- Да и вы в тот день выглядели не столь уж блестяще, - напоминаю я. -
Но сейчас вид у вас куда более сносный.
На ней дешевенькое поплиновое платье, купленное, может быть, час
назад в уцененных товарах, зато без всяких претензий. А поскольку сама
Лида недурно скроена, платье сидит на ней вполне прилично.
- Я вовсе не ради вас меняла свой вид, - вызывающе бросает она.
- Мне и в голову ничего подобного не пришло.
Она, конечно, лжет. А я прикидываюсь, будто верю ей. Губы ее лишь
слегка подкрашены, а черные и синие черточки у глаз совсем исчезли. Она,
как видно, вняла моим советам.
- Что будем делать? - спрашивает Лида, разглядывая через мое плечо
толпу на бульваре.
Я знакомлю ее с программой, делая короткие замечания относительно
заведений, которые нам предстоит посетить.
- Вы решили сегодня взять реванш...
- Нет. Просто-напросто у меня больше денег.
- Тут все говорят только о деньгах. Это ужасно.
- А где говорят о другом?
- Да, но всему должна быть мера.
- Такая у нас профессия, - поясняю. - Мы ведь коммерсанты.
- А я-то думала, что вы боретесь за идеи.
- Идеи? Какие идеи?
- Вам лучше знать. Вы же работаете в эмигрантском Центре.
- А вы бывали в Центре?
- Да вот была на днях. Зашла за папой.
- А вывеску на дверях видели?
- ИМПЕКС или что-то в этом роде.
- Правильно. В этом и состоит наша работа: экспортируем диверсантов и
импортируем секретные сведения. Импорт - экспорт. Торговля.
- Вы ужасный человек.
- Не хуже вашего отца. Разница в том, что я не говорю о национальных
иделах.
- Своим цинизмом вы превосходите и Мери Ламур.
- Приятно слышать это от вас. Возьмем еще по одной?
- Мерси, я не люблю мастики. Особенно такой вот... А может, нам лучше
уйти?
У нее, как видно, и в самом деле испорчено настроение, несмотря на
пышно начертанную программу.
- Погодите, - говорю. - Теперь нас ждет приятный вечер.
Приятный вечер близится к концу. Точнее говоря, нас окутывает
сине-розовый полумрак "Крейзи хорст салон", программа давно исчерпана, и
мы вертимся в ритме старого танго посреди небольшого дансинга.
- Выходит, вы можете, если захотите, быть очень милы в обращении с
людьми, - замечает Лида, глядя на меня своими большими карими глазами.
- Не со всеми людьми.
- Я и не жажду, чтоб вы были милы со всеми, - многозначительно
говорит девушка.
Ужин прошел довольно хорошо. Фильм - какая-то драма с большой любовью
- тоже оказался во вкусе Лиды. Номера с раздеванием в кабаре ловко
сочетались с юмористическими скетчами, к тому же артистки, красивые как
куклы, не забыли хорошо надушиться. В общем, все шло куда лучше, чем
вначале.
- Мне кажется, я могла бы привыкнуть к здешней жизни, будь со мной
по-настоящему близкий человек, - возвращается Лида к прежнему разговору,
покорно повинуясь мне в ритме танго.
- У вас есть отец.
- Я говорю о человеке по-настоящему близком.
- Понимаю. То, чего вам хочется, каждый норовит найти и не находит.
Париж - это большой базар. Как только вы свыкнетесь с мыслью, что надо
продаваться, жизнь сразу покажется вам более легкой и сносной.
- Надоели вы с вашим цинизмом. Не портите мне хоть этот вечер.
- Ладно, ладно, - соглашаюсь я и плотнее прижимаю девушку к себе,
ощущая ее тело под простым поплиновым платьем, которое, к счастью, в
полумраке не очень бросается в глаза.
Танец кончается, и мы возвращаемся за маленький столик.
- Еще одно виски?
- Мерси. Я предпочитаю что-нибудь прохладительное.
- Два швепса! - говорю я проходящему кельнеру.
- И один скотч! - слышится у меня за спиной мягкий женский голос.
Я оборачиваюсь. У стола в бледно-розовом, кружевном платье для
коктейля стоит Франсуаз. Какая женщина! Все цвета ей идут. Но в данный
момент это не производит на меня никакого впечатления. Вернее, полностью
отравляет все.
- Что, ты даже не пригласишь меня сесть? - спрашивает Франсуаз. - Или
забыл, что назначил мне свиданье?
- На завтра, - поправляю я, бросая на нее убийственный взгляд.
- На сегодня, а не на завтра, - настаивает Франсуаз, пододвигая стул
и устраиваясь за столом. - Многочисленные связи, дорогой мой Эмиль,
порождают хаос в личной жизни. Об этом я уже не раз говорила тебе.
Она посматривает на Лиду, точнее, на ее жалкое платьице с тем
презрительным сожалением, на какое способны только женщины, и добавляет:
- Но раз уж ты все спутал, то сохраняй хоть хладнокровие. Познакомил
бы нас!
Знакомя их, я с ужасом замечаю, что Лида готова заплакать.
- Вы как будто чем-то расстроены, - говорит Франсуаз, снова
разглядывая ее. - Он того не стоит. Берите пример с меня: не слишком
принимайте его всерьез, и все будет в порядке.
Кельнер приносит напитки и удаляется.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - шепчет Лида, едва сдерживая слезы.
- Я тебя провожу, - говорю я.
- Мы вместе проводим ее, - поправляет Франсуаз, - хотя мне сегодня до
смерти хочется потанцевать.
Отпив из бокала, она опять переводит взгляд на Лиду:
- Мы вас проводим, не беспокойтесь. На улице стоит моя машина. Дайте
только перевести дух и выкурить сигарету.
- Ты садись сзади, - распоряжается брюнетка, когда мы выходим вскоре
на улицу и останавливаемся возле ее нового "ситроена".
Я подчиняюсь и, пока машина летит по ночным улицам, рассеянно смотрю
на роскошную высокую прическу Франсуаз, с трудом сдерживая желание
схватить ее за эту прическу и оттрепать как следует. Лида сидит с нею
рядом ни жива ни мертва.
Машина останавливается на Рю де Прованс, и я выхожу, чтоб проводить
девушку, но она шепчет даже без всякой злобы, с какой-то апатией:
- Ступайте себе. Я не желаю вас видеть.
Дождавшись, пока она ушла, я возвращаюсь в "ситроен".
- Франсуаз, ты настоящее чудовище! - говорю я в момент, когда машина
стремительно срывается с места.
- Оставь свои любовные признания, - прерывает она меня. - Я просто
забочусь о деле. В отличие от тебя.
- К делу это не имеет никакого отношения.
- Напротив, это часть дела. Иначе зачем бы я стала связываться? После
такого скандальчика наша связь приобретет широкую известность, которая
послужит для нас лучшим прикрытием.
Она ведет машину быстро и сноровисто, зорко глядя вперед. Это не
мешает ей наблюдать и за мной.
- Ты и в самом деле взгрустнул, - замечает брюнетка почти с
удивлением.
- А ты только сейчас обнаруживаешь, что человек может иметь и
какие-то человеческие чувства.
- Только человек не нашей профессии, - возражает Франсуаз.
Потом сухо добавляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66