В таком случае я беру Паренсова себе.
– Берите, берите, – Скобелев уже впился глазами в карту. – Алексей Николаевич прав: Ловча – основная задача.
– Вот и решайте её, – улыбнулся князь. – Я даю вам полную свободу действий, Михаил Дмитриевич. А за собою оставляю обязанность защищать вас с тыла.
– Воды! – вдруг крикнул Скобелев. – Что ухмыляешься, Млынов? Два кувшина со льдом, быстро!
Александр Константинович тут же и откланялся, с трудом сдержав улыбку. И был весьма доволен, что так быстро заполучил загадочно притягательного для него генерала со всеми его неуёмными страстями. А вот Млынов, окатывая своего командира ледяной водой, улыбки сдержать не сумел.
– Чего скалишься? – недовольно заметил Скобелев, растираясь суровым полотенцем. – Ты у меня впереди коней бегать будешь: войск много, а ты – один. Ординарцев-то пока нет.
– Если согласны статского взять, то один, считайте, уже есть, – сказал Млынов. – Шесть раз приходил, пока вы винцом баловались. Из армии уволен по ранению, но в Россию возвращаться не торопится. Вольноопределяющийся Федор Мокроусов, не припоминаете такого? Утверждает, что знаком с вами.
– Знаком. – Михаил Дмитриевич припомнил раненых костромичей, повязку на лбу у недоучившегося студента. – Сообразительный парень. Бери, Млынов, не прогадаем.
Скобелев так никогда и не узнал, каких трудов стоило светлейшему князю Имеретинскому упросить императора закрыть глаза на очередную скобелевскую выходку. Даже Паренсов отнёсся к его идее весьма неодобрительно:
– Вы взяли на себя тяжёлый крест, ваша светлость, Скобелев обладает свойством доставлять массу хлопот своим непосредственным начальникам.
– Если вы, Пётр Дмитриевич, порекомендуете мне подчинённого, способного одновременно противостоять как Осману-паше, так и Сулейману, имея в десять раз менее войск, я немедля пошлю за ним.
– Есть такой, только придётся самому за ним ехать, – вздохнул Паренсов. – И не в резерв, а в гостиницу.
– Вот я и еду, – улыбнулся Имеретинский.
4
20 августа начались перемещения частей, в смысле которых новый порученец Скобелева вольноопределяющийся Федор Мокроусов и не пытался разобраться. Он получал конкретные задания, доставлял приказы, провожал командиров частей до указанных пунктов, возвращался и почти тотчас же скакал с новыми поручениями. Вскоре скобелевцы охватили Ловчу со всех сторон: Кавказская бригада была заблаговременно брошена в глубокий обход. Ловча оказалась взятой в клещи: оставалось лишь сжать их.
– Завтра надавим – и хрустнет орешек, – сказал Тутолмин. – Отужинаете со мной, Мокроусов?
– Благодарю, полковник, увы. Тотчас же и назад.
– Да уж, не дай бог скобелевским порученцем быть. Какую ночь в седле?
– Не считал! – крикнул Федор, вскакивая на коня.
Он воротился к вечеру, отдал лошадь конвойцам, наспех перекусил с казаками и заглянул в штабную палатку. Палатка разделялась пологом на две неравные части: в первой, узкой, стоял стол дежурного и походная койка для ординарцев.
– Тутолмин на позициях, – доложил Мокроусов: за пологом слышались голоса. – Где Млынов?
– Вами интересовался. Обождите тут.
Дежурный беззвучно скользнул за полог, а Федор сразу завалился на койку: тело ломило от ежедневных скачек. Но тут выглянул Млынов, шепнув:
– Сам тебя спрашивал.
Порученец прошёл за полотнище и остановился у входа. Брезентовые занавеси окон были подняты, но уже темнело, и на большом дощатом столе, устланном картами, горели две лампы. Возле стола в походном кресле сидел князь Имеретинский, вокруг толпились генералы и множество офицеров.
– Ключом обороны Ловчи является высота Рыжая, – докладывал Скобелев. – Высота сильно укреплена, и нам придётся громить её артиллерией, пока противник не отойдёт за обратные скаты. Тогда и только тогда следует атаковать её пехотою, но непременно в сопровождении пушек, чтобы прикрыть солдат поелику возможно. Господам офицерам запомнить и довести до понимания каждого рядового следующее. Первое – противник патронов не жалеет, следовательно, сближение с ним должно быть особо стремительным. Второе – турки целиться не любят и бьют, как правило, положив винтовки на бруствер; задача каждого офицера – уловить зону поражения и миновать её единым броском. И третье – огонь противника особенно опасен для частей стоящих или, упаси Бог, отступающих, так что уж извольте командовать только вперёд. Только в атаку! Вы согласны со мной, Александр Константинович?
Имеретинский, спрятав улыбку, молча кивнул. Потом спросил:
– За высотой – река Осма. Она проходима?
– Не везде, ваша светлость, – ответил Куропаткин. – В местах бродов болгары обещали поставить условные знаки.
– Сколько пушек у Рифата-паши?
– Восемь орудий.
– Если понадобятся резервы, сообщите через капитана Жиляя.
– Не понадобятся, ваша светлость.
– Следовательно, приказ о штурме может исходить только от вас, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся князь. – Если вопросов нет, предлагаю господам командирам выехать к частям.
– Мокроусов вернулся? – спросил Скобелев, проводив Имеретинского.
– Так точно, Михаил Дмитриевич, – Федор шагнул к генералу.
– Проводи генерала Добровольского до места и будь на связи с его колонной.
Сопровождать Добровольского пришлось уже в темноте, и Федор никаких ориентиров так и не запомнил. Возвращался один, стараясь держаться левее, чтобы не угодить к туркам, и приехал уже под утро. Устал до невозможности, на сон оставалось часа три, и, доложив дежурному, он сразу же завалился на койку.
Проснулся от грохота: в пять утра все батареи Скобелева одновременно открыли огонь. Земля ощутимо вздрагивала, полотнища палаток полоскало от тугих ударов потревоженного воздуха, и тут уж стало не до сна.
– Чего маешься? – спросил Млынов. – Поднимись на горку, – с неё все как на ладони.
Рыжая выглядела сейчас уже не рыжей, а скорее огненной: на её скатах беспрестанно рвались снаряды. Всплески разрывов, клубы дыма, комья земли фонтанами взлетали в воздух, рёв и грохот больно били в уши.
– Зажали мы турок! – с восторгом прокричал Федору капитан Жиляй.
Адъютант Имеретинского был прав: артиллерия зажала противника, методически расстреливая его укрепления. Федор посмотрел направо, куда вёл ночью Добровольского. Он скорее угадал, чем увидел войска, стоявшие в боевых порядках, и вздохнул с облегчением, поняв, куда скакать, если Скобелев пошлёт его с приказом.
Вскоре к ним поднялся Скобелев – как всегда, в белом кителе, с Георгием на шее, – Куропаткин, Млынов, дежурный офицер и немолодой полковник-артиллерист. Генерал долго рассматривал в бинокль Рыжую и высоты правее её.
– Отменно работают артиллеристы! – прокричал полковник. – Точно и слаженно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Берите, берите, – Скобелев уже впился глазами в карту. – Алексей Николаевич прав: Ловча – основная задача.
– Вот и решайте её, – улыбнулся князь. – Я даю вам полную свободу действий, Михаил Дмитриевич. А за собою оставляю обязанность защищать вас с тыла.
– Воды! – вдруг крикнул Скобелев. – Что ухмыляешься, Млынов? Два кувшина со льдом, быстро!
Александр Константинович тут же и откланялся, с трудом сдержав улыбку. И был весьма доволен, что так быстро заполучил загадочно притягательного для него генерала со всеми его неуёмными страстями. А вот Млынов, окатывая своего командира ледяной водой, улыбки сдержать не сумел.
– Чего скалишься? – недовольно заметил Скобелев, растираясь суровым полотенцем. – Ты у меня впереди коней бегать будешь: войск много, а ты – один. Ординарцев-то пока нет.
– Если согласны статского взять, то один, считайте, уже есть, – сказал Млынов. – Шесть раз приходил, пока вы винцом баловались. Из армии уволен по ранению, но в Россию возвращаться не торопится. Вольноопределяющийся Федор Мокроусов, не припоминаете такого? Утверждает, что знаком с вами.
– Знаком. – Михаил Дмитриевич припомнил раненых костромичей, повязку на лбу у недоучившегося студента. – Сообразительный парень. Бери, Млынов, не прогадаем.
Скобелев так никогда и не узнал, каких трудов стоило светлейшему князю Имеретинскому упросить императора закрыть глаза на очередную скобелевскую выходку. Даже Паренсов отнёсся к его идее весьма неодобрительно:
– Вы взяли на себя тяжёлый крест, ваша светлость, Скобелев обладает свойством доставлять массу хлопот своим непосредственным начальникам.
– Если вы, Пётр Дмитриевич, порекомендуете мне подчинённого, способного одновременно противостоять как Осману-паше, так и Сулейману, имея в десять раз менее войск, я немедля пошлю за ним.
– Есть такой, только придётся самому за ним ехать, – вздохнул Паренсов. – И не в резерв, а в гостиницу.
– Вот я и еду, – улыбнулся Имеретинский.
4
20 августа начались перемещения частей, в смысле которых новый порученец Скобелева вольноопределяющийся Федор Мокроусов и не пытался разобраться. Он получал конкретные задания, доставлял приказы, провожал командиров частей до указанных пунктов, возвращался и почти тотчас же скакал с новыми поручениями. Вскоре скобелевцы охватили Ловчу со всех сторон: Кавказская бригада была заблаговременно брошена в глубокий обход. Ловча оказалась взятой в клещи: оставалось лишь сжать их.
– Завтра надавим – и хрустнет орешек, – сказал Тутолмин. – Отужинаете со мной, Мокроусов?
– Благодарю, полковник, увы. Тотчас же и назад.
– Да уж, не дай бог скобелевским порученцем быть. Какую ночь в седле?
– Не считал! – крикнул Федор, вскакивая на коня.
Он воротился к вечеру, отдал лошадь конвойцам, наспех перекусил с казаками и заглянул в штабную палатку. Палатка разделялась пологом на две неравные части: в первой, узкой, стоял стол дежурного и походная койка для ординарцев.
– Тутолмин на позициях, – доложил Мокроусов: за пологом слышались голоса. – Где Млынов?
– Вами интересовался. Обождите тут.
Дежурный беззвучно скользнул за полог, а Федор сразу завалился на койку: тело ломило от ежедневных скачек. Но тут выглянул Млынов, шепнув:
– Сам тебя спрашивал.
Порученец прошёл за полотнище и остановился у входа. Брезентовые занавеси окон были подняты, но уже темнело, и на большом дощатом столе, устланном картами, горели две лампы. Возле стола в походном кресле сидел князь Имеретинский, вокруг толпились генералы и множество офицеров.
– Ключом обороны Ловчи является высота Рыжая, – докладывал Скобелев. – Высота сильно укреплена, и нам придётся громить её артиллерией, пока противник не отойдёт за обратные скаты. Тогда и только тогда следует атаковать её пехотою, но непременно в сопровождении пушек, чтобы прикрыть солдат поелику возможно. Господам офицерам запомнить и довести до понимания каждого рядового следующее. Первое – противник патронов не жалеет, следовательно, сближение с ним должно быть особо стремительным. Второе – турки целиться не любят и бьют, как правило, положив винтовки на бруствер; задача каждого офицера – уловить зону поражения и миновать её единым броском. И третье – огонь противника особенно опасен для частей стоящих или, упаси Бог, отступающих, так что уж извольте командовать только вперёд. Только в атаку! Вы согласны со мной, Александр Константинович?
Имеретинский, спрятав улыбку, молча кивнул. Потом спросил:
– За высотой – река Осма. Она проходима?
– Не везде, ваша светлость, – ответил Куропаткин. – В местах бродов болгары обещали поставить условные знаки.
– Сколько пушек у Рифата-паши?
– Восемь орудий.
– Если понадобятся резервы, сообщите через капитана Жиляя.
– Не понадобятся, ваша светлость.
– Следовательно, приказ о штурме может исходить только от вас, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся князь. – Если вопросов нет, предлагаю господам командирам выехать к частям.
– Мокроусов вернулся? – спросил Скобелев, проводив Имеретинского.
– Так точно, Михаил Дмитриевич, – Федор шагнул к генералу.
– Проводи генерала Добровольского до места и будь на связи с его колонной.
Сопровождать Добровольского пришлось уже в темноте, и Федор никаких ориентиров так и не запомнил. Возвращался один, стараясь держаться левее, чтобы не угодить к туркам, и приехал уже под утро. Устал до невозможности, на сон оставалось часа три, и, доложив дежурному, он сразу же завалился на койку.
Проснулся от грохота: в пять утра все батареи Скобелева одновременно открыли огонь. Земля ощутимо вздрагивала, полотнища палаток полоскало от тугих ударов потревоженного воздуха, и тут уж стало не до сна.
– Чего маешься? – спросил Млынов. – Поднимись на горку, – с неё все как на ладони.
Рыжая выглядела сейчас уже не рыжей, а скорее огненной: на её скатах беспрестанно рвались снаряды. Всплески разрывов, клубы дыма, комья земли фонтанами взлетали в воздух, рёв и грохот больно били в уши.
– Зажали мы турок! – с восторгом прокричал Федору капитан Жиляй.
Адъютант Имеретинского был прав: артиллерия зажала противника, методически расстреливая его укрепления. Федор посмотрел направо, куда вёл ночью Добровольского. Он скорее угадал, чем увидел войска, стоявшие в боевых порядках, и вздохнул с облегчением, поняв, куда скакать, если Скобелев пошлёт его с приказом.
Вскоре к ним поднялся Скобелев – как всегда, в белом кителе, с Георгием на шее, – Куропаткин, Млынов, дежурный офицер и немолодой полковник-артиллерист. Генерал долго рассматривал в бинокль Рыжую и высоты правее её.
– Отменно работают артиллеристы! – прокричал полковник. – Точно и слаженно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106