать его с первым. – Что ты думаешь об этом, Синицын?
– Написано вполне вразумительно и очень простыми средствами, – похвалил Синицын. – Составлял, по-видимому, неглупый парень. И вряд ли таджик. Таджик нарисовал бы отрезанную голову, а не череп. – Череп – это уже европейская символика. Рисовал, по-видимому, русский.
– Правильно, – подтвердил Уртабаев. – Таджик черепа не нарисует.
– А если рисовал русский, то, очевидно, не без образования, – продолжал свою мысль Синицын.
– Почему?
– Знает латинский алфавит. В школах первой ступени этому не учат.
– Верно! Ты настоящий сыщик.
Синицын собрал все три бумажки.
– Постараюсь выяснить. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь и не принимайте этого близко к сердцу, волос с вашей головы не упадёт. Если, паче чаяния, найдёте ещё такие художественные произведения, передавайте их прямо мне.
Он пожал руку Кларку и Мурри и вышел вместе с Уртабаевым.
Кларк, Мурри и Полозова поднялись тоже.
– Не говорите Баркеру, что вы получили такое же письмо, – обратился к Мурии Кларк, когда Полозова распрощалась и ушла, – Я убедил его, что над ним просто хотели подшутить. Иначе он разведёт панику и будет требовать охраны и пулемёта.
Мурри утвердительно кивнул головой.
– Кстати, – остановился Кларк, – к вам вчера не заходил Уртабаев?
– Заходил.
Они стояли у дома Мурри.
– У меня есть неясное подозрение, которое мне пришло в голову ещё вчера.
– Интересно. Заходите.
– Дело в том, что все наши комнаты были закрыты и проникнуть в них без ключа никто не мог…
Кларк поделился с Мурри своими подозрениями.
– Да, но какой же смысл Уртабаеву выживать нас со строительства? – заметил Мурри. – Впрочем, это не так уж неправдоподобно. Между Уртабаевым, главным инженером и начальником строительства есть, кажется, серьёзные трения. Уртабаев, возможно, хочет скомпрометировать тех двоих и доказать, что они не закончат строительства в срок. В таком случае наш приезд шёл бы вразрез с его желаниями.
– Это не исключено.
– Есть и другая возможность. Уртабаев – таджик. Главный инженер и начальник – русские. Может быть и национальная вражда.
– Да, но Уртабаев, кажется, коммунист?
– Ну и что ж из этого? – улыбнулся Мурри. – Национализм старше коммунизма. Разве вы не слыхали о случаях, когда ярые националисты вступали в коммунистическую партию, чтобы встать у власти и парализовать работу партии? Такие случаи бывали в Узбекистане, если не ошибаюсь, да и в других советских республиках. Об этом в своё время много писали газеты…
Возвращаясь поздно вечером домой, Кларк у своей веранды натолкнулся на Баркера. От Баркера шёл густой спиртной дух.
– А, Кларк! – обрадовался Баркер, фамильярно хватая Кларка под руку. – Напрасно вы пропадаете, стучали к вам раз десять. Нет и нет.
– Где ж это вы успели нализаться? Как вам не стыдно, – высвободился Кларк. – Увидят вас рабочие, скажут: ну и американский инженер! Хороший пример подаёте, нечего сказать. Где ж это вы спирт достали?
– Бросьте, Кларк, проповеди читать, сегодня не воскресенье. Был на вечеринке у ваших соседей, Немировских, по специальному приглашению. Знакомлюсь со здешними инженерами. Хорошие инженеры, пьют очень здорово. Если бы тебе, брат, налили столько, сколько мне, ты бы умер. А я вот живу и даже ничего!
– Спиртом от вас несёт, как из аптеки.
– Это против малярии. Комары не кусаются. Не будете пить – заболеете. Я вам говорю! За вами раз десять заходили. Прибор оставили. Хозяйка очень хлопотала. А вас нет и нет.
– Идите и выспитесь. Отведу вас домой, а то свалитесь где-нибудь в канаву. Придётся утром из-за вас глазами хлопать.
Он взял грубо Баркера под руку, не отвечая больше на его разговоры, довел до дома, достал из его кармана ключ, открыл дверь и втолкнул Баркера в комнату.
Придя к себе, Кларк разделся и лёг.
Из соседней квартиры через сени доносились громкий смех, неразборчивая каша голосов и звон опорожняемых стаканов. Всё это долетало до Кларка через пробковую стену усталости.
Он сейчас же уснул.
Ночью проснулся внезапно от чьего-то прикосновения. Он резко сел на постели, но тотчас же почувствовал на шее мягкие голые руки, повалившие его обратно на подушку. В комнате стоял густой мрак. В отсвете зыбкого сияния, вливающегося в окно, он увидел у своего лица знакомое женское лицо. Он пошарил рукой, на что бы опереться и встать, но рука его натолкнулась на голое женское бедро. Разгорячённое тело придушило его к постели, лишая возможности шевелиться.
Он подумал, что с вечера забыл запереть дверь на ключ. Если и сейчас дверь не заперта, – войдёт муж, и будет невероятный скандал… Надо немедленно освободиться и встать. Он почувствовал на губах прикосновение мягких пытливых губ, смутный привкус вина. Мысли постепенно заволокло дымкой, и он перестал сопротивляться.
Глава пятая
В помещении парткома стоял тонкий заунывный звон. Звенели мухи, густыми спиралями прорезая воздух. Звенел подвешенный к лампе у потолка длинный свиток клейкой бумаги, чёрный от прилипших тел. Звенели распростёртые на столах клейкие листы, неуклюже топорщась вверх в прозрачном трепетании сотен крылышек. К бумагам приклеивались люди, ругались, отрывали прилипшее варево, хлопали с шумом ладонями по обтянутым сеткой плечам и торсам, размазывая надоедливые звенящие точки, и просторные клетки сеток, одна за другой, набухали красными бугорками.
Через открытое окно, занавешенное мокрой простыней, просачивался в комнату густой, клейкий зной. От простыни шёл пар, словно снаружи по ней провели утюгом. За окном муторно долго кричал осёл. Люди входили и выходили, потные, умащенные зноем. Хриплый телефон непрерывно врывался в разговор дребезжащим чахоточным лаем.
На столе, за которым сидел Синицын, стоял пузатый фарфоровый чайник, укутанный чалмой. Синицын, между двумя отчётами, наливал из него в пиалу лимонно-жёлтый завар и пил мелкими глотками.
Опять задребезжал телефон.
– Да, да, Синицын. Письмо? Какое письмо? Кто это говорит? Полозова? А, здорово! Что? Новое письмо подучили? Все трое? Срок до первого мая? Ну что ж, это ещё не так строго. Принесите мне вечером в партком. Да все три. Хорошо.
Синицын положил трубку.
– Володя, можно к тебе на минутку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– А вот и третье, – положил на стол третий рисунок Мурри.
– Я, конечно, подобных угроз всерьёз не принимаю, – поспешно добавил Кларк, – но я подумал, что вам интересно будет выяснить, кто это на строительстве занимается подобными шутками.
Он подвинул один рисунок к Синицыну, другой к Уртабаеву, не спуская глаз с Уртабаева.
Уртабаев внимательно осмотрел листок.
– Интересно, – потянулся он за другим рисунком и стал сличать его с первым. – Что ты думаешь об этом, Синицын?
– Написано вполне вразумительно и очень простыми средствами, – похвалил Синицын. – Составлял, по-видимому, неглупый парень. И вряд ли таджик. Таджик нарисовал бы отрезанную голову, а не череп. – Череп – это уже европейская символика. Рисовал, по-видимому, русский.
– Правильно, – подтвердил Уртабаев. – Таджик черепа не нарисует.
– А если рисовал русский, то, очевидно, не без образования, – продолжал свою мысль Синицын.
– Почему?
– Знает латинский алфавит. В школах первой ступени этому не учат.
– Верно! Ты настоящий сыщик.
Синицын собрал все три бумажки.
– Постараюсь выяснить. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь и не принимайте этого близко к сердцу, волос с вашей головы не упадёт. Если, паче чаяния, найдёте ещё такие художественные произведения, передавайте их прямо мне.
Он пожал руку Кларку и Мурри и вышел вместе с Уртабаевым.
Кларк, Мурри и Полозова поднялись тоже.
– Не говорите Баркеру, что вы получили такое же письмо, – обратился к Мурии Кларк, когда Полозова распрощалась и ушла, – Я убедил его, что над ним просто хотели подшутить. Иначе он разведёт панику и будет требовать охраны и пулемёта.
Мурри утвердительно кивнул головой.
– Кстати, – остановился Кларк, – к вам вчера не заходил Уртабаев?
– Заходил.
Они стояли у дома Мурри.
– У меня есть неясное подозрение, которое мне пришло в голову ещё вчера.
– Интересно. Заходите.
– Дело в том, что все наши комнаты были закрыты и проникнуть в них без ключа никто не мог…
Кларк поделился с Мурри своими подозрениями.
– Да, но какой же смысл Уртабаеву выживать нас со строительства? – заметил Мурри. – Впрочем, это не так уж неправдоподобно. Между Уртабаевым, главным инженером и начальником строительства есть, кажется, серьёзные трения. Уртабаев, возможно, хочет скомпрометировать тех двоих и доказать, что они не закончат строительства в срок. В таком случае наш приезд шёл бы вразрез с его желаниями.
– Это не исключено.
– Есть и другая возможность. Уртабаев – таджик. Главный инженер и начальник – русские. Может быть и национальная вражда.
– Да, но Уртабаев, кажется, коммунист?
– Ну и что ж из этого? – улыбнулся Мурри. – Национализм старше коммунизма. Разве вы не слыхали о случаях, когда ярые националисты вступали в коммунистическую партию, чтобы встать у власти и парализовать работу партии? Такие случаи бывали в Узбекистане, если не ошибаюсь, да и в других советских республиках. Об этом в своё время много писали газеты…
Возвращаясь поздно вечером домой, Кларк у своей веранды натолкнулся на Баркера. От Баркера шёл густой спиртной дух.
– А, Кларк! – обрадовался Баркер, фамильярно хватая Кларка под руку. – Напрасно вы пропадаете, стучали к вам раз десять. Нет и нет.
– Где ж это вы успели нализаться? Как вам не стыдно, – высвободился Кларк. – Увидят вас рабочие, скажут: ну и американский инженер! Хороший пример подаёте, нечего сказать. Где ж это вы спирт достали?
– Бросьте, Кларк, проповеди читать, сегодня не воскресенье. Был на вечеринке у ваших соседей, Немировских, по специальному приглашению. Знакомлюсь со здешними инженерами. Хорошие инженеры, пьют очень здорово. Если бы тебе, брат, налили столько, сколько мне, ты бы умер. А я вот живу и даже ничего!
– Спиртом от вас несёт, как из аптеки.
– Это против малярии. Комары не кусаются. Не будете пить – заболеете. Я вам говорю! За вами раз десять заходили. Прибор оставили. Хозяйка очень хлопотала. А вас нет и нет.
– Идите и выспитесь. Отведу вас домой, а то свалитесь где-нибудь в канаву. Придётся утром из-за вас глазами хлопать.
Он взял грубо Баркера под руку, не отвечая больше на его разговоры, довел до дома, достал из его кармана ключ, открыл дверь и втолкнул Баркера в комнату.
Придя к себе, Кларк разделся и лёг.
Из соседней квартиры через сени доносились громкий смех, неразборчивая каша голосов и звон опорожняемых стаканов. Всё это долетало до Кларка через пробковую стену усталости.
Он сейчас же уснул.
Ночью проснулся внезапно от чьего-то прикосновения. Он резко сел на постели, но тотчас же почувствовал на шее мягкие голые руки, повалившие его обратно на подушку. В комнате стоял густой мрак. В отсвете зыбкого сияния, вливающегося в окно, он увидел у своего лица знакомое женское лицо. Он пошарил рукой, на что бы опереться и встать, но рука его натолкнулась на голое женское бедро. Разгорячённое тело придушило его к постели, лишая возможности шевелиться.
Он подумал, что с вечера забыл запереть дверь на ключ. Если и сейчас дверь не заперта, – войдёт муж, и будет невероятный скандал… Надо немедленно освободиться и встать. Он почувствовал на губах прикосновение мягких пытливых губ, смутный привкус вина. Мысли постепенно заволокло дымкой, и он перестал сопротивляться.
Глава пятая
В помещении парткома стоял тонкий заунывный звон. Звенели мухи, густыми спиралями прорезая воздух. Звенел подвешенный к лампе у потолка длинный свиток клейкой бумаги, чёрный от прилипших тел. Звенели распростёртые на столах клейкие листы, неуклюже топорщась вверх в прозрачном трепетании сотен крылышек. К бумагам приклеивались люди, ругались, отрывали прилипшее варево, хлопали с шумом ладонями по обтянутым сеткой плечам и торсам, размазывая надоедливые звенящие точки, и просторные клетки сеток, одна за другой, набухали красными бугорками.
Через открытое окно, занавешенное мокрой простыней, просачивался в комнату густой, клейкий зной. От простыни шёл пар, словно снаружи по ней провели утюгом. За окном муторно долго кричал осёл. Люди входили и выходили, потные, умащенные зноем. Хриплый телефон непрерывно врывался в разговор дребезжащим чахоточным лаем.
На столе, за которым сидел Синицын, стоял пузатый фарфоровый чайник, укутанный чалмой. Синицын, между двумя отчётами, наливал из него в пиалу лимонно-жёлтый завар и пил мелкими глотками.
Опять задребезжал телефон.
– Да, да, Синицын. Письмо? Какое письмо? Кто это говорит? Полозова? А, здорово! Что? Новое письмо подучили? Все трое? Срок до первого мая? Ну что ж, это ещё не так строго. Принесите мне вечером в партком. Да все три. Хорошо.
Синицын положил трубку.
– Володя, можно к тебе на минутку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172