Он размышлял об этом, пока готовили дастархан, вежливо отвечая хозяину на традиционные вопросы о дороге, делах и здоровье.
Наконец угощение было подано, и люди ушли. Тыкма-сердар сам наполнил его пиалу пенным напитком.
– Прости, что не предлагаю тебе зеленого чая, но – такие времена. За здоровье моего драгоценного гостя.
Вежливо улыбнувшись, капитан сделал глоток. Нет, это был не кумыс, а чал – слегка опьяняющий напиток из сброженного верблюжьего молока. Отсюда следовало, что в распоряжении Тыкма-сердара были только боевые кони, а не молочные кобылицы, что сразу же оценил Млынов. «И зеленого чая у тебя нет для путника из пустыни, и халат твой потрёпан, – размышлял он. – Значит, несладко тебе живётся у текинцев, сердар…»
– Позволь вручить тебе, отважнейший из туркменских сердаров, мой скромный дар, – теперь Млынов нащупал направление, которое должна была принять их беседа. – Подарок приторочен к седлу моего коня. Вели внести его.
Странно, но сердар искренне, почти по-детски оживился. Конечно, все любят подарки, а Восток – в особенности, но радость при этом полагается скрывать, а скрыть её Тыкма не смог. «Давно ему ничего не дарили, и он просто глубоко обижен, – подумал капитан. – Текинцы держат его в тени, на подсобных ролях. Отсюда и чал вместо кумыса, и это свидание…»
Слуга доставил упакованную штуку луи-вельветина. Млынов неторопливо, искоса наблюдая за хозяином, распаковал продолговатый тючок, помедлил, резко развернул, и ярко-малиновый цвет отразился на лице сердара. Если бы не гость, он бы, вероятно, всплеснул бы от радости руками…
– Твой подарок подобен дружескому костру в холодную ночь, – тихо сказал туркменский военачальник, погладив нежный бархат загрубевшей в бесконечных кочевьях рукой. – А дружеский костёр – свет откровения, и я отброшу неискренность, Млынов. Текинцы перестали прислушиваться к моим советам с той поры, как из Персии вернулся Коджар-Топас-хан с семью тысячами воинов и двумя тысячами персидских рабов. В основном это строители, которых он захватил при своём бегстве в Туркестан. Его из уважения, как знатного вождя, бывалого человека и опытного воина пригласили на военный совет, когда стало известно, что генерал Ломакин собирается в поход, чтобы наказать нас за восстание. И хан убедил восставших текинцев не встречать, как обычно, русских в степи, а отремонтировать старую крепость, чтобы встретить русские войска в обороне за её стенами. Напрасно я говорил, что степь да верный конь всегда дают возможность джигитам отойти, оставив женщин и детей, потому что русские не продают их в рабство. Отойти, а потом жалить русских в спины, засыпать колодцы и громить по частям. Меня уже не слушали, а после того, как персы отстроили Геок-Тепе и Ломакин вздумал штурмовать её с ходу и был разгромлен, Коджар-Топас-хан обвинил меня в измене. Текинцы в это не поверили, потому что мои воины сражались отважно, и это все видели. Но они перестали меня слушать. Они больше не делятся со мною добычей и не пускают меня в набеги. Посмотри, я донашиваю ватный халат и дотаптываю грубые юфтовые сапоги. Если бы со мной были только мои воины, я бы давно увёл их. Но со мною пошёл простой народ, женщины и дети, несколько сот кибиток. Знаешь, что они едят, Млынов? Раз в день – жидкую кашу из джугары или свёклу с кунжутным маслом да дикие травы. Они начали продавать девочек, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи, и я вынужден был закрыть на это глаза.
– А разве ты не можешь откочевать на север, сердар? – осторожно спросил Млынов: увести десять тысяч опытных воинов из-под Геок-Тепе было бы весьма и весьма кстати. – Мы откроем тебе все свои дороги, которые сразу же закроем для текинцев.
– Текинцам не нужны дороги, – вздохнул Тыкма-сердар. – Текинцы обойдут пустыней ваши заставы и вырежут весь мой народ. Я обещал тебе тысячу верблюдов, и я исполню своё обещание, если ты заплатишь за них мукой.
– Я расплачусь мукой, – тотчас же сказал капитан, подумав, правда, что такая сделка может не понравиться Скобелеву, поскольку муку придётся взять с армейских складов.
– Когда прибудет Гез-каглы? – вдруг спросил сердар, и Млынову показалось, что он читает его мысли.
– Турки называли Скобелева Ак-пашой…
– Здесь он должен стать кровавым! – выкрикнул Тыкма-сердар. – Текинцы вырезают всех русских, не щадя женщин и детей, обрекают на голодную смерть и рабство простых туркмен. Так когда же приедет наш спаситель?
– Генерал прибудет зимой.
– Зимой, – вздохнул сердар. – Текинцы успеют неплохо укрепить Денгиль-Тепе. У них много персидских строителей-рабов.
– Что такое Денгиль-Тепе?
– Форт, на который опирается вся оборона Геок-Тепе. Скажи генералу, что снарядами стен ему не разрушить. Нужно взрывать минными подкопами.
– Много ли в крепости воинов?
– Всадников – тысяч двадцать пять, а может, и все тридцать, не считая моих джигитов. Если мне не удастся увести своих женщин и детей, я буду вынужден помогать текинцам. Вынужден, ты должен меня понять, Млынов.
– Я понял тебя, сердар.
– И объяснить генералу Скобелеву.
Последнее Тыкма-сердар произнёс, выделив каждое слово, и капитан понял, что их свидание состоялось только ради этой фразы. Тысяча верблюдов и впрямь оказалась всего-навсего бакшишем, о котором тут же вспомнил сердар.
– Верблюдов тебе отгонят сегодня, но не на рынок. Знаешь три сухих колодца?
– Я найду их.
– Не позабудь заодно найти обещанную муку.
– Я исполню своё обещание, сердар. Если у тебя нет возражений, я доложу о нашей встрече Скобелеву, как только он сюда прибудет. И все ему объясню.
– Постарайся, чтобы при этом не оказалось лишней пары ушей, Млынов. Это может стоить мне головы, но я и тогда не пожалею о встрече с тобой. Особенно если генерал всем сердцем поймёт твои объяснения. Мой народ заблудился в зыбучих песках, засыпавших его колодцы, и я поклялся на Коране вывести его к жизни даже обрывистой тропою неверности.
– Ты правильно выбрал свою тропу, сердар. Не тревожь понапрасну совесть.
– Ты все понял, и ты все объяснишь генералу, – сказал Тыкма-сердар, поднимаясь с ковра. – А сейчас тебе пора в обратный путь. Скоро начнёт светать…
Глава третья
1
Михаил Дмитриевич и впрямь намеревался прибыть в Закаспийский округ в начале зимы и прибыл бы непременно, если бы не был корпусным командиром. Требовалось не столько разместить подчинённые ему части – это была ещё половина хлопот, – требовалось устроить солдат на зимние квартиры, но казарм не хватало, а те, что были, нуждались в ремонте. Скобелев всегда доверял подчинённым ему офицерам как в ученьях, так и в сражениях, давно взяв это за правило, но определить именно на эту, первую послевоенную зиму солдат, большинство из которых он доселе не знал, поскольку на войне никогда с ними не встречался, решил все же сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Наконец угощение было подано, и люди ушли. Тыкма-сердар сам наполнил его пиалу пенным напитком.
– Прости, что не предлагаю тебе зеленого чая, но – такие времена. За здоровье моего драгоценного гостя.
Вежливо улыбнувшись, капитан сделал глоток. Нет, это был не кумыс, а чал – слегка опьяняющий напиток из сброженного верблюжьего молока. Отсюда следовало, что в распоряжении Тыкма-сердара были только боевые кони, а не молочные кобылицы, что сразу же оценил Млынов. «И зеленого чая у тебя нет для путника из пустыни, и халат твой потрёпан, – размышлял он. – Значит, несладко тебе живётся у текинцев, сердар…»
– Позволь вручить тебе, отважнейший из туркменских сердаров, мой скромный дар, – теперь Млынов нащупал направление, которое должна была принять их беседа. – Подарок приторочен к седлу моего коня. Вели внести его.
Странно, но сердар искренне, почти по-детски оживился. Конечно, все любят подарки, а Восток – в особенности, но радость при этом полагается скрывать, а скрыть её Тыкма не смог. «Давно ему ничего не дарили, и он просто глубоко обижен, – подумал капитан. – Текинцы держат его в тени, на подсобных ролях. Отсюда и чал вместо кумыса, и это свидание…»
Слуга доставил упакованную штуку луи-вельветина. Млынов неторопливо, искоса наблюдая за хозяином, распаковал продолговатый тючок, помедлил, резко развернул, и ярко-малиновый цвет отразился на лице сердара. Если бы не гость, он бы, вероятно, всплеснул бы от радости руками…
– Твой подарок подобен дружескому костру в холодную ночь, – тихо сказал туркменский военачальник, погладив нежный бархат загрубевшей в бесконечных кочевьях рукой. – А дружеский костёр – свет откровения, и я отброшу неискренность, Млынов. Текинцы перестали прислушиваться к моим советам с той поры, как из Персии вернулся Коджар-Топас-хан с семью тысячами воинов и двумя тысячами персидских рабов. В основном это строители, которых он захватил при своём бегстве в Туркестан. Его из уважения, как знатного вождя, бывалого человека и опытного воина пригласили на военный совет, когда стало известно, что генерал Ломакин собирается в поход, чтобы наказать нас за восстание. И хан убедил восставших текинцев не встречать, как обычно, русских в степи, а отремонтировать старую крепость, чтобы встретить русские войска в обороне за её стенами. Напрасно я говорил, что степь да верный конь всегда дают возможность джигитам отойти, оставив женщин и детей, потому что русские не продают их в рабство. Отойти, а потом жалить русских в спины, засыпать колодцы и громить по частям. Меня уже не слушали, а после того, как персы отстроили Геок-Тепе и Ломакин вздумал штурмовать её с ходу и был разгромлен, Коджар-Топас-хан обвинил меня в измене. Текинцы в это не поверили, потому что мои воины сражались отважно, и это все видели. Но они перестали меня слушать. Они больше не делятся со мною добычей и не пускают меня в набеги. Посмотри, я донашиваю ватный халат и дотаптываю грубые юфтовые сапоги. Если бы со мной были только мои воины, я бы давно увёл их. Но со мною пошёл простой народ, женщины и дети, несколько сот кибиток. Знаешь, что они едят, Млынов? Раз в день – жидкую кашу из джугары или свёклу с кунжутным маслом да дикие травы. Они начали продавать девочек, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи, и я вынужден был закрыть на это глаза.
– А разве ты не можешь откочевать на север, сердар? – осторожно спросил Млынов: увести десять тысяч опытных воинов из-под Геок-Тепе было бы весьма и весьма кстати. – Мы откроем тебе все свои дороги, которые сразу же закроем для текинцев.
– Текинцам не нужны дороги, – вздохнул Тыкма-сердар. – Текинцы обойдут пустыней ваши заставы и вырежут весь мой народ. Я обещал тебе тысячу верблюдов, и я исполню своё обещание, если ты заплатишь за них мукой.
– Я расплачусь мукой, – тотчас же сказал капитан, подумав, правда, что такая сделка может не понравиться Скобелеву, поскольку муку придётся взять с армейских складов.
– Когда прибудет Гез-каглы? – вдруг спросил сердар, и Млынову показалось, что он читает его мысли.
– Турки называли Скобелева Ак-пашой…
– Здесь он должен стать кровавым! – выкрикнул Тыкма-сердар. – Текинцы вырезают всех русских, не щадя женщин и детей, обрекают на голодную смерть и рабство простых туркмен. Так когда же приедет наш спаситель?
– Генерал прибудет зимой.
– Зимой, – вздохнул сердар. – Текинцы успеют неплохо укрепить Денгиль-Тепе. У них много персидских строителей-рабов.
– Что такое Денгиль-Тепе?
– Форт, на который опирается вся оборона Геок-Тепе. Скажи генералу, что снарядами стен ему не разрушить. Нужно взрывать минными подкопами.
– Много ли в крепости воинов?
– Всадников – тысяч двадцать пять, а может, и все тридцать, не считая моих джигитов. Если мне не удастся увести своих женщин и детей, я буду вынужден помогать текинцам. Вынужден, ты должен меня понять, Млынов.
– Я понял тебя, сердар.
– И объяснить генералу Скобелеву.
Последнее Тыкма-сердар произнёс, выделив каждое слово, и капитан понял, что их свидание состоялось только ради этой фразы. Тысяча верблюдов и впрямь оказалась всего-навсего бакшишем, о котором тут же вспомнил сердар.
– Верблюдов тебе отгонят сегодня, но не на рынок. Знаешь три сухих колодца?
– Я найду их.
– Не позабудь заодно найти обещанную муку.
– Я исполню своё обещание, сердар. Если у тебя нет возражений, я доложу о нашей встрече Скобелеву, как только он сюда прибудет. И все ему объясню.
– Постарайся, чтобы при этом не оказалось лишней пары ушей, Млынов. Это может стоить мне головы, но я и тогда не пожалею о встрече с тобой. Особенно если генерал всем сердцем поймёт твои объяснения. Мой народ заблудился в зыбучих песках, засыпавших его колодцы, и я поклялся на Коране вывести его к жизни даже обрывистой тропою неверности.
– Ты правильно выбрал свою тропу, сердар. Не тревожь понапрасну совесть.
– Ты все понял, и ты все объяснишь генералу, – сказал Тыкма-сердар, поднимаясь с ковра. – А сейчас тебе пора в обратный путь. Скоро начнёт светать…
Глава третья
1
Михаил Дмитриевич и впрямь намеревался прибыть в Закаспийский округ в начале зимы и прибыл бы непременно, если бы не был корпусным командиром. Требовалось не столько разместить подчинённые ему части – это была ещё половина хлопот, – требовалось устроить солдат на зимние квартиры, но казарм не хватало, а те, что были, нуждались в ремонте. Скобелев всегда доверял подчинённым ему офицерам как в ученьях, так и в сражениях, давно взяв это за правило, но определить именно на эту, первую послевоенную зиму солдат, большинство из которых он доселе не знал, поскольку на войне никогда с ними не встречался, решил все же сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106