если вдуматься, ему не было никакого дела ни до водителей, ни до их связей. В конце концов, и водители, и проводники пассажирских вагонов повсюду таскают за собой друзей, родственников и всевозможных знакомых, экономя тем самым их деньги.
Пройдя еще немного, они повернули и неторопливо двинулись обратно.
– А знаете, – нарушила молчание Анна Ивановна, – мне показалось, что одному из наших водителей стало плохо. Тому, который постарше. Я вдруг вспомнила сейчас: эти молодые люди вели его под руки, а он как-то странно переставлял ноги.
– Бывает, :
– равнодушно отозвался Сергей. – Тогда ясно, куда они все подевались. Скорее всего отправились искать какой-нибудь медпункт. Собственно, мне тоже показалось, что водитель неважно себя чувствует: какой-то он был бледный…
– Он был каким-то бледным, – машинально поправила его Анна Ивановна.
– Вот так штука, – поразился Сергей. – Вы разве тоже педагог?
– Во-первых, нет, а во-вторых, почему «тоже»?
– Просто мне показалось, что у нас пол-автобуса учителей.
– Вы что, обиделись? Право же, не стоит.
– Да ни в коем случае! – смеясь, воскликнул Сергей. – Просто это у вас так прозвучало… Ну, словно вы всю жизнь поправляли учеников.
– Ничего подобного. Просто у меня внук, и я стараюсь сделать так, чтобы он, когда вырастет, не говорил «наложить в тарелку» и «одеть штаны».
– И вечный бой, покой нам только снится… – негромко продекламировал Сергей.
– Неужели это так заметно? – искренне огорчилась Анна Ивановна.
– Не очень, – признался Дорогин. – Для воинствующей бабушки вы на удивление непринужденно держитесь.
– Юный нахал, – сказала Анна Ивановна. – Вас за это следовало бы высечь, но тогда ваша девушка наверняка вас приревнует.
– Несомненно, – подтвердил Дорогин. – Она медицинская сестра и, кажется, до сих пор воспринимает меня как своего пациента.
Вскоре из темноты проступила бледно-серая громада автобуса. Возле передней двери, озираясь и придерживая теплый воротник свитера, стояла Тамара.
– Ну вот, – сказала Анна Ивановна, – нас все-таки застукали.
Она отпустила локоть Сергея, и он, ускорив шаг, подошел к Тамаре.
– С кем это ты прогуливаешься? – поинтересовалась та. – Я проснулась, а тебя нет…
– Эх, – с покаянным видом воскликнул Сергей, – проспала ты свое счастье! Я тут познакомился с такой женщиной…
– Не волнуйтесь, милочка, – успокоила, подходя, Анна Ивановна. – С этим знакомством ваш спутник опоздал лет этак на пятьдесят, если не больше.
Тамара улыбнулась и хотела что-то ответить, но тут откуда-то справа, из казавшейся в темноте совершенно непролазной чащи леса, долетел приглушенный тонкий отчаянный вскрик. Тамара вздрогнула и прижалась к Сергею. Он обнял ее за плечи и прижал к себе еще плотнее.
– Ну, чего ты испугалась? – спросил он. – Это просто ночная птица.
– Птица ли? – с сомнением переспросила Анна Ивановна, всматриваясь в темноту.
– Ну, может быть, и не птица. Возможно, это какой-нибудь заяц угодил в когти сове.
– Ужас, – сказала Тамара. – Пойдемте в автобус, я замерзла.
Перед тем, как прикрыть за собой дверь автобуса, Дорогин обернулся с подножки и некоторое время вглядывался в черный ночной лес. Крик не повторился, вокруг царила тишина, нарушаемая только сонным бормотанием пассажиров да отдаленным стрекотом цикад. Он вернулся на свое место, устроился поудобнее рядом с Тамарой и уснул.
Глава 4
Пожилой водитель автобуса, уходя от машины в сопровождении своего напарника Бориса Кравцова, Паши Шурупа и Алексея Мокеева, из-за своей чрезмерно развитой мускулатуры прозванного Пузырем, действительно почувствовал себя неважно.
Водителя автобуса звали Андреем Георгиевичем.
За долгие годы работы в различных автопарках его звучное, но неудобопроизносимое отчество как-то незаметно сократилось до простецкого «Гогич» и в таком виде закрепилось за ним на веки вечные. Первое время Андрей Георгиевич пробовал протестовать и возмущаться, но, когда вслед за водителями, слесарями и диспетчерами его стал звать Гогичем сначала директор парка, а потом и собственная жена, он понял, что тут ничего не поделаешь, и смирился.
Гогич был водителем первого класса и не зря крутил баранку двухэтажной сверкающей громадины. Он имел на это гораздо больше прав, чем тот же Борька Кравцов, который иногда затевал на трассе гонки с легковыми иномарками, в то время как за спиной у него сидела чуть ли не сотня человек.
Как всякий профессиональный водитель, Гогич никогда не упускал возможности подрубить деньжат, сделав левый рейс или прихватив попутный груз.
Это позволяло как-то сводить концы с концами, покупать жене тряпки, детям, как водится, мороженое и по субботам приятно проводить время у пивного ларька. Золотые времена, однако же, настали, когда Гогичу удалось затесаться в туристическую фирму «Москвичка» и сесть за руль этого заграничного лакированного чуда. Впрочем, за такие бабки Гогич согласился бы всю жизнь ишачить на какой-нибудь раздолбанной гэдээровской «игре», которую языкатые водилы за злой нрав именуют «памятью Сталинграда», но таких жертв от него в «Москвичке» не требовали. Конечно, дальние рейсы все равно не сахар, но платили исправно и всегда давали возможность подработать. Хозяина никогда не интересовало, сколько левого груза Гогич с Кравцовым перевозят из конца в конец СНГ в багажных отсеках своего автобуса. Хозяин и сам, насколько понимал Гогич, был не дурак насчет контрабанды, но это было его дело, тем более что платил он за такие перевозки отдельно и по особому тарифу.
Все это было так, но нынешняя поездка не лезла ни в какие ворота. Гогича до сих пор продолжало мутить, стоило ему вспомнить отвратительный хруст, с которым зажатая в его разом вспотевшем кулаке монтировка опустилась на череп того мента. Гогич проклинал заправку, на которой не оказалось солярки, себя, свою работу, хозяина, продажного участкового, погибшего из-за собственной жадности, и даже тот день, когда черт дернул его сделаться водителем автобуса. Ездил бы себе на самосвале, как все нормальные люди, и горя бы не знал…
Ни о чем другом он думать уже не мог и всю дорогу косился на трех душегубов, ехавших с ним в его автобусе. Строго говоря, душегубов в автобусе было не трое, а четверо, поскольку сам Гогич теперь тоже замарался, но от этого ему было не легче, а как раз наоборот. Его удивлял напарник. Ну, Шуруп с Пузырем – это бандиты, с ними все ясно, у них души нет, как у червяка или, скажем, у табуретки.., ни души, ни совести, ничего. Но Борька!.. Смотри-ка, и этот туда же – все ему трын-трава. Убил человека и посвистывает, как ни в чем не бывало.
Гогич твердо решил уволиться из «Москвички» и бежать куда глаза глядят – хоть в грузовой парк, хоть на дерьмовозку, лишь бы подальше от этой «веселой» компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84