И они никогда не уточняют, как быстро они летели. Потом случайно выяснятся, что они неделю мерзли в тормозных ваннах при десяти «же». А как после нее суставы ноют…
– Сколько «же» у спасательного корабля?
– Летаем, как положено, на трех.
– Возле одиннадцатого есть что-нибудь интересное? – спросил я просто из любопытства. Всегда ведь интересно знать, зачем люди выбрасывают в космос миллиарды.
– Звезда. Торквилл с номером.
– А Горштейн куда делся?
– Умер.
– ?!
– Торквилл продолжил вести звездный каталог после смерти своего коллеги Горштейна, – объяснил Алексеев. – Умер он своей смертью.
– Вы меня напугали. Я подумал, не был ли он в экипаже «Телемака».
– Нет, там его не было. Вот вам экипаж, – Алексеев открыл следующий файл. – Пять человек. Командир станции Леонид Вересов, астронавт с пятнадцатилетним стажем. Жорж Кастен, инженер-энергетик, постоянный сотрудник «Спэйс-Транзит-Инжениринг». Тимофей Стахов, астрофизик, говорят, известный… Дальше… Нейджел Бриккер, планетолог и тоже астрофизик. И последний, Милн – Сэмюэл Милн, врач. На самом деле – микробиолог, взяли временно. Из-за него всё и случилось.
– Вы имеете в виду заражение?
– Его. Да, забыл еще одного члена экипажа, Коко.
– Женщина?
– Мышь лабораторная. Милн притащил ее со собой на станцию. Коко умерла первой.
– То есть Милн проводил над ней какие-то опыты?
– Все так решили.
Было очевидно, что себя Алексеев ко «всем» не относит.
– Что значит все?
– Следственная комиссия.
– Кто в нее входил?
– Сначала наши следователи и представители «Спэйс-Транзит-Инжениринг». Потом, когда восстановили видеозапись, дело забрала ГП.
– Давайте начнем с самого начала. Когда укомплектовали экипаж?
– В декабре позапрошлого года, за два месяца до трагедии.
– И два месяца все шло тихо – мирно…
– Похоже, что так.
– А потом?
– Вам официальную точку зрения? – спросил он с нажимом.
– Я пока никакой не знаю, поэтому давайте для начала официальную.
– Хорошо. – Он откинулся в кресле; прикрыв на несколько секунд глаза, потер виски и переносицу, затем, небрежно и как бы сонно коснулся клавиатуры. – Ну вот, как вы просили, официальная точка зрения… В нарушение таких-то инструкций руководство отдела проектирования «Спэйс-Транзит-Инжениринг» зачислило в экипаж станции «Телемак-Пи» в качестве штатного врача Сэмюэла Милна, не имевшего необходимого стажа врачебной практики, – читал он нараспев, – вследствие чего… бла-бла-бла… Слушайте, – вдруг встрепенулся Алексеев, – скопируйте себе этот файл, а то по десятому разу читать всю эту муру…
Он с тоскою посмотрел на меня.
– Спасибо, я обязательно скопирую. Но вы вкратце, своими словами…
– Ладно, так и быть. В общем они решили, что Милн на станции подыхал от скуки без своих микробиологических исследований. По бортовым записям, из живности на станции была только Коко и еще какая-то зараза по имени вирус Пака-ХС. Этот вирус никакой опасности не представляет, и олухи из комиссии решили, что Милн с собой завез кого-то еще, скрыв это от экипажа. Опыты с неизвестным вирусом он проводил на Коко, поэтому первой заболела она. Никаких доказательств существования второго вируса комиссия не нашла, однако на это всем наплевать. Раз была вирусная инфекция, значит был вирус. И точка. Но я-то точно знаю, что Милн не стал бы проводить опыты на Коко. Они же ели из одной тарелки! Ладно, неважно, идем дальше… Так или иначе, но безответственный и не имеющий врачебного стажа Милн перезаразил весь экипаж. Там была еще какая-то темная история с иммунно-модуляторами, которые Милн, якобы, себе ввел, а для других – пожалел. По мнению комиссии, это лишний раз доказывает, что Милн работал с каким-то болезнетворным вирусом. Коко умерла третьего февраля. Следом за ней умер Бриккер…
– А сам Милн заразился?
– Судя по всему, да. Но он был еще жив, когда умер Бриккер. Вересов находился при смерти. Стахов и Кастен успели надеть биозащитные скафандры, о том, как они себя в это время чувствовали, ничего не известно. Я имею в виду – доподлинно не известно. Но температура поднялась у обоих. Дальше, по мнению комиссии, начинается подлинная вендетта. У кого-то из тех двоих не выдерживают нервы – у Стахова или Кастена – опять-таки, не известно. Бриккер умер, Вересов почти умер, сами они, по их мнению, вот-вот умрут. И прежде чем умереть от инфекции, один из них душит Милна куском провода – как Отелло Дездемону. Мол, я-то, конечно, умру, но и тебе не жить – не помогут тебе даже вовремя принятые иммунно-модуляторы. Кроме этого, комиссия припасла запасную версию: убийца хотел покинуть станцию, чтобы спастись от заражения. Милн, разумеется, не позволил бы нарушить карантин. Поэтому Милна необходимо было устранить. Затем у убийцы происходит какой-то конфликт с оставшимся в живых астронавтом. Возможно, драка за место в корабле. Убийца не желает брать с собой зараженного астронавта или астронавт желает спастись от убийцы – черт его знает… Система контроля за жизнеобеспечением была подключена к биозащитным скафандрам, в которых находились Кастен и Стахов. Она зафиксировала смерть одного из них. Потом станция начинает плавиться вплоть до фундамента. По мнению комиссии, убийца заметал следы. Замел он их весьма основательно – погиб вместе со всеми, и его личность установить невозможно. Точнее, там так написано: «Личность убийцы установлена с вероятностью пятьдесят процентов» – как вам это нравиться? В итоге: станция уничтожена, экипаж, включая убийцу, погиб. Вот такие дела творятся в дальнем космосе…
Он замолчал.
– М-да, неспокойно в дальнем космосе, – согласился я, – вы говорите, многое осталось невыясненным, но меня, честно говоря, удивляет, напротив, обилие фактов. Комиссия в деталях восстановила ход событий. Как это ей удалось?
– По двум причинам. После того как заболел Бриккер, Вересов начал гнать информацию на Терминал сорок-десять. Передача несколько раз прерывалась, и я на сто процентов уверен, что она прерывалась умышленно. Кому кроме убийцы это было выгодно? Никому. Следовательно, убийца – не помешавшийся от страха астронавт и не мститель. Убийца готовился заранее. Вторая причина – видеозапись, о которой я вам уже говорил. Ее обнаружили в чудом уцелевшем «черном ящике» станции. Вересов, ощутив, что теряет контроль над станцией, включил запись с камер, расположенных в нежилых отсеках. Убийца рассчитывал, что протекший реактор расплавит и «черный ящик». С счастью… впрочем, какое уж тут счастье… короче, содержимое ящика частично сохранилось…
– Хорошо бы увидеть, – вставил я.
Он посмотрел на меня как бы оценивая, достоин ли, затем перевел взгляд на экран, где по прежнему висел отчет комиссии.
– Без копии, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Сколько «же» у спасательного корабля?
– Летаем, как положено, на трех.
– Возле одиннадцатого есть что-нибудь интересное? – спросил я просто из любопытства. Всегда ведь интересно знать, зачем люди выбрасывают в космос миллиарды.
– Звезда. Торквилл с номером.
– А Горштейн куда делся?
– Умер.
– ?!
– Торквилл продолжил вести звездный каталог после смерти своего коллеги Горштейна, – объяснил Алексеев. – Умер он своей смертью.
– Вы меня напугали. Я подумал, не был ли он в экипаже «Телемака».
– Нет, там его не было. Вот вам экипаж, – Алексеев открыл следующий файл. – Пять человек. Командир станции Леонид Вересов, астронавт с пятнадцатилетним стажем. Жорж Кастен, инженер-энергетик, постоянный сотрудник «Спэйс-Транзит-Инжениринг». Тимофей Стахов, астрофизик, говорят, известный… Дальше… Нейджел Бриккер, планетолог и тоже астрофизик. И последний, Милн – Сэмюэл Милн, врач. На самом деле – микробиолог, взяли временно. Из-за него всё и случилось.
– Вы имеете в виду заражение?
– Его. Да, забыл еще одного члена экипажа, Коко.
– Женщина?
– Мышь лабораторная. Милн притащил ее со собой на станцию. Коко умерла первой.
– То есть Милн проводил над ней какие-то опыты?
– Все так решили.
Было очевидно, что себя Алексеев ко «всем» не относит.
– Что значит все?
– Следственная комиссия.
– Кто в нее входил?
– Сначала наши следователи и представители «Спэйс-Транзит-Инжениринг». Потом, когда восстановили видеозапись, дело забрала ГП.
– Давайте начнем с самого начала. Когда укомплектовали экипаж?
– В декабре позапрошлого года, за два месяца до трагедии.
– И два месяца все шло тихо – мирно…
– Похоже, что так.
– А потом?
– Вам официальную точку зрения? – спросил он с нажимом.
– Я пока никакой не знаю, поэтому давайте для начала официальную.
– Хорошо. – Он откинулся в кресле; прикрыв на несколько секунд глаза, потер виски и переносицу, затем, небрежно и как бы сонно коснулся клавиатуры. – Ну вот, как вы просили, официальная точка зрения… В нарушение таких-то инструкций руководство отдела проектирования «Спэйс-Транзит-Инжениринг» зачислило в экипаж станции «Телемак-Пи» в качестве штатного врача Сэмюэла Милна, не имевшего необходимого стажа врачебной практики, – читал он нараспев, – вследствие чего… бла-бла-бла… Слушайте, – вдруг встрепенулся Алексеев, – скопируйте себе этот файл, а то по десятому разу читать всю эту муру…
Он с тоскою посмотрел на меня.
– Спасибо, я обязательно скопирую. Но вы вкратце, своими словами…
– Ладно, так и быть. В общем они решили, что Милн на станции подыхал от скуки без своих микробиологических исследований. По бортовым записям, из живности на станции была только Коко и еще какая-то зараза по имени вирус Пака-ХС. Этот вирус никакой опасности не представляет, и олухи из комиссии решили, что Милн с собой завез кого-то еще, скрыв это от экипажа. Опыты с неизвестным вирусом он проводил на Коко, поэтому первой заболела она. Никаких доказательств существования второго вируса комиссия не нашла, однако на это всем наплевать. Раз была вирусная инфекция, значит был вирус. И точка. Но я-то точно знаю, что Милн не стал бы проводить опыты на Коко. Они же ели из одной тарелки! Ладно, неважно, идем дальше… Так или иначе, но безответственный и не имеющий врачебного стажа Милн перезаразил весь экипаж. Там была еще какая-то темная история с иммунно-модуляторами, которые Милн, якобы, себе ввел, а для других – пожалел. По мнению комиссии, это лишний раз доказывает, что Милн работал с каким-то болезнетворным вирусом. Коко умерла третьего февраля. Следом за ней умер Бриккер…
– А сам Милн заразился?
– Судя по всему, да. Но он был еще жив, когда умер Бриккер. Вересов находился при смерти. Стахов и Кастен успели надеть биозащитные скафандры, о том, как они себя в это время чувствовали, ничего не известно. Я имею в виду – доподлинно не известно. Но температура поднялась у обоих. Дальше, по мнению комиссии, начинается подлинная вендетта. У кого-то из тех двоих не выдерживают нервы – у Стахова или Кастена – опять-таки, не известно. Бриккер умер, Вересов почти умер, сами они, по их мнению, вот-вот умрут. И прежде чем умереть от инфекции, один из них душит Милна куском провода – как Отелло Дездемону. Мол, я-то, конечно, умру, но и тебе не жить – не помогут тебе даже вовремя принятые иммунно-модуляторы. Кроме этого, комиссия припасла запасную версию: убийца хотел покинуть станцию, чтобы спастись от заражения. Милн, разумеется, не позволил бы нарушить карантин. Поэтому Милна необходимо было устранить. Затем у убийцы происходит какой-то конфликт с оставшимся в живых астронавтом. Возможно, драка за место в корабле. Убийца не желает брать с собой зараженного астронавта или астронавт желает спастись от убийцы – черт его знает… Система контроля за жизнеобеспечением была подключена к биозащитным скафандрам, в которых находились Кастен и Стахов. Она зафиксировала смерть одного из них. Потом станция начинает плавиться вплоть до фундамента. По мнению комиссии, убийца заметал следы. Замел он их весьма основательно – погиб вместе со всеми, и его личность установить невозможно. Точнее, там так написано: «Личность убийцы установлена с вероятностью пятьдесят процентов» – как вам это нравиться? В итоге: станция уничтожена, экипаж, включая убийцу, погиб. Вот такие дела творятся в дальнем космосе…
Он замолчал.
– М-да, неспокойно в дальнем космосе, – согласился я, – вы говорите, многое осталось невыясненным, но меня, честно говоря, удивляет, напротив, обилие фактов. Комиссия в деталях восстановила ход событий. Как это ей удалось?
– По двум причинам. После того как заболел Бриккер, Вересов начал гнать информацию на Терминал сорок-десять. Передача несколько раз прерывалась, и я на сто процентов уверен, что она прерывалась умышленно. Кому кроме убийцы это было выгодно? Никому. Следовательно, убийца – не помешавшийся от страха астронавт и не мститель. Убийца готовился заранее. Вторая причина – видеозапись, о которой я вам уже говорил. Ее обнаружили в чудом уцелевшем «черном ящике» станции. Вересов, ощутив, что теряет контроль над станцией, включил запись с камер, расположенных в нежилых отсеках. Убийца рассчитывал, что протекший реактор расплавит и «черный ящик». С счастью… впрочем, какое уж тут счастье… короче, содержимое ящика частично сохранилось…
– Хорошо бы увидеть, – вставил я.
Он посмотрел на меня как бы оценивая, достоин ли, затем перевел взгляд на экран, где по прежнему висел отчет комиссии.
– Без копии, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107