..
- Руководство операцией из-за границы возложено лично на меня. Вся
операция должна быть проведена в течение трех часов, не более.
- Кто со стороны американцев контролирует вашу деятельность?
Вопрос задан на пробу. Кралев называет несколько имен. Называет
правильно. Еще три-четыре пробных вопроса. Кралев отвечает и на них.
- Ты уверен, что все сказанное тобою правда? - все же спрашиваю я. -
Не напутал ли ты чего-нибудь в том или другои случае?
- Какой смысл путать? Моя служба у американцев кончена.
- С чего бы это вдруг?
- В связи с убийством Младенова. Я собирался свалить это на тебя.
Откуда мне было знать, что американцы подслушивали на квартире этого
дурака?
- И когда ты об этом узнал?
- Перед самым отъездом сюда. "Не надо было этого делать", - сказал
мне Вильямс, провожая меня. Сейчас им важно, чтоб я закончил операцию, а
потом уже они спросят с меня за это...
- А зачем тебе понадобилось убивать Младенова?
- Это мое дело.
- Слушай, Кралев!..
- Затем, что Центром всегда руководил я и всегда оставался в тени. И
при Младенове продолжалось бы то же самое...
- Значит, благородные порывы: слава и чековая книжка. Что ж, это
действительно твоя стихия.
- Не всем же быть такими простофилями, как ты, и работать только ради
идеи, - презрительно бормочет черномазый.
- Вот именно. А теперь повернись кругом и созерцай море, пока не
услышишь, что я завел мотор. Иначе, ты понимаешь?..
- Лида... - произносит Кралев.
В первый момент я думаю, что он просто напоминает мне относительно
уговора, но тут же замечаю, что женщина вылезла из машины и, пошатываясь,
идет к нам. У нее стеклянный взгляд, лицо бледное, застывшее. Только
теперь до меня доходит, что она под наркозом. Вероятно, потому, что я лишь
сейчас обратил на нее внимание.
И это обошлось мне довольно дорого. Кралев стремглав бросается мне
под ноги, я теряю равновесие и кубарем лечу через него. Черномазый
вывертывается с удивительным проворством и пытается выхватить у меня
маузер, но для меня это не является неожиданностью, и, лежа на спине, я
изо всех сил пинаю его прямо в физиономию. Он падает, не удерживается на
коленях и, вытирая кровь, которая его слепит, вскакивает на ноги, чтобы
вернуть мне удар. Но я тоже успел уже вскочить, и маузер снова упирается
черномазому в живот.
- Становись вон туда! - приказываю я. - Туда, на исходную позицию! И
уже без шуток, иначе...
Кралев медленно пятится назад, протирая глаза и следя за пистолетом в
моей руке. Этот человек всегда был слишком недоверчив. Не сводя с меня
глаз в страхе, что я выстрелю без предупреждения, он отступает еще на шаг.
Роковой шаг... Раздается сдавленный крик и шум срывающихся камней, потом
второй крик, на сей раз у меня за спиной.
- Он упал! - вопит Лида.
- Разве? - бормочу я. - А я и не заметил.
- Кто упал? - снова кричит женщина, вглядываясь пустыми испуганными
глазами в море, глухо плещущееся внизу, в ста метрах под нами.
Она еще не может прийти в себя. Ничего. Шок, вызванный случившимся,
ускорит просветление. Схватив Лиду за руку, я тащу ее к "ситроену",
успокаивающе бормоча, что никто не упал, а если кто и упал, то поднимется.
Я прощаюсь беглым взглядом со своей таратайкой и замечаю бутылку
газированной воды, валяющуюся на сиденье. Откупорив, взбалтываю воду и,
наполовину закрыв пальцем горлышко, пускаю струю на Лиду. Она пытается
увернуться от неожиданного фонтана, но я продолжаю поливать ее знаменитой
вителуаз, лучшей из газированных вод, до тех пор, пока женщина не начинает
кричать на меня своим сварливым тоном:
- Перестаньте плескать на меня водой!
- Скажите "пожалуйста"!
- Хватит, слышите!
- Ладно, - уступаю я, поскольку воды все равно больше нет. - Теперь
сидите смирно, потому что нам дорога каждая минута.
- Куда мы едем? - спрашивает Лида, остановившись у "ситроена".
- Куда вы скажете, - отвечаю я.
Мое внимание приковано сейчас к моей старой таратайке. Я сажусь в
последний раз за руль, даю задний ход, чтобы отделиться от "ситроена",
потом сворачиваю к пропасти, выключаю скорость и вылезаю из машины.
Незначительный толчок, и мой ветеран с новым грохотом сшибленных камней
летит в бездну.
- Куда мы едем? - повторяет молодая женщина, когда мы садимся в
машину и несемся в обратном направлении.
- Вы проверили, что я говорил вам вчера?
- Что следовало проверить? - Она проводит ладонью по лбу. - Я будто
пьяная... Как вошел, сразу чем-то брызнул мне в лицо... Я заметила, как он
спрятал спринцовку. И потом, когда остановились, опять...
- Все это вы внесете в свои мемуары, - перебиваю я ее. - Пароходом
интересовались?
- Ах да... - Она снова щупает лоб. - Там действительно есть наш
пароход. Отправляется сегодня в пять или шесть часов.
Между пятью и шестью целый час, но что тут поделаешь - товарные
пароходы не то что пассажирские поезда. Я смотрю на часы. Скоро два. До
Марселя километров двести шестьдесят. Раньше пяти нам туда не попасть. А
если Франсуаз пустит легавых, то нам и после пяти не приехать.
В такие моменты самое разумное сосредоточиться на том, что в
непосредственной близости от тебя, а в непосредственной близости от меня
кусок блестящего на солнце шоссе, который мне предстоит покрыть в
следующие секунды. Всматриваясь в ленту дороги, извивающуюся среди
прибрежных скал, я пытаюсь отдохнуть в границах возможного для меня - не
думать, но и не закрывать глаза.
- Успеем мы, как по-вашему? - спрашивает женщина.
Меня сейчас это мало занимает, и я молчу.
- Если вы спасете меня от этого кошмара, всю жизнь буду вас
благословлять, - добавляет Лида минуту спустя.
Она вообразила, бедняжка, что все страсти разгорелись вокруг ее
спасения. Вообще я чувствую, что она не даст мне отдохнуть.
- Не понимаю, ради чего вы идете на такой риск? - не унимается Лида.
- Из гуманных чувств.
- А я думала, что вы урод...
- Урод?
- Да, да. Мне казалось, что органы чувств у вас ампутированы, если
они и были когда-нибудь.
- Скорее всего, их никогда у меня не было, - отвечаю я, всматриваясь
в линию шоссе перед собой.
- Я была уверена, что вы человек холодный... - продолжала Лида. -
Циничный и холодный, как пресмыкающееся...
- Мерси, - киваю я. - Старая истина: не отвечаешь чувствам другого,
значит, ты холодный.
- Вы обращались со мной ужасно там, в Париже... Почему вы вели себя
так ужасно?
- С воспитательной целью, - сухо отвечаю я. - Чтоб заставить одну
дурочку кое-что понять.
- Вот теперь вы опять хороший, - замечает она, поскольку ничего
другого сказать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
- Руководство операцией из-за границы возложено лично на меня. Вся
операция должна быть проведена в течение трех часов, не более.
- Кто со стороны американцев контролирует вашу деятельность?
Вопрос задан на пробу. Кралев называет несколько имен. Называет
правильно. Еще три-четыре пробных вопроса. Кралев отвечает и на них.
- Ты уверен, что все сказанное тобою правда? - все же спрашиваю я. -
Не напутал ли ты чего-нибудь в том или другои случае?
- Какой смысл путать? Моя служба у американцев кончена.
- С чего бы это вдруг?
- В связи с убийством Младенова. Я собирался свалить это на тебя.
Откуда мне было знать, что американцы подслушивали на квартире этого
дурака?
- И когда ты об этом узнал?
- Перед самым отъездом сюда. "Не надо было этого делать", - сказал
мне Вильямс, провожая меня. Сейчас им важно, чтоб я закончил операцию, а
потом уже они спросят с меня за это...
- А зачем тебе понадобилось убивать Младенова?
- Это мое дело.
- Слушай, Кралев!..
- Затем, что Центром всегда руководил я и всегда оставался в тени. И
при Младенове продолжалось бы то же самое...
- Значит, благородные порывы: слава и чековая книжка. Что ж, это
действительно твоя стихия.
- Не всем же быть такими простофилями, как ты, и работать только ради
идеи, - презрительно бормочет черномазый.
- Вот именно. А теперь повернись кругом и созерцай море, пока не
услышишь, что я завел мотор. Иначе, ты понимаешь?..
- Лида... - произносит Кралев.
В первый момент я думаю, что он просто напоминает мне относительно
уговора, но тут же замечаю, что женщина вылезла из машины и, пошатываясь,
идет к нам. У нее стеклянный взгляд, лицо бледное, застывшее. Только
теперь до меня доходит, что она под наркозом. Вероятно, потому, что я лишь
сейчас обратил на нее внимание.
И это обошлось мне довольно дорого. Кралев стремглав бросается мне
под ноги, я теряю равновесие и кубарем лечу через него. Черномазый
вывертывается с удивительным проворством и пытается выхватить у меня
маузер, но для меня это не является неожиданностью, и, лежа на спине, я
изо всех сил пинаю его прямо в физиономию. Он падает, не удерживается на
коленях и, вытирая кровь, которая его слепит, вскакивает на ноги, чтобы
вернуть мне удар. Но я тоже успел уже вскочить, и маузер снова упирается
черномазому в живот.
- Становись вон туда! - приказываю я. - Туда, на исходную позицию! И
уже без шуток, иначе...
Кралев медленно пятится назад, протирая глаза и следя за пистолетом в
моей руке. Этот человек всегда был слишком недоверчив. Не сводя с меня
глаз в страхе, что я выстрелю без предупреждения, он отступает еще на шаг.
Роковой шаг... Раздается сдавленный крик и шум срывающихся камней, потом
второй крик, на сей раз у меня за спиной.
- Он упал! - вопит Лида.
- Разве? - бормочу я. - А я и не заметил.
- Кто упал? - снова кричит женщина, вглядываясь пустыми испуганными
глазами в море, глухо плещущееся внизу, в ста метрах под нами.
Она еще не может прийти в себя. Ничего. Шок, вызванный случившимся,
ускорит просветление. Схватив Лиду за руку, я тащу ее к "ситроену",
успокаивающе бормоча, что никто не упал, а если кто и упал, то поднимется.
Я прощаюсь беглым взглядом со своей таратайкой и замечаю бутылку
газированной воды, валяющуюся на сиденье. Откупорив, взбалтываю воду и,
наполовину закрыв пальцем горлышко, пускаю струю на Лиду. Она пытается
увернуться от неожиданного фонтана, но я продолжаю поливать ее знаменитой
вителуаз, лучшей из газированных вод, до тех пор, пока женщина не начинает
кричать на меня своим сварливым тоном:
- Перестаньте плескать на меня водой!
- Скажите "пожалуйста"!
- Хватит, слышите!
- Ладно, - уступаю я, поскольку воды все равно больше нет. - Теперь
сидите смирно, потому что нам дорога каждая минута.
- Куда мы едем? - спрашивает Лида, остановившись у "ситроена".
- Куда вы скажете, - отвечаю я.
Мое внимание приковано сейчас к моей старой таратайке. Я сажусь в
последний раз за руль, даю задний ход, чтобы отделиться от "ситроена",
потом сворачиваю к пропасти, выключаю скорость и вылезаю из машины.
Незначительный толчок, и мой ветеран с новым грохотом сшибленных камней
летит в бездну.
- Куда мы едем? - повторяет молодая женщина, когда мы садимся в
машину и несемся в обратном направлении.
- Вы проверили, что я говорил вам вчера?
- Что следовало проверить? - Она проводит ладонью по лбу. - Я будто
пьяная... Как вошел, сразу чем-то брызнул мне в лицо... Я заметила, как он
спрятал спринцовку. И потом, когда остановились, опять...
- Все это вы внесете в свои мемуары, - перебиваю я ее. - Пароходом
интересовались?
- Ах да... - Она снова щупает лоб. - Там действительно есть наш
пароход. Отправляется сегодня в пять или шесть часов.
Между пятью и шестью целый час, но что тут поделаешь - товарные
пароходы не то что пассажирские поезда. Я смотрю на часы. Скоро два. До
Марселя километров двести шестьдесят. Раньше пяти нам туда не попасть. А
если Франсуаз пустит легавых, то нам и после пяти не приехать.
В такие моменты самое разумное сосредоточиться на том, что в
непосредственной близости от тебя, а в непосредственной близости от меня
кусок блестящего на солнце шоссе, который мне предстоит покрыть в
следующие секунды. Всматриваясь в ленту дороги, извивающуюся среди
прибрежных скал, я пытаюсь отдохнуть в границах возможного для меня - не
думать, но и не закрывать глаза.
- Успеем мы, как по-вашему? - спрашивает женщина.
Меня сейчас это мало занимает, и я молчу.
- Если вы спасете меня от этого кошмара, всю жизнь буду вас
благословлять, - добавляет Лида минуту спустя.
Она вообразила, бедняжка, что все страсти разгорелись вокруг ее
спасения. Вообще я чувствую, что она не даст мне отдохнуть.
- Не понимаю, ради чего вы идете на такой риск? - не унимается Лида.
- Из гуманных чувств.
- А я думала, что вы урод...
- Урод?
- Да, да. Мне казалось, что органы чувств у вас ампутированы, если
они и были когда-нибудь.
- Скорее всего, их никогда у меня не было, - отвечаю я, всматриваясь
в линию шоссе перед собой.
- Я была уверена, что вы человек холодный... - продолжала Лида. -
Циничный и холодный, как пресмыкающееся...
- Мерси, - киваю я. - Старая истина: не отвечаешь чувствам другого,
значит, ты холодный.
- Вы обращались со мной ужасно там, в Париже... Почему вы вели себя
так ужасно?
- С воспитательной целью, - сухо отвечаю я. - Чтоб заставить одну
дурочку кое-что понять.
- Вот теперь вы опять хороший, - замечает она, поскольку ничего
другого сказать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66