Заправщик открывает бензобак, вставляет шланг и включает насос.
Неоновая раковина "Шелл" сияет над его головой, словно ореол. Я машинально
слежу за движением цифр на счетчике и соображаю, не слишком ли
легкомысленно я поступил, отказавшись от скорого поезда в пользу
автомобиля.
"Ситроен" - машина чудесная, но и самая чудесная машина на большой
дороге, даже при бешеной гонке, не в состоянии все время идти на своей
максимальной скорости. Как будто выжимаешь все сто тридцать, а в среднем
не получается и девяноста: населенные пункты, повороты, обгоны,
железнодорожные переезды, образующиеся тут и там заторы, не говоря уже о
засадах дорожной полиции, охотящейся за нарушителями правил движения. То
ли дело поезд: оставляет за собой по сто двадцать километров в час с
точностью хронометра, и все тут. Французские железнодорожники заслуженно
пользуются известностью. В отличие от французских шоферов, таких же
шальных, как их собратья по всему свету.
- Готово! - восклицает заправщик и, закрыв бензобак, тщательно
протирает ветровое стекло.
Протягиваю ему соответствующую плату плюс соответствующую прибавку и
еду дальше. Добираться до Марселя на моем "ситроене" трудновато, зато
потом будет легче. Мне не справиться с Кралевым без машины, а угонять
чужие - только лишний раз рисковать. Словом, жребий брошен, и теперь знай
жми на газ, не боясь, что онемеет нога от напряжения.
"Ситроен" - хорошая и мощная машина. На большой скорости она
прижимается к асфальту и на повороте не полетит кувырком под откос, как
американская. Плохо только, что нельзя развить скорость. Эти пригороды с
их бесчисленными перекрестками, выползающими из гаражей грузовиками,
неожиданно останавливающимися автобусами и прочими препятствиями тянутся
ужасающе долго.
Выехав на широкую дорогу, смотрю на светящийся циферблат
автомобильных часов: без десяти одиннадцать. Стрелка спидометра тут же
переметнулась на сто двадцать. Я включаю дальний свет и вторгаюсь в ночь,
навстречу ночному ветру, который яростно бросается в лобовую атаку и
свистит у опущенного стекла.
Шоссе довольно оживленное, все одинаково торопятся, и я лишь
забавляюсь, делая вид, что могу ехать быстрее их, - включаю предупреждающе
то ближний, то дальний свет, а в момент обгона проношусь так близко, что
они испуганно шарахаются в сторону. Не отстает от меня единственная машина
- серый "ситроен", который следит за мною от самой Сент-Оноре. Потом,
где-то на тридцатом километре, он внезапно исчезает. Поначалу я стараюсь
установить, кто его заменил. Но в конце концов убеждаюсь, что никто. Все
же Франсуаз выполнила свое полуобещание: на данном этапе слежка
прекращена.
Да, Франсуаз невольно попала в точку, когда назвала меня господин
Никто. Я и в самом деле что-то в этом роде, если опустить титул
"господин", потому что подкидыш, выросший без отца и матери, господином
стать не может. Все самые ранние мои воспоминания связаны с сиротским
домом, с его узким темным коридором, с голой казарменной спальней, в три
ряда заставленной солдатскими кроватями, покрытыми серыми одеялами и
грубыми, как мешковина, пожелтевшими простынями. Сырой, вымощенный
каменными плитами двор, запах кислой капусты, идущий из кухни в глубине
двора, запах грязных тряпок, которыми мы каждый вечер мыли полы,
монотонное бормотание молитвы перед тем, как есть жидкую сиротскую
похлебку с кусочком черного непропеченного хлеба, - все это сиротский дом.
И резкий, как скрип двери, голос воспитательницы, когда она била меня по
щекам своими костлявыми руками, приговаривая: "Иди жалуйся отцу с
матерью!"
Другие дети хоть знали имена своих родителей, которые умерли или
бросили их. Я же и этого не знал. Знал только, что был принесен каким-то
человеком, который нашел меня у себя под дверью. Звали меня Найден и
фамилию мне дали Найденов, потому что должен же человек носить какое-то
имя и фамилию.
Помню, как однажды за Петко пришел отец, чтобы забрать его домой.
Мать Петко умерла, а отца за что-то посадили в тюрьму, но теперь он вышел
из тюрьмы и явился за сыном. И пока Петко лихорадочно переодевался в
принесенную ему одежду, мы, сгрудившись у окон, разглядывали его отца,
стоящего во дворе. Наголо остриженная голова, помятые штаны, но это был
отец, настоящий отец, и мы, облепив окна, смотрели на него во все глаза.
Помню об этом, потому что всякий раз после того, как воспитательница
жестоко избивала меня или щипала твердыми, словно клещи, пальцами, я
забирался под свое колючее одеяло и, укрывшись с головой, чтоб заглушить
всхлипывания, представлял себе, как на другой день в сиротский дом
является человек, рослый, вроде отца Петко, и строго говорит: "Приведите
сейчас же Найдена Найденова. Я его отец. Пришел забрать его!"
Два блестящих снопа от моих фар бьются о туловище огромного
грузовика, убранного красными и зелеными сигнальными огнями, как
новогодняя елка. Навстречу одна за другой выскакивают легковые машины, и я
вынужден медленно следовать за этим грузовым чудовищем, загородившим всю
дорогу. Теперь я все чаще буду нагонять такие грузовики, потому что грузы
по шоссе перевозят главным образом ночью.
Наконец вереница летящих навстречу мне машин обрывается, мигая
фарами, я обгоняю грузовик и снова до предела жму на газ. В половине
двенадцатого пересекаю уже погрузившийся в сон Фонтенбло. Шестьдесят
километров за сорок минут - не так уж плохо. Если я сумею и дальше
двигаться в таком темпе, то может случиться, что я нагоню "пежо" Кралева
еще до Лиона.
Шоссе передо мной рассекает огромный вековой лес Фонтенбло. При
каждом повороте фары широкой светлой дугой обхватывают раскидистые кроны
старых дубов и снова спускаются на дорогу, чтоб пробивать во мраке
пространство. Под колесами равномерно летит лента шоссе, деревья одно за
другим отскакивают назад: словно некая невидимая рука нетерпеливо
пересчитывает их, и только свист ветра за спущенным стеклом напоминает о
том, что скорость "ситроена" далеко превосходит дозволенную.
Отец мой так и не пришел. Он скорее всего и не подозревал о моем
существовании, а может, его самого давно не было в живых. И все же однажды
пришли и забрали меня из сиротского дома. Это случилось после окончания
прогимназии, когда приют освобождается от своих питомцев, распределяя их
между желающими. Желающей взять меня оказалась женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66