А по кабинету метался главнокомандующий, топоча сапогами и выкрикивая бессвязные фразы:
– Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это – развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..
Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развёл руками.
– Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.
– Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, – негромко сказал Имеретинский. – Он назвал его неудачей, а это – поражение. Государь. Это – разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.
– Всю правду, – вздохнул император. – Все кричат о дурно проведённой подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.
– Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчинённых ему отрядов.
– Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, – сдавленно сказал Криденер. – Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.
– Простите, Государь, задета моя честь. – Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. – Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. – Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.
– А теперь позвольте спросить вас, генерал. Почему вы прятали от князя Шаховского Коломенский полк? С какой целью вы ввели его в заблуждение, сообщив, что коломенцы идут к нему, а сами тут же отправили этот злосчастный полк затыкать никому не нужную оперативную пустоту? Почему вы не отдали кавалерийской дивизии Лашкарева приказа об атаке, хотя знали, что отряд Скобелева истекает кровью в предместьях Плевны?
– В предместьях? – удивлённо спросил император. – Мы ворвались в предместья?
– Да, Государь. Скобелев пробился к предместьям, опираясь только на собственную отвагу, и Шаховской, сколь мог, помогал ему в этом. И если бы барон Криденер с самого начала не решил, что ему выгоднее проиграть сражение, нежели помочь Скобелеву, я имел бы сегодня высокую честь встречать Ваше Величество в Плевне. Мне со слезами рассказал об этой неприличной интриге князь Алексей Иванович.
Спокойствие оставило князя Имеретинского, и все подавленно молчали. Первым заговорил Александр:
– Я не слышал мнения начальника штаба.
Это прозвучало неожиданно, почти вызывающе. После истерических криков брата, император заново утверждал старого генерала в прежней должности.
– Светлейший князь прав в своей суровой оценке. Но важно другое. Позволю себе настаивать на быстрейшей переброске корпуса генерала Зотова под Плевну, – Непокойчицкий говорил очень тихо, но все его сейчас слушали. – А так же… Я умоляю Ваше Величество принять мою отставку.
– Нет, – Александр поднял руку. – Дело, дело, сначала – дело. Я жду совета, генерал.
– Необходимо начать переброску гвардейских корпусов из России, – вздохнул Непокойчицкий. – Я не вижу иного выхода: мы рискуем единственной переправой.
– Ты прав.
– Слава Богу! – главнокомандующий широко перекрестился и велел позвать дежурного генерала.
Пока его искали, князь Имеретинский вновь попросил разрешения обратиться.
– Я осмеливаюсь просить Ваше Величество об особой милости.
– Ты заслужил, – важно сказал Александр.
– Поскольку мне, светлейшему князю Имеретинскому, в присутствии моего Государя было высказано сомнение в моей боевой деятельности, я прошу Ваше Величество доверить мне командование боевой частью, во главе которой я смогу принять самое непосредственное участие в следующем штурме Плевны.
– Ты думаешь, нам следует ещё раз штурмовать?
– Я тоже того же мнения, Ваше Величество, – сказал Непокойчицкий. – Осман-паша очень опасен. Стал очень опасным после нашего поражения.
– У нас есть вакансии в дивизиях?
– Вторая пехотная, – суетливо подсказал Левицкий.
– Назначаю начальником второй пехотной дивизии светлейшего князя Имеретинского. Ступай отдыхать, князь, и готовь письменное донесение.
Имеретинский поклонился, но тут вошёл Шёлков. Главнокомандующий строго ткнул в него пальцем:
– Начальнику Петербургского округа, срочно, – откашлялся и вдруг с громким, неуместным пафосом начал диктовать:
– «Слава Богу! Гвардия с высочайшего соизволения посылается мне. Распорядиться следует быстро и молодецки, как я это люблю. Передай моим молодцам, что я жду их с чрезвычайным нетерпением. Я их знаю, и они меня знают». Все. Можешь идти.
– Цветы, цветы, – Александр жестом остановил Шелкова. – Белые розы на могилку Бореньке. Белые. Ступай.
Шёлков, поклонившись, вышел. Все молчали, и через распахнутые окна вдруг донёсся далёкий скрип множества тележных колёс. Император прислушался:
– Что это так скрипит?
– Обозы, Ваше Величество, – торопясь, подсказал Левицкий. – Раненые под Плевной следуют этапным порядком…
– Черт бы их побрал, сколько раз повторять, чтобы возили дальней дорогой! – гневно крикнул главнокомандующий. – Позвольте удалиться, брат. Я живо наведу порядок!
Светлейший князь Имеретинский, спрятав брезгливую усмешку в чёрных, переходящих в бакенбарды усах, дерзко вышел первым, оттеснив Николая Николаевича плечом, простреленным при штурме никому не нужного Гривицкого редута.
2
Скобелев пил вторую неделю. Начинал с раздражённого непонимания, почему в его постели оказалась женщина, кто она такая, о чем стрекочет и как её зовут. Лихорадочно пытался припомнить вечер, как правило, ничего вспомнить не мог и торопился опрокинуть рюмку, чтобы обрести равновесие духа. Голова у него никогда не болела, но внутри было тревожно, а когда выпивал, все вроде бы вставало на свои места.
Вежливо выпроваживал очередную незнакомку, и начинался день бесконечного застолья, шума, карточной игры и безудержной вечерней попойки, где опять появлялись женщины, а утром все повторялось сначала. Первое время Млынов пытался вразумить Михаила Дмитриевича, но потом махнул рукой и решил ждать, когда тот сам перебесится и потребует утром холодной воды. Но генерал окончательно закусил удила, швыряя деньги цыганам, кокоткам, случайным карточным партнёрам, выматывающим душу румынским скрипачам и красивым ножкам, плясавшим по его просьбам. Тут уж не могло хватить никаких капиталов, и Скобелев, не задумываясь, подписывал векселя и расписки под любые проценты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это – развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..
Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развёл руками.
– Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.
– Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, – негромко сказал Имеретинский. – Он назвал его неудачей, а это – поражение. Государь. Это – разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.
– Всю правду, – вздохнул император. – Все кричат о дурно проведённой подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.
– Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчинённых ему отрядов.
– Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, – сдавленно сказал Криденер. – Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.
– Простите, Государь, задета моя честь. – Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. – Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. – Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.
– А теперь позвольте спросить вас, генерал. Почему вы прятали от князя Шаховского Коломенский полк? С какой целью вы ввели его в заблуждение, сообщив, что коломенцы идут к нему, а сами тут же отправили этот злосчастный полк затыкать никому не нужную оперативную пустоту? Почему вы не отдали кавалерийской дивизии Лашкарева приказа об атаке, хотя знали, что отряд Скобелева истекает кровью в предместьях Плевны?
– В предместьях? – удивлённо спросил император. – Мы ворвались в предместья?
– Да, Государь. Скобелев пробился к предместьям, опираясь только на собственную отвагу, и Шаховской, сколь мог, помогал ему в этом. И если бы барон Криденер с самого начала не решил, что ему выгоднее проиграть сражение, нежели помочь Скобелеву, я имел бы сегодня высокую честь встречать Ваше Величество в Плевне. Мне со слезами рассказал об этой неприличной интриге князь Алексей Иванович.
Спокойствие оставило князя Имеретинского, и все подавленно молчали. Первым заговорил Александр:
– Я не слышал мнения начальника штаба.
Это прозвучало неожиданно, почти вызывающе. После истерических криков брата, император заново утверждал старого генерала в прежней должности.
– Светлейший князь прав в своей суровой оценке. Но важно другое. Позволю себе настаивать на быстрейшей переброске корпуса генерала Зотова под Плевну, – Непокойчицкий говорил очень тихо, но все его сейчас слушали. – А так же… Я умоляю Ваше Величество принять мою отставку.
– Нет, – Александр поднял руку. – Дело, дело, сначала – дело. Я жду совета, генерал.
– Необходимо начать переброску гвардейских корпусов из России, – вздохнул Непокойчицкий. – Я не вижу иного выхода: мы рискуем единственной переправой.
– Ты прав.
– Слава Богу! – главнокомандующий широко перекрестился и велел позвать дежурного генерала.
Пока его искали, князь Имеретинский вновь попросил разрешения обратиться.
– Я осмеливаюсь просить Ваше Величество об особой милости.
– Ты заслужил, – важно сказал Александр.
– Поскольку мне, светлейшему князю Имеретинскому, в присутствии моего Государя было высказано сомнение в моей боевой деятельности, я прошу Ваше Величество доверить мне командование боевой частью, во главе которой я смогу принять самое непосредственное участие в следующем штурме Плевны.
– Ты думаешь, нам следует ещё раз штурмовать?
– Я тоже того же мнения, Ваше Величество, – сказал Непокойчицкий. – Осман-паша очень опасен. Стал очень опасным после нашего поражения.
– У нас есть вакансии в дивизиях?
– Вторая пехотная, – суетливо подсказал Левицкий.
– Назначаю начальником второй пехотной дивизии светлейшего князя Имеретинского. Ступай отдыхать, князь, и готовь письменное донесение.
Имеретинский поклонился, но тут вошёл Шёлков. Главнокомандующий строго ткнул в него пальцем:
– Начальнику Петербургского округа, срочно, – откашлялся и вдруг с громким, неуместным пафосом начал диктовать:
– «Слава Богу! Гвардия с высочайшего соизволения посылается мне. Распорядиться следует быстро и молодецки, как я это люблю. Передай моим молодцам, что я жду их с чрезвычайным нетерпением. Я их знаю, и они меня знают». Все. Можешь идти.
– Цветы, цветы, – Александр жестом остановил Шелкова. – Белые розы на могилку Бореньке. Белые. Ступай.
Шёлков, поклонившись, вышел. Все молчали, и через распахнутые окна вдруг донёсся далёкий скрип множества тележных колёс. Император прислушался:
– Что это так скрипит?
– Обозы, Ваше Величество, – торопясь, подсказал Левицкий. – Раненые под Плевной следуют этапным порядком…
– Черт бы их побрал, сколько раз повторять, чтобы возили дальней дорогой! – гневно крикнул главнокомандующий. – Позвольте удалиться, брат. Я живо наведу порядок!
Светлейший князь Имеретинский, спрятав брезгливую усмешку в чёрных, переходящих в бакенбарды усах, дерзко вышел первым, оттеснив Николая Николаевича плечом, простреленным при штурме никому не нужного Гривицкого редута.
2
Скобелев пил вторую неделю. Начинал с раздражённого непонимания, почему в его постели оказалась женщина, кто она такая, о чем стрекочет и как её зовут. Лихорадочно пытался припомнить вечер, как правило, ничего вспомнить не мог и торопился опрокинуть рюмку, чтобы обрести равновесие духа. Голова у него никогда не болела, но внутри было тревожно, а когда выпивал, все вроде бы вставало на свои места.
Вежливо выпроваживал очередную незнакомку, и начинался день бесконечного застолья, шума, карточной игры и безудержной вечерней попойки, где опять появлялись женщины, а утром все повторялось сначала. Первое время Млынов пытался вразумить Михаила Дмитриевича, но потом махнул рукой и решил ждать, когда тот сам перебесится и потребует утром холодной воды. Но генерал окончательно закусил удила, швыряя деньги цыганам, кокоткам, случайным карточным партнёрам, выматывающим душу румынским скрипачам и красивым ножкам, плясавшим по его просьбам. Тут уж не могло хватить никаких капиталов, и Скобелев, не задумываясь, подписывал векселя и расписки под любые проценты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106