Я повторяю слово в слово разговор, который я давно еще слышал.
— Барон Водрейль знает больное место; теперь вы понимаете, господа?
— Вполне! — сказал граф.
— Это ужасно! — воскликнул Леви.
— Господин Белюмер, будьте готовы к трем часам, чтобы вернуться в Вильям Генри.
— Слушаю, генерал. Он встал и ушел.
— Граф, соберите 500 человек ратников и 50 гуронов, и вы, Леви, поедете с нами.
— Куда прикажете, генерал!
— Мы вернемся в Вильям Генри? — спросил граф Меренвиль.
— Да, я пойду с вами, я хочу видеть Шарля Лебо, поговорить с ним и уверен, что он ждет меня.
— Очень возможно, — сказал Леви, по обыкновению с видом ничего не знающего человека, — я не видал еще никого хитрее его.
— Поэтому именно я и хочу его видеть как можно скорее; будьте так добры, граф, по дороге зайдите в палатку Бурламака, попросите его немедленно явиться в общий зал.
— Хорошо, генерал.
— Я оставлю под его начальством войска и прикажу ему идти не спеша. Спокойной ночи, господа, уже девять часов, в четыре мы выступаем, не забудьте; вы успеете отлично выспаться.
— Не беспокойтесь, генерал, будем готовы, — отвечали оба офицера.
Они встали из-за стола и ушли.
Ровно в четыре часа, как приказывал главнокомандующий, полк выступил по старой дороге к крепости Вильям Генри.
Переход был сделан быстро, через сутки они были уже у крепости.
Главнокомандующий ехал с графом Меренвилем.
Если дамы были счастливы, узнав графа, то сам граф был в восторге от этой встречи.
Графиня бросилась к мужу, но, увидев Шарля Лебо, остановилась и, протянув ему руку, произнесла дрогнувшим голосом одно только слово, но которое осчастливило молодого человека и вполне вознаградило за все труды и неудобства совершенного путешествия.
— Благодарю.
— Да, благодарю, Лебо, — сказала Марта де Прэль, улыбаясь.
Она лукаво погрозила ему пальцем и, заливаясь серебристым смехом, убежала, оставив своего нерешительного поклонника в полном недоумении.
Армия отдыхала недолго в Вильям Генри; около полудня, разделившись на два отряда, солдаты выступили обратно, спеша вернуться в Карильон.
Сурикэ, освобожденный приехавшим графом Меренвилем от неприятной обязанности командующего войсками, поспешил к маркизу Монкальму, от которого не отходил ни на шаг до самой крепости.
ГЛАВА VIII. Два типа дворян негодяев
Оставим маркиза Монкальма с его друзьями продолжать их путешествие в Карильон и перенесемся в Квебек к Жаку Дусе, исполняющему зараз роль шпиона у Биго, интенданта Канады, и роль модного ювелира.
Был ненастный дождливый вечер, недавно пробило восемь часов; порывистый сильный ветер жалобно завывал в длинных коридорах дома; дождь безостановочно хлестал по окнам; ярко-багровые молнии поминутно сверкали, освещая тяжелые тучи, нависшие над самой землей; гром, затихая на несколько минут, разражался с такой потрясающей силой, что все здания дрожали; воздух был пропитан едким запахом серы.
Вечер был ужасный.
Жак Дусе сидел у ярко разведенного камина, машинально следя глазами за фантастическими формами пылавшего огня.
Ювелир мечтал, но мечты его, как видно, были невеселыми.
Подобно всем одиноко живущим людям, Жак Дусе имел привычку разговаривать сам с собой, произнося очень длинные монологи.
Но в этот вечер, вследствие бури, раздражавшей его нервы, он был скучнее, задумчивее и недовольнее обыкновенного.
— Когда только кончится эта несносная жизнь здесь, — говорил он не громко и не тихо. — Неужели я не увижу больше моей дорогой Бретани? Неужели мне суждено умереть в этой проклятой стране, где каждому ежеминут но грозит смерть? Встретив графа Вилена, я думал, что я спасусь от этого ада, что он поможет мне выбраться. Но где он теперь? Что он теперь делает, что с ним? Я положительно ничего не знаю; в письмах он ни слова о себе не говорит, только наводит справки, разузнает через меня о том, что его интересует, и тем ограничивается. Он враг графа Витре. Но за что эта ненависть, вражда, зачем она? Я опять ничего не знаю; он мне не говорит, ничего мне не доверяет.
Жак на минуту остановился, мешая уголья в камине, и затем продолжал совсем уже в ином духе:
— Вместо того чтобы стихать, буря все усиливается, вероятно, до рассвета не перестанет, а может быть, и еще дольше; закат солнца был красный, а это верный признак ненастья, по улицам уже текут настоящие реки от противного дождя; ни пройти, ни проехать немыслимо; обещавшие быть у меня, конечно, не придут, если не пришли раньше, когда еще было возможно; теперь и ждать нельзя.
Он опять ненадолго смолк.
— По-видимому, они хотят поговорить о чем-то важном, о пустяках они могли бы и в своих чертогах говорить, но, убедившись, что стены дворца имеют глаза и уши, мешающие им откровенно болтать, они предпочитают мой скромный уголок для своих политических собраний; здесь они смело могут говорить; разве я не раб их? Да, я раб, но я мог бы все слышать и видеть, несмотря на запрещение их, — зло засмеялся ювелир, — как знать, может быть, я и узнал бы много полезного для моего хозяина?
Часы, стоявшие на камине, пробили девять.
— Уже девять! Поздно… не придут!
В эту минуту раздался тихий, чуть слышный звонок.
— Вот они; ясно, не будь очень важного дела, они не пошли бы в такую грозу.
Он встал, зажег свечу, потому что раньше сидел без огня, открыл дверь и стал спускаться по лестнице.
Отворив наружные двери, он увидел перед собой фигуру, завернутую в плащ, с которого ручьем текла вода, точно он сейчас только вышел из реки.
Войдя в комнату, гость поспешил сбросить промокшее платье.
— Граф Витре? — спросил ювелир.
— Я, господин Жак Дусе.
— В такую отвратительную погоду, граф?
— Да, погода плоха, меня чуть два раза не унесло течением потоков, бегущих с гор; хорошо еще, что я надел высокие сапоги, без них не дошел бы; мне все время приходилось идти по колено в воде. А Биго не пришел? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я думал, что он давно уже здесь, ему ведь всего несколько шагов пройти; уж не буря ли его испугала?
— Эта адская гроза хоть кого запугает.
— Да, буря ужасная; придет ли он, как вы думаете?
— Я уверен, что придет; сегодня получил записку от интенданта, где он пишет, что, окончив дела, придет, несмотря ни на какую погоду.
— В таком случае он только опоздал. Я знаю, он держит слово.
Болтая с гостем, ювелир подложил дров в камин, стряхнув плащ и выжав шляпу, повесил сушить; затем зажег несколько свечей.
Граф подошел и сел у самого огня, чтобы высушить, если только это было возможно, промокшие насквозь сапоги.
— Инструкции мои исполнены, Жак Дусе?
— Пунктуально, граф; в столовой, смежной с этой комнатой, холодный ужин давно уже ждет вас.
— Отлично, а вина не забыли?
— Вино и ликер — будете довольны.
— Вот за издержки, — и граф протянул кошелек, набитый золотом, который, едва коснувшись необыкновенно ловких рук шпиона, моментально исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Барон Водрейль знает больное место; теперь вы понимаете, господа?
— Вполне! — сказал граф.
— Это ужасно! — воскликнул Леви.
— Господин Белюмер, будьте готовы к трем часам, чтобы вернуться в Вильям Генри.
— Слушаю, генерал. Он встал и ушел.
— Граф, соберите 500 человек ратников и 50 гуронов, и вы, Леви, поедете с нами.
— Куда прикажете, генерал!
— Мы вернемся в Вильям Генри? — спросил граф Меренвиль.
— Да, я пойду с вами, я хочу видеть Шарля Лебо, поговорить с ним и уверен, что он ждет меня.
— Очень возможно, — сказал Леви, по обыкновению с видом ничего не знающего человека, — я не видал еще никого хитрее его.
— Поэтому именно я и хочу его видеть как можно скорее; будьте так добры, граф, по дороге зайдите в палатку Бурламака, попросите его немедленно явиться в общий зал.
— Хорошо, генерал.
— Я оставлю под его начальством войска и прикажу ему идти не спеша. Спокойной ночи, господа, уже девять часов, в четыре мы выступаем, не забудьте; вы успеете отлично выспаться.
— Не беспокойтесь, генерал, будем готовы, — отвечали оба офицера.
Они встали из-за стола и ушли.
Ровно в четыре часа, как приказывал главнокомандующий, полк выступил по старой дороге к крепости Вильям Генри.
Переход был сделан быстро, через сутки они были уже у крепости.
Главнокомандующий ехал с графом Меренвилем.
Если дамы были счастливы, узнав графа, то сам граф был в восторге от этой встречи.
Графиня бросилась к мужу, но, увидев Шарля Лебо, остановилась и, протянув ему руку, произнесла дрогнувшим голосом одно только слово, но которое осчастливило молодого человека и вполне вознаградило за все труды и неудобства совершенного путешествия.
— Благодарю.
— Да, благодарю, Лебо, — сказала Марта де Прэль, улыбаясь.
Она лукаво погрозила ему пальцем и, заливаясь серебристым смехом, убежала, оставив своего нерешительного поклонника в полном недоумении.
Армия отдыхала недолго в Вильям Генри; около полудня, разделившись на два отряда, солдаты выступили обратно, спеша вернуться в Карильон.
Сурикэ, освобожденный приехавшим графом Меренвилем от неприятной обязанности командующего войсками, поспешил к маркизу Монкальму, от которого не отходил ни на шаг до самой крепости.
ГЛАВА VIII. Два типа дворян негодяев
Оставим маркиза Монкальма с его друзьями продолжать их путешествие в Карильон и перенесемся в Квебек к Жаку Дусе, исполняющему зараз роль шпиона у Биго, интенданта Канады, и роль модного ювелира.
Был ненастный дождливый вечер, недавно пробило восемь часов; порывистый сильный ветер жалобно завывал в длинных коридорах дома; дождь безостановочно хлестал по окнам; ярко-багровые молнии поминутно сверкали, освещая тяжелые тучи, нависшие над самой землей; гром, затихая на несколько минут, разражался с такой потрясающей силой, что все здания дрожали; воздух был пропитан едким запахом серы.
Вечер был ужасный.
Жак Дусе сидел у ярко разведенного камина, машинально следя глазами за фантастическими формами пылавшего огня.
Ювелир мечтал, но мечты его, как видно, были невеселыми.
Подобно всем одиноко живущим людям, Жак Дусе имел привычку разговаривать сам с собой, произнося очень длинные монологи.
Но в этот вечер, вследствие бури, раздражавшей его нервы, он был скучнее, задумчивее и недовольнее обыкновенного.
— Когда только кончится эта несносная жизнь здесь, — говорил он не громко и не тихо. — Неужели я не увижу больше моей дорогой Бретани? Неужели мне суждено умереть в этой проклятой стране, где каждому ежеминут но грозит смерть? Встретив графа Вилена, я думал, что я спасусь от этого ада, что он поможет мне выбраться. Но где он теперь? Что он теперь делает, что с ним? Я положительно ничего не знаю; в письмах он ни слова о себе не говорит, только наводит справки, разузнает через меня о том, что его интересует, и тем ограничивается. Он враг графа Витре. Но за что эта ненависть, вражда, зачем она? Я опять ничего не знаю; он мне не говорит, ничего мне не доверяет.
Жак на минуту остановился, мешая уголья в камине, и затем продолжал совсем уже в ином духе:
— Вместо того чтобы стихать, буря все усиливается, вероятно, до рассвета не перестанет, а может быть, и еще дольше; закат солнца был красный, а это верный признак ненастья, по улицам уже текут настоящие реки от противного дождя; ни пройти, ни проехать немыслимо; обещавшие быть у меня, конечно, не придут, если не пришли раньше, когда еще было возможно; теперь и ждать нельзя.
Он опять ненадолго смолк.
— По-видимому, они хотят поговорить о чем-то важном, о пустяках они могли бы и в своих чертогах говорить, но, убедившись, что стены дворца имеют глаза и уши, мешающие им откровенно болтать, они предпочитают мой скромный уголок для своих политических собраний; здесь они смело могут говорить; разве я не раб их? Да, я раб, но я мог бы все слышать и видеть, несмотря на запрещение их, — зло засмеялся ювелир, — как знать, может быть, я и узнал бы много полезного для моего хозяина?
Часы, стоявшие на камине, пробили девять.
— Уже девять! Поздно… не придут!
В эту минуту раздался тихий, чуть слышный звонок.
— Вот они; ясно, не будь очень важного дела, они не пошли бы в такую грозу.
Он встал, зажег свечу, потому что раньше сидел без огня, открыл дверь и стал спускаться по лестнице.
Отворив наружные двери, он увидел перед собой фигуру, завернутую в плащ, с которого ручьем текла вода, точно он сейчас только вышел из реки.
Войдя в комнату, гость поспешил сбросить промокшее платье.
— Граф Витре? — спросил ювелир.
— Я, господин Жак Дусе.
— В такую отвратительную погоду, граф?
— Да, погода плоха, меня чуть два раза не унесло течением потоков, бегущих с гор; хорошо еще, что я надел высокие сапоги, без них не дошел бы; мне все время приходилось идти по колено в воде. А Биго не пришел? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я думал, что он давно уже здесь, ему ведь всего несколько шагов пройти; уж не буря ли его испугала?
— Эта адская гроза хоть кого запугает.
— Да, буря ужасная; придет ли он, как вы думаете?
— Я уверен, что придет; сегодня получил записку от интенданта, где он пишет, что, окончив дела, придет, несмотря ни на какую погоду.
— В таком случае он только опоздал. Я знаю, он держит слово.
Болтая с гостем, ювелир подложил дров в камин, стряхнув плащ и выжав шляпу, повесил сушить; затем зажег несколько свечей.
Граф подошел и сел у самого огня, чтобы высушить, если только это было возможно, промокшие насквозь сапоги.
— Инструкции мои исполнены, Жак Дусе?
— Пунктуально, граф; в столовой, смежной с этой комнатой, холодный ужин давно уже ждет вас.
— Отлично, а вина не забыли?
— Вино и ликер — будете довольны.
— Вот за издержки, — и граф протянул кошелек, набитый золотом, который, едва коснувшись необыкновенно ловких рук шпиона, моментально исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115