— Нет, благодаря вашему вниманию, нас предохранили от грозившей опасности, мы этим обязаны только вам.
— Я исполнил свой долг, вам не за что меня благодарить.
— Но вы сами, должно быть, ужасно страдали, оставаясь под открытым небом среди урагана.
— Я видал много более сильных ураганов, а этот был непродолжителен, и к тому же теперь лето, так что ни я, ни мои друзья нисколько не пострадали от этой бури; если бы только мы не беспокоились за вас, мадам, мы были бы рады грозе.
— Вот настоящая философия, — заметила, улыбаясь, графиня.
— И философия великого вождя, — добавила весело Марта де Прэль.
— Наша обязанность, — отвечал ей в тон охотник, — приучает к терпению и философии. Что бы с нами было без этих дорогих качеств?
— Правда — ужасная обязанность.
— Я не согласен с вами, — перебил Шарль Лебо, качая головой, — жизнь пионера имеет свои особенные прелести, она мне нравится; может быть, именно опасности и неудобства делают ее еще заманчивей и привлекательней.
— Все вы, господа пионеры, одинаковы, — сказала графиня Меренвиль, — вас не переспоришь.
— Может быть, потому, что мы одни вполне испытали неизвестные для других прелести этой странной жизни, графиня.
Марта во время этого разговора молча улыбалась и исподлобья посматривала на говоривших.
— Извините, мадам, я пришел сюда сказать вам еще, что погода стала прелестна, дороги настолько сносны, что идти можно, и мы совершенно готовы хоть сейчас отправиться.
— Сегодня уже поздно, — сказала графиня.
— Еще только три часа, мы успеем пройти несколько миль до заката солнца.
— Зачем спешить? — настаивала графиня.
— Ваше желание, графиня, для меня закон.
— Благодарю вас, я хочу немного отдохнуть сегодня.
— В таком случае мы отправимся завтра?
— Да, завтра.
— В котором часу?
— Когда угодно!
— Отлично, мне только остается пожелать вам всего хорошего и уйти, чтобы не помешать отдыхать.
Он поклонился и поднял дверь палатки.
— Месье Лебо! — сказала графиня.
— Что угодно?
— Еще одно слово, если позволите.
— К вашим услугам.
— Мне хотелось бы спросить вас?
— Если только знаю…
— О, конечно!
— Извольте.
— Можете вы сказать, далеко мы от плантации Меренвиль?
— Могу.
— Скажите же.
— Мы в 66 милях от Красной Палки, вы, вероятно, про нее спрашиваете?
— Да, вы говорите, в 66 милях от Красной Палки?
— Да, графиня.
— Хорошо, сколько же это нужно дней, чтобы доехать?
— Если водой, как мы едем, самое большее — дней семь.
— Благодарю.
— Еще что не желаете ли сказать?
— Да, если позволите.
— О, графиня, я весь к вашим услугам, распоряжайтесь мной.
— Вы наш друг, — сказала графиня, протягивая ему руку.
— О, это много чести, графиня, — продолжал Шарль Лебо, почтительно целуя протянутую руку, — вы еще что-нибудь желаете знать?
— Да, конечно!
— Я слушаю, графиня.
— Я хотела узнать, далеко ли мы от Карильона?
— О, нет, мы не дальше 50 миль от крепости.
— Так близко?
— Не больше, графиня.
— Вы уверены?
— Да, убежден; я хорошо знаю эту дорогу, ошибиться трудно.
— Значит, путешествие отсюда в крепость много короче, чем отсюда в Красную Палку.
— Нет, напротив.
— Каким образом?
— Очень просто.
— Ничего не понимаю.
— Обратите внимание на дорогу: чтобы вернуться в крепость, придется ехать сушей, а не водой.
— Что же из этого?
— Очень многое, графиня.
— Я ровно ничего не знаю, объясните мне, пожалуйста, Лебо.
— Это так просто: водой мы легко делаем десять и даже двенадцать миль вдень.
— А сухим путем?
— Едва шесть миль в день, то есть ровно вполовину, если не меньше.
— Боже мой, отчего же такая громадная разница?
— Потому что у нас нет еще дорог, приходится идти едва заметной тропинкой, рискуя на каждом шагу иметь неприятную встречу или прокладывать самому дорогу топором и огнем, что не безопасно.
— Но до Дюкенса мы можем ехать водой?
— Желая попасть в Карильон, вы еще продлите путь, возвращаясь в Дюкенс.
— Почему это?
— Потому что ради личных интересов мы должны идти прямо к тому месту, куда едем, заезжая в Дюкенс, мы сделаем крюк, а это много значит.
— В таком случае, чтобы попасть в Карильон, нужно около 10 дней. На целую треть больше, чем на Красную Палку.
— Да, я объяснил почему, графиня.
— Да, да, только мне это очень неприятно.
— Вы желали вернуться в Карильон?
— Да, это мое страстное желание.
— Если бы я мог сделать замечание…
— Я знаю, что вы скажете, ясама себе тоже сто раз повторяла.
— И вы не отказываетесь от своего желания?
— Больше чем когда-либо, у меня есть уважительная причина, которая и вас заставит согласиться с моим мнением.
— О, графиня, я и без этого всюду пойду за вами.
— Знаю, мой друг, но я считаю своим долгом сказать вам, что меня заставляет непременно вернуться к мужу.
— Ради Бога, графиня…
— Нет, нет, — вскричала она быстро, — я слишком дорожу вашим мнением и не хочу, чтобы вы считали меня непостоянной, ветреной женщиной, которая сама не знает, чего хочет.
— О, графиня, подобной мысли никогда быть не может у меня.
— Знаю, но выслушайте меня.
— Вы этого хотите?
— Да, требую.
— Я покоряюсь.
— Хорошо, почему граф хотел, чтобы мы оставили Бельвю и уехали в Красную Палку?
— Очень ясно, графиня, потому что граф, обязанный по службе уезжать ежегодно на несколько месяцев, должен был оставлять вас одну без всякой защиты в глуши, где трудно рассчитывать на чью-нибудь помощь в случае нападения.
— Видите, вы сами то же говорите.
— Потому что это правда, графиня.
— Чья же измена и лицемерие больше всего пугают графа?
— Графа Витре, человека, не имеющего ни совести, ни чести, для которого цель оправдывает все средства.
— Вы знаете, что еще сегодня утром Витре грозил нам?
— Да, но теперь, когда его важные бумаги попали к нам в руки, он не так страшен.
— Вы думаете, что после всего случившегося он не осмелится появиться в Канаде?
— От него можно ожидать всего. Он способен от всего отказаться и, имея хорошую поддержку при дворе в Версале, он сумеет дело поставить так, что легко победит врагов.
— Вы думаете?
— Убежден, графиня.
— Но это ужасно!
— И в то же время верно.
— Вы думаете, что этот человек еще имеет силу?
— Нет, я говорю, что его нужно бояться; не имея до сих пор ни в чем удачи, он постарается жестоко отплатить за все его оскорбления и унижения, для этого он не остановится ни перед чем. Но в настоящую минуту он в ужасном положении: у него нет ничего, все планы расстроены, он должен сперва собраться с силами и средствами для того, чтобы гордо вернуться в Канаду.
— Ну, это трудно, — с иронией заметила графиня.
— Вы ошибаетесь, графиня. У него не много друзей, нет, люди, подобные графу Витре, могут иметь не друзей, а соучастников, которые имеют много данных на то, чтобы помогать ему, и…
— О, неужели в Канаде есть подобные люди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115