- Заказывай бутылку, хватит забавляться рюмками.
- Тебе только бутылки недостает, - бормочет Милко.
И приказывает кельнеру:
- Еще две того же самого.
Мне, однако, не суждено воспользоваться угощением. В глубине
поднимается из-за стола Младенов и, неуклюже пробираясь между столиками,
направляется к нам.
- Эмиль, ты отвезешь меня домой?
Поднимаюсь и иду за ним. Предстоящий разговор мне уже известен.
Поэтому меня даже несколько удивляет, когда бай Марин, едва тронулась
машина, принимается совсем за другую тему:
- Скажи, ты в своем уме? Зачем тебе понадобилось дразнить Лиду?
- Как это дразнить?
- Не так одета, в таких, мол, нарядах одни потаскухи появляются...
Что, по-твоему, Эмиль, у меня денег куры не клюют, да?
- Погоди, бай Марин, я ей говорил не про деньги, а про то, что надо
иметь приличный вид. Она может одеваться еще дешевле и выглядеть прилично.
- И я ей говорил то же самое. Купи, говорю, себе платьице в уцененных
товарах, как делают скромные женщины. Так нет, Мери Ламур послушалась и
накупила этих страшил. А теперь, извольте радоваться, давай денег на новые
туалеты. Можно подумать, что я лопатой их загребаю, эти деньги.
- Кое-кто и лопатой загребает, - вставляю я. - Взять хотя бы Димова.
- Знаю, сколько он получает, Димов. Тоже не бог весть как процветает,
особенно допустив к карману такую мотовку, как эта Мери.
Младенов замолкает и окидывает меня беглым взглядом.
- Не гони. Нам спешить некуда. Хочется поговорить с тобой и о
другом...
Значит, приближаемся к главной теме. Я и так еду совсем не быстро,
потому что в эти часы на бульварах такое скопище машин, что, если бы и
захотел, не сможешь прибавить скорость. Но дело в том, что от Центра до Рю
де Прованс слишком близко, чтоб заводить разговор о серьезных вещах.
- Уже два-три раза эта пара заводила речь о тебе. Я все стараюсь
оттянуть, но они не унимаются: требуют твоего увольнения. Трогать его,
говорят, мы больше не будем, может жить спокойно, только пускай убирается
с глаз. Мы не нуждаемся в надзирателях.
- Хорошо, бай Марин. Если надо, я уйду.
Младенов бросает на меня оторопелый взгляд, его очень удивило, что я
так вот, сразу, отступил. Я всматриваюсь вперед, стараясь протиснуться
между старым "ситроеном" и огромным блестящим "бьюиком".
- Я, конечно, тебя не оставлю. Сделаю все, что можно. Кое-где я
позондировал почву и должен тебе сказать, что дела не так уж плохи. Можешь
устроиться и в "Свободной Европе", и в других местах - была бы охота. Наши
эмигранты, к сожалению, в большинстве тупицы изрядные, а тут нужны
подготовленные ребята, вроде тебя.
- Обо мне не беспокойся, - говорю я, чтоб несколько охладить его. -
Как-нибудь сам справлюсь.
Младенов снова испытующе смотрит на меня, но как раз в этот момент я
пробираюсь между двумя машинами, и мне некогда разговаривать и глядеть по
сторонам. Чтоб избежать столкновения, "ситроен" немного отодвигается
влево, что позволяет мне обогнать "бьюика", покрыв его позором и тучей
синего бензинового дыма.
- Эмиль, ты не должен на меня сердиться, а если сердишься, то
несправедливо. Учти, я реагировал предельно остро, но эти вещи зависят не
только от меня.
Круто повернув, я выкатываю на Рю де Прованс. Теперь другая забота -
где найти местечко для моего "ягуара" среди длинного ряда стоящих впритык
машин. Пока мы медленно ползем вдоль цепочки застывших у тротуара машин,
одна из них выбирается из ряда и уезжает. "Ягуару" тут слишком тесно,
однако после нескольких манипуляций мне все же удается пристать к
тротуару.
- Готово, - объявляю я старику, продолжая сидеть на месте.
- Я, конечно, мог бы путем всяких проволочек и ухищрений отодвинуть
твой уход, но от этого ты ничего не выиграешь, а для меня один урон. Если
ты перейдешь на другую работу, моя позиция в Центре укрепится.
- Прежде ты, кажется, утверждал обратное.
- Прежде условия были одни, а теперь другие. Поэтому вина не моя.
- Понимаю, моя вина, - примирительно киваю я. - Потому-то я и не
стану больше докучать тебе. Должен, однако, тебя предупредить, что с моим
уходом твоя позиция не укрепится. Им сейчас невтерпеж избавиться от меня,
чтоб потом и с тобой разделаться. Разве что предоставят тебе роль
обыкновенного статиста.
- Никогда Младенов не был статистом! - с достоинством возражает
старик.
- Не спорю. А вот они не прочь видеть тебя в этой роли. Ну ладно. Это
меня не касается. Раз, по-твоему, так будет лучше, завтра же исчезну.
- Э, погоди! Никто не говорит о завтрашнем дне. Заканчивай свою
работу, выйдет номер из печати, а тогда можешь уходить. С них достаточно,
если они от меня узнают о твоем согласии уйти добровольно.
- Скажи им, что я согласен.
- И пойми, что если я этого добиваюсь от тебя, то не ради своего
личного спокойствия, а ради того великого, во имя чего мы работаем.
- Ты имеешь в виду американцев?
- Эмиль, я запрещаю подобные шутки. Ты знаешь, что я имею в виду.
- А, верно: национальные идеалы. Только те двое продают национальные
идеалы куда выгоднее, чем ты.
- Что ты болтаешь!
- Видишь ли, в чем дело, бай Марин! - Я доверительно склоняюсь к
старику, собравшемуся вылезать из машины, и заглядываю ему в глаза. - Я
говорил об их желании превратить тебя в статиста, но, сказать по правде,
ты в этом Центре довольствуешься положением статиста с самого начала...
- Я глава Центра, - возмущенно прерывает меня Младенов. - Во всяком
случае, в такой же мере, как Димов.
- Ошибаешься. Кто из вас глава и кто статист, можно определить лишь
по одному признаку - кому сколько платят. Ты не получаешь и одной десятой
того, что получает Димов.
- А ты откуда знаешь, кто сколько получает? - резко спрашивает
Младенов.
- Сходи в банк, убедишься, - говорю я, с усмешкой глядя на старика.
Тот смотрит на меня и отвечает такой же усмешкой:
- Тебе и невдомек, что я это уже сделал?
Останавливаюсь перед первым попавшимся кафе на улице Лафайет, потому
что только тут нашлось место для стоянки. Ем безвкусный, жилистый бифштекс
с остывшим и мягким картофелем, способным на долгое время вызвать
отвращение ко всякой еде. В виде гарнира к этому отвратительному обеду в
голове у меня копошатся всякие неприятные мысли, с некоторых пор не
покидающие меня ни на минуту.
Поначалу, только еще берясь за поставленные Леконтом задачи, я и в
самом деле видел себя неким господином Никто, неуловимым и неуязвимым,
тайно и ловко следящим за действиями других. А сейчас я двигаюсь с
чувством человека, попавшего под вражеский прожектор, пойманного и
плененного снопом холодного ослепительного света, такого ослепительного и
въедливого, что он проникает в самые сокровенные твои мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66