– Сколько галеафов вы уже поймали? – поинтересовался Шеф.
– Одного, почти… – робко ответил Нибелинмус, не отрывая глаз от стола.
– Хм, а я почти близок к разгадке. Останемся на прежних позициях или пойдем дальше?
– Спрашивайте, – разрешил Зейдлиц.
– Расскажите мне о том почти пойманном галеафе.
Наши партнеры взяли двухминутный тайм-аут.
– Вам это лучше увидеть, – с этими словами Зейдлиц включил свой комлог. – Ильинский, где у тебя камера?
– В глазу.
– В котором? – и он хрустнул костяшками пальцев.
– Я его дома оставил. На перефокусировке.
– Ну и отлично. Тогда будем смотреть.
Изображение металось от одной стены к другой, по дороге захватывая широкую больничную кровать со вздутой простыней и окно, забранное тонкими жалюзи. Камеру включили до того, как настроили штатив. Изображение вернулось к кровати и замерло. На кровати лежал человек – мужчина, не молодой и грузный. По грудь он был укрыт белой простыней, плечи голые, опутанные проводами с клеммами и присосками. Тесная белая шапочка была натянута по глаза – не то серые, не то голубые. Лицо человека было бледным с фиолетовым отливом ниже глаз, щеки плохо выбриты. Бесформенный нос. Обычное лицо. Подошла медсестра, человек застонал. Медсестра не понимала, что ему нужно. Наугад она поправила подушку, стараясь не смотреть пациенту в глаза. Теперь ей хотелось поскорее уйти. За состоянием пациента она могла следить по приборам – их было много в этой комнате. Человек наморщил лоб, разгладил и снова наморщил. Ему больно? Нет, лоб вспотел под тесной шапочкой и чесался – медсестра догадалась. Она отогнула край шапочки и промокнула лоб тампоном. Человек улыбнулся. Спасибо. Скоро сменим, сказала медсестра. Она говорила о шапочке. Кажется, человек ее понял.
Примерно две минуты в палате никого, кроме пациента, не было. Он не мигая смотрел в потолок. Закрыл глаза. В этот момент в палату вошел врач. Он встал спиной к камере, но больного не загородил. Спросил:
– Как вы себя чувствуете?
У пациента задвигались губы. Ничего не было слышно, потом звук стал усиливаться – кто-то настраивал направленный микрофон. Слова пациента стали слышны, но голос врача не усилился.
– …прошу вас, оставьте меня в покое.
«В покое» он прокричал. Невидимый оператор переборщил с громкостью. Дыхание стало тише: оператор убавил громкость.
– Не надо так волноваться, – сказал врач.
Пациент остался один. Синусоида на мониторе неожиданно ускорилась, словно пульс у него участился до двухсот ударов в минуту. Это Зейдлиц проматывал вперед. Кроме бешеной синусоиды – никакого движения.
Синусоида успокоилась. Около минуты ничего не происходило. Затем синусоида снова взбесилась, пошли рубцы, цифры на дисплее стали меняться. Где-то вдалеке послышался сигнал тревоги, хлопнула дверь, приглушив сигнал. Через несколько секунд в палату прибежали врач и медсестра со инъектором. Она сделала укол в руку, затем заменила ампулу в инъекторе и сделала еще один укол.
– Синусоидальный, – констатировал врач показания монитора. – Обошлось.
– Мне с ним остаться? – спросила медсестра.
– Иди, – тихо приказал врач, – я сам…
Он склонился над пациентом.
– Господин Гиффитс, вы меня слышите?
(Я заметил, как услышав имя пациента, Шеф наморщил лоб, припоминая, должно быть, всех известных ему Гриффитсов.)
У пациента дрогнули веки.
– Как тебе удалось сюда войти? – прошептал он.
Врач резко распрямил спину. Он понял, что Гиффитс принимает его за другого. Посмотрел в объектив камеры, словно спрашивая у нас совета, как ему поступить.
– Я под чужим именем, – повернувшись к пациенту, вымолвил он наконец. – Не волнуйся, меня не узнали.
– Видишь, я умираю, – проговорил пациент, как бы вводя посетителя в курс дела.
– Нет, вы… ты не умрешь! – сбиваясь, выспренне воскликнул врач.
Едва я подумал, что врач никудышно играет, как тот снова растерянно посмотрел в объектив, – мол, чего вы от меня хотите, как умею, так и играю.
– Я умираю, – повторил Гриффитс. – Вы остаетесь ввосьмером.
– Да, ввосьмером… – неуверенно подтвердил врач.
– Мы здесь одни? – насторожился пациент. – Какой-то ты странный сегодня.
Врач непроизвольно дернул головой в сторону камеры. Собравшись, нашел, что сказать:
– Мне больно видеть тебя…
– Не бойся, – скривил синие губы Гриффитс. – Вспомни о древнем напутствии: если хочешь, чтобы о тебе помнили после смерти, умри первым. Однажды мы уже умерли и воскресли, дабы в перерождении перенести через границу миров плоды благословенного урожая. Впервые не мы Его просим, а Он просит нас о помощи. Ты видишь, я уже не в силах служить ему так, как служил раньше. Ты готов заменить меня?
– Заменить… – врач, кажется, запаниковал. – Готов, конечно, готов. Но, если ты в силах, поясни свою мысль: о какой помощи Он нас просит?
– Мысль высказанная есть звук. Ко времени Передачи плоды созреют сами. Так готов ли ты?
Вторичное вопрошание по тому же поводу смахивало на ритуал. Гриффитс ждал какого-то специального ответа, вроде отзыва на пароль. Врач отзыва не знал.
– Я готов, – сумел он выдавить под пристальным взглядом полуживого пациента, – клянусь…
Робкий взгляд в направление камеры. Его не проинструктировали, чем ему клясться.
– Куда ты смотришь? Почему ты отводишь взгляд? Проклятье!
По телу пациента прошла судорога. Правая рука, обрывая трубку катетера, потянулась к врачу, едва не поймав его за край халата. Врач отскочил.
– Вы… вы… – с ненавистью выдавливал из себя Гриффитс, – вы и его убили? Скольких вы еще убили?
Он выгнулся дугою, вздыбив простыню. Побелевшие кисти вцепились в раму. Врач окликнул медсестру. Когда та взбежала, он коленом прижал руку Гриффитса к кровати. Медсестра со второго раза попала в вену. Пациент на несколько мгновений замер, затем тихо и плавно, как сдувающийся шар, опустился на кровать. Врач и медсестра, пятясь, сделали два шага и встали, не сводя глаз с пациента.
– Что ж мы наделали! – дурашливым голоском озвучил Шеф их мысли.
Зейдлиц погасил экран.
– Запись сделана за пять часов до смерти, – сказал он. – Патологоанатом произвел вскрытие и нашел нечто, что он не был в состоянии объяснить. Благодаря случайному стечению обстоятельств, отчет о вскрытии попал к нам раньше, чем до него успели добраться другие неврологи.
– Случайному? – переспросил Шеф. – На соседнем столе лежал ваш коллега, а патологоанатом перепутал отчеты?
– Почти что так, – кивнул Зейдлиц, чтобы отвязаться.
– Или, – продолжал Шеф, – Гриффитса подстрелили вы? Рассказывайте, откуда возник этот Гриффитс.
– Ллойд Гриффитс, финансист, разбогатевший на скупке и перепродаже патентов. Верил в науку и в ту прибыль, которую из нее можно извлечь. Один из соучредителей «Фонда фундаментальных исследований пространства».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107