– Вот уж вас это совершенно не касается, – отпарировал Скобелев и тут же вышел.
Ротмистр был приписан к оперативному отделу штаба, так сказать, по официальному штабному образованию, поскольку грамотных штабистов на окраинах империи всегда недоставало. Однако крупномасштабных действий войска не вели, локальные сражения, а уж тем паче мелкие стычки в штабных разработках не очень-то нуждались, и Скобелев постоянно ощущал себя воистину приписанным к чему-то абсолютно ненужному в этих условиях. Однако Михаил Дмитриевич был на редкость любознателен, времени зря не терял и завёл прочные приятельские отношения с топографами, желая узнать о театре военных действий как можно больше. Любознательность всяко поощрялась, Скобелеву с удовольствием показывали карты и схемы, знакомили с расположением колодцев и объясняли, какова разница между такырами и, скажем, шорами и какие из них представляют опасность в туркестанские зимы, а какие – в туркестанскую жару. Это было и поучительно, и интересно, однако в тот день Михаил Дмитриевич спешил не только затем, чтобы получить подсказку, куда именно мог двигаться так и не обнаруженный им отряд, но и проверить слова есаула Серова: он вдруг подумал, а не является ли есауловский рассказ типичной казачьей байкой.
Однако специалистов-этнографов в оперативном отделе не водилось, кто-то подтверждал слова Серова, а кто-то над ними посмеивался, и Скобелев вскоре ушёл ни с чем, так как наступил конец всякого присутствия. Он пошёл было разыскивать Верещагина, но Василий Васильевич тоже пропадал неизвестно где (Скобелев решил, что он отправился с генералом Кауфманом), время было уже позднее, голод давал о себе знать после целого дня скачек по жаре, и Скобелев, поразмыслив, пошёл в ресторан.
В полутёмном зале слышались крики, смех и звон бокалов. Все плавало в табачном дыму, свободных мест видно не было, но Михаила Дмитриевича здесь знали отлично, почему и поставили для него отдельный столик за лёгкой занавеской. Он заказал обильный ужин, бутылку местной араки и с аппетитом накинулся на еду.
Шум был таким, что первое время он вообще не различал отдельных голосов. Голоса стали доноситься до него, когда он утолил первый голод, и доносились они из-за занавески.
– …а в мешковине – конская кость. Вонища страшная, господа, до спазмов в горле! Ну, я её, естественно, приказал солдатику закопать подальше от генеральской резиденции…
– Для холодца, что ли, он её с собой приволок?
– Вполне возможно, только протух этот припас до, так сказать, вопиющего состояния. И состояние это орало, если можно так выразиться, на весь особняк.
– Говорят, в столице входит в моду китайская кухня. Кто-то в Петербург даже тухлые яйца привёз.
Болтали подвыпившие офицеры, и голос одного из них – того, который вёл основную партию, – показался Скобелеву знакомым. Он осторожно отодвинул край занавески: за соседним столиком спиной к нему сидел адъютант Кауфмана в цивильном костюме, туго натянувшемся на богатырских плечах.
– А затем, нанюхавшись доставленного из командировки аромату, дерзнул я, господа, лично ознакомиться с рапортом Скобелева. И, представьте, обнаружил тоже, так сказать, некоторое амбре, которым прямо-таки несло от него.
– Что-что ты обнаружил, Лешка?
– Неуёмную штабную и весьма дурно пахнущую хвастливость. Выезжает академический офицерик в первую рекогносцировку и в первой же рекогносцировке обнаруживает скрытые переброски хивинской кавалерии. Ну, никому до сей поры такая удача не улыбалась, а штаб-ротмистру Скобелеву – вы только представьте себе – с первой попытки!
– С чего ты взял? Может, в той посылке и заключалось что-то дельное.
– Ничего в ней не заключалось, кроме куска тухлятины. Я тем же вечером передал генералу скобелевский рапорт, а он распорядился срочно доставить к нему уральского урядника, что был с ротмистром на рекогносцировке. И урядник при мне доложил, что никаких туземцев они и в глаза не видели, а обнаружили лишь место схватки кого-то с кем-то да семь дохлых лошадей.
– Выходит, нафантазировал столичный хлыщ?
– Наврал, а не нафантазировал!..
Скобелев резко поднялся, отдёрнул занавеску и шагнул к соседнему офицерскому столику. Сидевшие за ним офицеры растерянно примолкли, и ротмистр отчеканил, перекрывая ресторанный шум:
– Извольте немедленно и публично принести мне свои глубочайшие извинения, господин адъютант.
Кирасир медленно поднялся. Обвёл глазами своих знакомцев, неприятно ухмыльнулся:
– В чем же, господин… Назовём вас фантазёром из уважения к погонам?
– В том, что вы – негодяй, подлец и болтун. Впрочем, извинений ваших уже не требуется. Жду секундантов не позднее вторника.
Ресторан примолк. Скобелев секунду промедлил и вышел чуть ли не строевым шагом.
5
Смертельно оскорблённый ротмистр отложил появление секундантов до вторника, исходя из двух соображений. Во-первых, он хотел ещё до дуэли объяснить Кауфману, какую улику распорядился уничтожить его разлюбезный адъютант, а во-вторых, ожидал возвращения Верещагина, которого намеревался пригласить в качестве собственного секунданта. Однако Константин Петрович его не принял (Скобелев подозревал в этом небрежении козни кирасира-адъютанта), Верещагина нигде разыскать так и не удалось, и пришлось обратиться со столь щекотливой просьбой к князю Насекину, с увлечением продолжавшему устраивать приют для страждущих с больничкой при нем.
– Не обижусь, коли вы откажетесь, Серж, – сказал Скобелев очень серьёзно. – В воздух стрелять я не намерен, а посему дело замять не удастся. Меня, по всей вероятности, разжалуют, а вас просто-напросто выдворят из пределов Туркестанского генерал-губернаторства.
– Вы намерены убить его, Мишель?
– Да нет, – досадливо поморщился ротмистр. – Жалко дурака, он ещё детишек наплодить сможет. Так, подстрелю слегка, чтобы из армии выперли.
– Тогда полностью располагайте мною. Только растолкуйте, что я должен делать.
– Полагаю, что сегодня адъютант его превосходительства пришлёт секундантов: он – редкостный болван, но честью все же дорожит. Если не своей, то по крайней мере отцовской. Вы должны отстоять два условия, князь, и пожалуйста, будьте в этом упрямы, как мул.
– Я вообще упрям. Каковы же условия?
– Основное: дуэль – по-сардински, благо, завтра начинается новолуние. Стреляться из револьверов с полными барабанами до первой крови.
– Ну, а если во тьме все пули уйдут в тёмные небеса?
– Тогда – либо его публичное извинение, либо – вторично по полному барабану.
Секунданты кирасира приняли все условия. Скобелев, зная о связях адъютанта, опасался, что дуэлянтов изловит внеочередной дозор, но кирасир, как выяснилось, обладал кое-какими приличными свойствами, и они прибыли на место «сардинского» поединка без осложнений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106