И меня все время терзал вопрос: что они переняли у нас – форму или содержание? И на примерах их неубедительных боев под Ходжа-Кала и Бами можно смело утверждать, что текинцы заимствовали у европейцев форму, так и не усвоив содержания. Вот из сего постулата и будем теперь исходить. Только семь раз ещё отмеряем, прежде чем окончательно резать.
Глава пятая
1
А на следующей неделе после этого разговора в Красноводское приставство пришёл толмач известного им русского купца Громова:
– Большая беда, господин начальник. Мой хозяин пропал, господин Громов.
– Как так – пропал? Что значит – пропал?
– То есть совершенно, – армянин был весьма растерян и даже испуган. – Третий день дома нет.
– Ну, может, у женщины какой ночует… – Приставу страсть как не хотелось заниматься исчезновением богатого купца. – Мужчина он молодой, в соку…
– Так ведь и днём нет, и ночью нет, господин начальник. Такого не бывало, господин Громов – мужчина аккуратный.
Сутки пристав занимался розысками, не обнаружил никаких следов и, скрепя сердце, доложил градоначальнику.
– А чем он тут занимался, этот купец? – Градоначальнику тоже не очень-то хотелось возиться с таким тёмным делом. – Может, просто сбежал, не рассчитавшись?
– Не похоже, Дементий Антонович, – вздохнул пристав. – Господин Громов верблюдов для армии скупал.
– Верблюды целы?
– Целы, Дементий Антонович. Все шесть с половиною тысяч на скотных дворах, арендованных у города.
Исчезновение военного поставщика сразу стало выглядеть весьма серьёзно: градоначальник ещё не забыл о краже верблюдов, в расследование которой включился тогда не только тыл со штабом, но и сам командующий генерал-адъютант (что было для Дементия Антоновича куда важнее, нежели генерал-лейтенант). Приказав приставу хоть из-под земли, а достать пропавшего невесть куда купца Громова, градоначальник тут же доложил об этом тыловому начальству. Клубок начал разматываться с военной быстротой, и вскоре конец ниточки достиг Михаила Дмитриевича Скобелева.
– Если понадобится ваша помощь, вас найдёт мой адъютант, – сухо, сквозь зубы сказал он.
Начальник тыла удалился вместе с Дементием Антоновичем, но Михаил Дмитриевич не спешил звать Баранова. Удар был неожиданным и от этого особенно болезненным. Он не думал, что и на сей раз били по нему лично, но то, что били по делу, ради которого он, генерал Скобелев, был сюда послан самим Государем, сомнений не вызывало. Млынова могли убить или пленить и как скупщика верблюдов для армии, и как его бывшего адъютанта, засланного сюда под видом купца Громова. Последнее представлялось наиболее угрожающим, и Михаил Дмитриевич, подумав, решил исходить именно из этого, самого неприятного и опасного предположения.
Кто знал, что под личиной купца Громова скрывается бывший капитан Млынов? Только Тыкма-сердар. Но сердар – Скобелев был убеждён в этом – выдать текинцам Млынова не мог хотя бы потому, что тем самым обрекал на гибель самого себя: подобное в этих краях не прощалось ни под каким видом. Однако такое признание из него могли вытянуть пытками: исключать такой вариант было бы легкомыслием. – А это означало, что прежде, чем разыскивать исчезнувшего Млынова, необходимо было точно и по возможности быстро выяснить, не случилось ли чего с самим Тыкма-сердаром.
Бывший капитан связывался с Тыкма-сердаром через какого-то старика на Красноводском базаре. Он ещё просил не трогать этого старика, когда случилась дурацкаая история с кражей верблюдов. Что-то Млынов говорил о приметах… Драный халат – ну, понятно, у всех старых завсегдатаев базаров драные халаты. Как форма. Что-то ещё, но что? Что?..
Скобелев вскочил, пометался по кабинету… Надо было вспомнить, необходимо было вспомнить… И вдруг расслышал голос Млынова, тихо прозвучавший в его душе: «Только не трогайте на базаре старика в двухцветном тельпеке. Это моя единственная связь с Тыкма-сердаром…»
Двухцветный тельпек! Высокая папаха без дна из двух кусков бараньей шкуры разного цвета. Знак убогости и нищеты…
– Баранов!
Адъютант влетел сразу же, видно, долго ждал под дверью, когда позовут.
– В Красноводске на базаре – старик в двухцветном тельпеке. Скажи приставу, чтобы арестовал, но ни в коем случае не одного, а в группе, что ли.
– Понял, Михаил Дмитриевич. Чтобы прошло незаметно.
– И так же незаметно доставить этого старика ко мне. Только чтобы никто его не заподозрил, Баранов. Если эту ниточку порвём, нам Млынову не помочь.
– Я лучше с врачами свяжусь, Михаил Дмитриевич, а не с приставом. Мол, борьба с вшивостью, всех стариков приказано загнать в баню. А в бане – два входа и два выхода: для нижних чинов и для господ офицеров, не считая служебного. Никто и не поймёт, куда подевался старик.
– Действуй!
В делах розыска Баранов действовал точно, аккуратно, а главное, быстро. К вечеру того же дня перепуганный старик в двухцветном тельпеке уже стоял перед самим генералом Скобелевым.
«Умен, но куда больше – хитёр, – думал Михаил Дмитриевич, глядя пристально, в упор на старика. – Знал ли он, кто такой купец Громов на самом деле? Мог и не знать, потому что сердар больше умен, нежели хитёр, и рисковать попусту не станет…»
Он не торопился начинать разговор, прекрасно представляя себе, как действует многозначительное генеральское молчание на душу человека, вынужденного что-то скрывать. Прихлёбывал чай из тяжёлого серебряного подстаканника, не отрывая взгляда от бегающих глаз старика. А спросил негромко и спокойно, как при дружеской беседе:
– Где Громов?
Старик залопотал что-то на своём языке.
– На этом языке меня называют Гез-каглы. Так что будет лучше, если ты станешь объясняться со мною без переводчика. В последний раз спрашиваю: где купец Громов?
– Не знаю. Клянусь Аллахом.
На сей раз старик ответил по-русски, и Скобелеву показалось, что в голосе его прозвучала если не искренность, то по меньшей мере искренняя озабоченность.
– А где Тыкма-сердар?
– Я не смею этого знать! Сердар велик, я – убог: разве базарная грязь знает, как сверкает снег на вершинах гор?
– Со мною нельзя шутить, старик, и Громов предупреждал тебя об этом. Вспомни, как я рассердился, когда украли верблюдов. От моего гнева исчезают селения, а пашни превращаются в пустыню.
– Я всего лишь жалкий старик. Разве осмелюсь я шутить с великим Гез-каглы?
– Мне не нравится твоя память.
– Да, да, она слабеет, слабеет…
– Ты свёл Громова с джигитами сердара в полночь на базарной площади. Что будет с Тыкма-сердаром, если об их свидании узнает Коджар-Топас-хан?
Старик бросил на Скобелева взгляд. Во взгляде этом мелькнул ужас, и Михаил Дмитриевич понял, что пришла пора наносить решающий удар:
– Твою внучку зовут Кенжегюль, и она все ещё в руках текинцев в Геок-Тепе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Глава пятая
1
А на следующей неделе после этого разговора в Красноводское приставство пришёл толмач известного им русского купца Громова:
– Большая беда, господин начальник. Мой хозяин пропал, господин Громов.
– Как так – пропал? Что значит – пропал?
– То есть совершенно, – армянин был весьма растерян и даже испуган. – Третий день дома нет.
– Ну, может, у женщины какой ночует… – Приставу страсть как не хотелось заниматься исчезновением богатого купца. – Мужчина он молодой, в соку…
– Так ведь и днём нет, и ночью нет, господин начальник. Такого не бывало, господин Громов – мужчина аккуратный.
Сутки пристав занимался розысками, не обнаружил никаких следов и, скрепя сердце, доложил градоначальнику.
– А чем он тут занимался, этот купец? – Градоначальнику тоже не очень-то хотелось возиться с таким тёмным делом. – Может, просто сбежал, не рассчитавшись?
– Не похоже, Дементий Антонович, – вздохнул пристав. – Господин Громов верблюдов для армии скупал.
– Верблюды целы?
– Целы, Дементий Антонович. Все шесть с половиною тысяч на скотных дворах, арендованных у города.
Исчезновение военного поставщика сразу стало выглядеть весьма серьёзно: градоначальник ещё не забыл о краже верблюдов, в расследование которой включился тогда не только тыл со штабом, но и сам командующий генерал-адъютант (что было для Дементия Антоновича куда важнее, нежели генерал-лейтенант). Приказав приставу хоть из-под земли, а достать пропавшего невесть куда купца Громова, градоначальник тут же доложил об этом тыловому начальству. Клубок начал разматываться с военной быстротой, и вскоре конец ниточки достиг Михаила Дмитриевича Скобелева.
– Если понадобится ваша помощь, вас найдёт мой адъютант, – сухо, сквозь зубы сказал он.
Начальник тыла удалился вместе с Дементием Антоновичем, но Михаил Дмитриевич не спешил звать Баранова. Удар был неожиданным и от этого особенно болезненным. Он не думал, что и на сей раз били по нему лично, но то, что били по делу, ради которого он, генерал Скобелев, был сюда послан самим Государем, сомнений не вызывало. Млынова могли убить или пленить и как скупщика верблюдов для армии, и как его бывшего адъютанта, засланного сюда под видом купца Громова. Последнее представлялось наиболее угрожающим, и Михаил Дмитриевич, подумав, решил исходить именно из этого, самого неприятного и опасного предположения.
Кто знал, что под личиной купца Громова скрывается бывший капитан Млынов? Только Тыкма-сердар. Но сердар – Скобелев был убеждён в этом – выдать текинцам Млынова не мог хотя бы потому, что тем самым обрекал на гибель самого себя: подобное в этих краях не прощалось ни под каким видом. Однако такое признание из него могли вытянуть пытками: исключать такой вариант было бы легкомыслием. – А это означало, что прежде, чем разыскивать исчезнувшего Млынова, необходимо было точно и по возможности быстро выяснить, не случилось ли чего с самим Тыкма-сердаром.
Бывший капитан связывался с Тыкма-сердаром через какого-то старика на Красноводском базаре. Он ещё просил не трогать этого старика, когда случилась дурацкаая история с кражей верблюдов. Что-то Млынов говорил о приметах… Драный халат – ну, понятно, у всех старых завсегдатаев базаров драные халаты. Как форма. Что-то ещё, но что? Что?..
Скобелев вскочил, пометался по кабинету… Надо было вспомнить, необходимо было вспомнить… И вдруг расслышал голос Млынова, тихо прозвучавший в его душе: «Только не трогайте на базаре старика в двухцветном тельпеке. Это моя единственная связь с Тыкма-сердаром…»
Двухцветный тельпек! Высокая папаха без дна из двух кусков бараньей шкуры разного цвета. Знак убогости и нищеты…
– Баранов!
Адъютант влетел сразу же, видно, долго ждал под дверью, когда позовут.
– В Красноводске на базаре – старик в двухцветном тельпеке. Скажи приставу, чтобы арестовал, но ни в коем случае не одного, а в группе, что ли.
– Понял, Михаил Дмитриевич. Чтобы прошло незаметно.
– И так же незаметно доставить этого старика ко мне. Только чтобы никто его не заподозрил, Баранов. Если эту ниточку порвём, нам Млынову не помочь.
– Я лучше с врачами свяжусь, Михаил Дмитриевич, а не с приставом. Мол, борьба с вшивостью, всех стариков приказано загнать в баню. А в бане – два входа и два выхода: для нижних чинов и для господ офицеров, не считая служебного. Никто и не поймёт, куда подевался старик.
– Действуй!
В делах розыска Баранов действовал точно, аккуратно, а главное, быстро. К вечеру того же дня перепуганный старик в двухцветном тельпеке уже стоял перед самим генералом Скобелевым.
«Умен, но куда больше – хитёр, – думал Михаил Дмитриевич, глядя пристально, в упор на старика. – Знал ли он, кто такой купец Громов на самом деле? Мог и не знать, потому что сердар больше умен, нежели хитёр, и рисковать попусту не станет…»
Он не торопился начинать разговор, прекрасно представляя себе, как действует многозначительное генеральское молчание на душу человека, вынужденного что-то скрывать. Прихлёбывал чай из тяжёлого серебряного подстаканника, не отрывая взгляда от бегающих глаз старика. А спросил негромко и спокойно, как при дружеской беседе:
– Где Громов?
Старик залопотал что-то на своём языке.
– На этом языке меня называют Гез-каглы. Так что будет лучше, если ты станешь объясняться со мною без переводчика. В последний раз спрашиваю: где купец Громов?
– Не знаю. Клянусь Аллахом.
На сей раз старик ответил по-русски, и Скобелеву показалось, что в голосе его прозвучала если не искренность, то по меньшей мере искренняя озабоченность.
– А где Тыкма-сердар?
– Я не смею этого знать! Сердар велик, я – убог: разве базарная грязь знает, как сверкает снег на вершинах гор?
– Со мною нельзя шутить, старик, и Громов предупреждал тебя об этом. Вспомни, как я рассердился, когда украли верблюдов. От моего гнева исчезают селения, а пашни превращаются в пустыню.
– Я всего лишь жалкий старик. Разве осмелюсь я шутить с великим Гез-каглы?
– Мне не нравится твоя память.
– Да, да, она слабеет, слабеет…
– Ты свёл Громова с джигитами сердара в полночь на базарной площади. Что будет с Тыкма-сердаром, если об их свидании узнает Коджар-Топас-хан?
Старик бросил на Скобелева взгляд. Во взгляде этом мелькнул ужас, и Михаил Дмитриевич понял, что пришла пора наносить решающий удар:
– Твою внучку зовут Кенжегюль, и она все ещё в руках текинцев в Геок-Тепе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106