Этот офицер был капитан, он принес согласие на условия, предложенные главнокомандующим. Комендант поручил ему условиться насчет подробностей сдачи фортов.
Г-н Монкальм велел позвать одного из своих адъютантов — Оливье де Меренвиля, капитана в полку Шампаньи; Монкальм поручил ему как можно лучше обойтись с его английским коллегою и потом отпустил их.
Оба молодых капитана почтительно раскланялись и удалились вместе.
— Комендант крепости не дождался даже условленного часа, — сказал граф.
— И прекрасно сделал, — отвечал, улыбаясь, главнокомандующий. — Что он мог сделать в его положении? Несколько минут больше или меньше не имели бы никакого значения.
— Конечно.
— Он смирился как порядочный человек, и это было самое лучшее, что он мог сделать.
— Все равно это, вероятно, было ему тяжело.
— Не скажу, что нет; но, поверьте мне, письмо графа Лондона не слишком удивило его.
— Вы думаете, что он ожидал…
— Разумеется, кузен, он знал очень хорошо, что если граф Лондона должен был явиться, он не замедлил бы это сделать и не стал бы ожидать последней минуты, чтобы прийти на помощь крепостям.
— Шевалье Леви нам оказал большую услугу в этом случае.
— Он отлично исполнил свою обязанность.
— Надо отдать ему справедливость, он прекрасно маневрировал для того, чтобы удержать англичан.
— Кстати, кузен, правда ли, что мне о вас рассказывали?
— Что же такое, кузен?
— Меня уверяли, что вы едва не утонули.
— Лучше того, я совсем было утонул.
— Да полноте! Вы свежи, как роза.
— Рассказывайте… Только чудо спасло меня.
— И как называется это чудо?
— Вы будто не знаете?
— Не знаю, если спрашиваю.
— Ну так видите, меня спас Шарль Лебо; вы его не видали?
— Не видал, с моего приезда даже ничего не слыхал о нем.
— Увидите, когда будете нуждаться в нем.
— Очень вероятно; так на самом деле он вам спас жизнь?
— Судите сами, кузен; я устал до последней возможности и, хотя не совсем потерял сознание, был не в состоянии отдать себе отчет в том, что происходило вокруг меня; Лебо наблюдал за мной, он знал, что я не искусный пловец и подоспел в ту минуту, когда я положительно тонул; он нырнул под меня, вытащил на поверхность и взвалил меня себе на спину; машинально я ухватился за его длинные и густые волосы, и он тащил меня около двадцати минут; благодаря ему я был спасен; все, что я вам теперь рассказываю, мне самому передавали; я ничего не помню; как только г-н Лебо увидал, что я пришел в себя совершенно, он бросил меня и исчез.
— О да, это его манера, — сказал генерал, смеясь, — этот оригинал заставит меня обожать его, вот увидите!
— Что меня касается, мой друг, я сохраню признательность к нему до конца своей жизни. Что сталось бы с моей женой, с моими бедными детьми!
— Этот Лебо странный человек; все любят и уважают его, жители Канады его боготворят, краснокожие пошли бы за него в огонь и в воду; все ему чем-нибудь обязаны, только он ничем никому. Непонятный молодой человек — всегда один, печальный, молчаливый, говорит только по необходимости, готовый на всякие услуги всем страждущим, он через несколько минут забывает, что сделал, и пари держу, что он забыл уже, что спас вам жизнь.
— Я это очень хорошо знаю, кузен, я уверен, что, когда буду ему говорить об этом спасении, он станет доказывать, что я не подвергался никакой опасности и спасся бы сам.
— Неужели? Меня до сих пор пробирает нервная дрожь, как только я об этом вспомню!
— Как этот замечательный человек упорно держится своей странствующей жизни!
— Очень жаль, потому что он мог бы всего достичь и везде был бы на своем месте.
— Тут что-нибудь да кроется, что нам неизвестно.
— Если бы нам удалось уговорить его, чтобы он отказался от своей профессии охотника, — сказал граф.
— Давайте попробуем, — отвечал генерал, улыбаясь, — может быть, вдвоем нам это и удастся.
— Может быть… эта идея мне нравится, я присоединю свои усилия к вашим, кузен.
— Так решено; прежде всего, следует узнать, что у него на душе, но его не легко исповедать, уверяю вас.
— Нужно уметь только взяться!
— Уж я его вертел на все лады, но ничего не добился.
— Потому что плохо взялись; найдем след, хоть самый неясный…
— Да, — сказал генерал, смеясь, — найдем хоть малейший след, а он поведет нас к дальнейшему открытию.
— Вот именно так.
— Где он был весь сегодняшний день?
— Бурламак его видел; кажется, он оставался со своими друзьями краснокожими и во время битвы дрался вместе с ними.
— Поверьте мне, что он имел причины, которые мы узнаем рано или поздно, чтобы так действовать.
— О, я знаю, что он ничего не предпринимает без уважительных причин, — сказал граф.
— Подождите, он, вероятно, не замедлит прийти ко мне; он знает, что я его жду с нетерпением. Кстати, кузен, хотите разделить со мной обед?
— С большим бы удовольствием, кузен, но у меня масса дел, которые мне хочется кончить.
— Что же такое?
— И только внутренние распоряжения, касающиеся новобранцев. Я надеюсь, что вы довольны моими канадцами?
— Совершенно, они прекрасно себя вели и на реке, и во время битвы.
— Благодарю вас за них, генерал.
— Похвалы мои относятся ко всем, кузен, и в особенности к их начальнику, который ими так прекрасно командовал.
— А! Что до этого, генерал, без Лебо…
— Тем виднее ваше усердие, кузен, не пытайтесь скрыть то, что вы сделали.
— Ну вот! — сказал тот, смеясь. — Видно, что вы победитель, вы все видите в розовом цвете.
— Придете на минутку, вечером!
— Постараюсь, но не обещаю.
— Если придете, вас не отпустят, вот и все.
— Пусть так.
Пожав друг другу руки, они расстались.
— Может, я ошибаюсь, — пробормотал главнокомандующий, когда остался один, — но мне кажется, что дела нашего друга подвинулись вперед; впрочем, лучше не говорить ему пока об этом.
Едва прошло четверть часа после ухода графа, как явился охотник.
— А! Вот и вы наконец, дезертир, где вы пропадали? Что сделали?
— Многое, генерал.
— Да, и, между прочим, спасли жизнь моему кузену, который без вас потонул бы непременно.
— Кто это рассказал вам такую историю, генерал?
— Граф Меренвиль, милостивый государь; он только что был здесь и не переставал говорить о вас.
— Это очень просто, генерал, граф был утомлен, я немножко помог ему, вот и все.
— Я готов был побиться об заклад, что вы так скажете, — отвечал генерал, смеясь, — вы неподражаемы, мой друг; другие на всех перекрестках трубят о прекрасном подвиге, которого они не совершали, вы же упорно прячете истину под спуд; но мы вас знаем, и нам всем известен ваш поступок; нужно с этим примириться, никто не поверит тому, что вы станете рассказывать. Вы отобедаете со мной?
— С большим удовольствием, генерал, тем более что умираю от голода.
— Ну, так пойдемте к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115