.. Сказал, что не вовремя мы приехали: Оренбург со всех сторон окружен белыми. Через день-другой штаб эвакуируется на восток. Он предложил присоединиться к ним и вместе сражаться с белыми».
«Что же вы ответили?»
«Сказал, что отвечу, когда посоветуюсь с товарищами... Лично я думаю, что другого выхода нет».
«Совершенно верно! — воскликнул Файзулла.— Мы оба можем присоединиться к Красной Армии. А что будут делать остальные двое?»
«О, за нас не беспокойтесь,— живо сказал Мукам Махсум,— меня и Насим-джана опекает ходжа Гулом. Он ручается, что с нами ничего не случится».
«Где вы видели его?»
«Мы гуляли по городу и встретились с ним... Он пригласил зайти в его лавку, угостил чаем и попутно рассказывал о событиях. Белые будто бы уже у входа в город. Мы спросили, что же делать, неужели мы приехали сюда, чтобы найти свою смерть? Ходжа засмеялся и весело сказал: «Нет, что вы! Вы ведь сын почтенного муллы! Ни один волос не упадет с вашей головы. Я не допущу. Но с одним условием: отделиться от Фай-зуллы!» Он нас ошеломил, мы терялись в догадках и не знали, что ответить. Тут, видя наше недоумение, он добавил: «Нужно найти какую-нибудь причину... А вы завтра же перебирайтесь ко мне. Об остальном позабочусь я!»
«Что вы ответили?» — нетерпеливо спросил Олим-джан.
«Что мы могли ответить? Мы согласились».
«Правильно! Молодцы! — воскликнул после короткого раздумья Файзулла.— Теперь нужно решить, как провести это дело. Я предлагаю, чтобы завтра утром Насим-джан и Мукам перешли в дом ходжи Гулома. Ахмад-джан уйдет к своему товарищу в штаб Красной Армии. А мы, Олим-джан и я, сядем на приведенных вами коней и поскачем в Саратов. Здесь нам оставаться при белых опасно».
«Вы правы. А из Саратова, надо думать, мы сумеем попасть в Москву».
Из кухни принесли тем временем дымящийся плов, и все подсели к столу.
С утра начали действовать, как решили. Первыми, собрав свои вещи, ушли мы с Мукамом Махсумом, отправились прямиком в дом ходжи Гулома, ушел и Ахмад-джан к своему другу в штаб. И тогда, накинув хурджины на своих коней, Файзулла и его друг Олим-джан пустились в путь.
О том, каков был их путь, мне много позднее рассказывал Файзулла.
Прощаясь с женой и детьми, Олим-джан сказал им, чтобы они распространили слух, будто он уехал по торговым делам в Казань.
Крепкие кони скакали быстро. На небе — ни облачка. Солнце сияло. Выехав из города, всадники скоро доскакали до реки Урал и спокойно перешли ее вброд в знакомом месте, где воды было по колено. Въехали в лес. В этом лесу, расположенном близ Оренбурга, по праздничным дням бывало много народу. Сейчас там было пусто. Слышалось только пение птиц да шелест листвы. А ведь еще вчера отсюда раздавались выстрелы... Трудно было поверить, что идет война, да к тому же совсем близко...
«Хорошо как! — мечтательно сказал Файзулла.— Тихий лес, шелест листьев, лучи солнца, золотящие их... Все так спокойно и радостно! Соловьи поют о том, что существует в мире жизнь, красота, покой, счастье... Чтобы вырвать до конца корни гнета, надо нам поскорее добраться до Москвы, просить помощи у Ленина. Сейчас это наша главная задача!»
Олим-джан слушал Файзуллу и одновременно думал о сегодняшних делах: надо поскорее выбраться из окружения белых. Важно, чтобы подлец ходжа Гулом не узнал об их отъезде из Оренбурга...
Друзья были уже далеко от города. Лес кончился, пошли пашни, крестьянские огороды. Но в поле, как это ни странно, никого не было видно.
«Неужели мы заблудились?» — озабоченно пробормотал Олим-джан, оглядываясь кругом.
«Вы говорили, что нужно идти на юго-запад. По-моему, мы так и едем?» — сказал Файзулла, глядя на свой компас.
«И никого нет, чтобы спросить, где мы находимся. Но погодите... вон там большая дорога».
Дорога тянулась за видневшимся невдалеке лесом, с юга на запад, видимо по направлению к Саратову... Всадники повернули в ту же сторону. Но как только они приблизились к лесу, оГтуда выскочил отряд вооруженных всадников с криками: «Стой!»
Делать было нечего, либо застрелят на скаку, либо догонят и схватят, а там... Олим-джан боялся главным образом за Файзуллу. Но тот успел незаметно бросить бумажник с документами в придорожную канаву. Держался он совершенно спокойно, отдавал себе отчет в том, что может произойти...
Тем временем всадники подъехали к ним, окружили и по-русски спросили, кто они и куда направляются. Олим-джан сказал, что они бухарские купцы и едут в Саратов.
«Мы покажем вам Саратов!» — усмехнувшись, сказал начальник отряда и приказал тщательно их обыскать.
Во время обыска из кармана Олим-джана извлекли маленький пистолет и кошелек с керенками. В карманах Файзуллы никакого оружия не оказалось, а были только деньги, которые также перешли в карман начальника отряда.
Затем, взяв поводья коней, повели пленных в лес.
— Тем временем я и мой друг Мукам Махсум сидели у ходжи Гулома и угощались,— продолжал свой рассказ Насим-джан. Карим слушал его, затаив дыхание...— Я не могу до сих пор понять, почему ходжа Гулом был так доверчив, поверил в нашу искренность, предложил стать его сообщниками в темных делах.
— А какие вы приводили доводы, чтобы он поверил вашей искренности? — спросил Карим.
— Когда мы пришли к нему утром с вещами, то прежде всего попросили убежища. «Спасите нас, дядя ходжа,— жалобно попросили мы,— житья нет от Файзуллы и его дружков». Ходжа Гулом угодливо засуетился, пригласил в гостиную, подал обильный завтрак. А мы стали «разоблачать» еще резче Олим-джана, назвали его развратником...
«Файзулла же, вместо того чтобы быть с нами заодно, его защищал, ругался... Назвал нас невеждами, отсталыми людьми, зараженными суевериями и религиозными предрассудками. Мы не могли больше этого вынести, собрали наши вещи и вот пришли к вам, вы нас приглашали. Если революционность заключается в том, что человек предает религию, продает свое достоинство и честь, то нам не нужна такая революционность!»
Мукам Махсум говорил с такой страстью, что казалось, он выражает свои заветные мысли и чувства. Ходжа Гулом ликовал, вознес нас до неба и стал делиться своими планами. «Вы,— сказал он нам,— не обижайтесь. Эти планы придется мне по ходу дела уточнять. Белые вот-вот возьмут город. Я уже сейчас успел поставить их в известность о том, что Файзулла находится здесь. Как только город будет в руках у белых, я лично посажу его в тюрьму. Вот вы и будете свидетелями его злодеяний и отомстите ему за то, что он смеялся над вами». Мы во всем соглашались с ним, а сердце давила тоска и тревога: удалось ли Файзулле и Олим-джану выбраться из Оренбурга и добраться до Саратова? Ходжа Гулом щедро угощал нас, но мы не могли есть...
А ходжа Гулом был в чудесном настроении. Он без конца хвастался, рассказывал об услышанных им на улице разговорах, из которых явствовало, что большевики потерпели полное поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
«Что же вы ответили?»
«Сказал, что отвечу, когда посоветуюсь с товарищами... Лично я думаю, что другого выхода нет».
«Совершенно верно! — воскликнул Файзулла.— Мы оба можем присоединиться к Красной Армии. А что будут делать остальные двое?»
«О, за нас не беспокойтесь,— живо сказал Мукам Махсум,— меня и Насим-джана опекает ходжа Гулом. Он ручается, что с нами ничего не случится».
«Где вы видели его?»
«Мы гуляли по городу и встретились с ним... Он пригласил зайти в его лавку, угостил чаем и попутно рассказывал о событиях. Белые будто бы уже у входа в город. Мы спросили, что же делать, неужели мы приехали сюда, чтобы найти свою смерть? Ходжа засмеялся и весело сказал: «Нет, что вы! Вы ведь сын почтенного муллы! Ни один волос не упадет с вашей головы. Я не допущу. Но с одним условием: отделиться от Фай-зуллы!» Он нас ошеломил, мы терялись в догадках и не знали, что ответить. Тут, видя наше недоумение, он добавил: «Нужно найти какую-нибудь причину... А вы завтра же перебирайтесь ко мне. Об остальном позабочусь я!»
«Что вы ответили?» — нетерпеливо спросил Олим-джан.
«Что мы могли ответить? Мы согласились».
«Правильно! Молодцы! — воскликнул после короткого раздумья Файзулла.— Теперь нужно решить, как провести это дело. Я предлагаю, чтобы завтра утром Насим-джан и Мукам перешли в дом ходжи Гулома. Ахмад-джан уйдет к своему товарищу в штаб Красной Армии. А мы, Олим-джан и я, сядем на приведенных вами коней и поскачем в Саратов. Здесь нам оставаться при белых опасно».
«Вы правы. А из Саратова, надо думать, мы сумеем попасть в Москву».
Из кухни принесли тем временем дымящийся плов, и все подсели к столу.
С утра начали действовать, как решили. Первыми, собрав свои вещи, ушли мы с Мукамом Махсумом, отправились прямиком в дом ходжи Гулома, ушел и Ахмад-джан к своему другу в штаб. И тогда, накинув хурджины на своих коней, Файзулла и его друг Олим-джан пустились в путь.
О том, каков был их путь, мне много позднее рассказывал Файзулла.
Прощаясь с женой и детьми, Олим-джан сказал им, чтобы они распространили слух, будто он уехал по торговым делам в Казань.
Крепкие кони скакали быстро. На небе — ни облачка. Солнце сияло. Выехав из города, всадники скоро доскакали до реки Урал и спокойно перешли ее вброд в знакомом месте, где воды было по колено. Въехали в лес. В этом лесу, расположенном близ Оренбурга, по праздничным дням бывало много народу. Сейчас там было пусто. Слышалось только пение птиц да шелест листвы. А ведь еще вчера отсюда раздавались выстрелы... Трудно было поверить, что идет война, да к тому же совсем близко...
«Хорошо как! — мечтательно сказал Файзулла.— Тихий лес, шелест листьев, лучи солнца, золотящие их... Все так спокойно и радостно! Соловьи поют о том, что существует в мире жизнь, красота, покой, счастье... Чтобы вырвать до конца корни гнета, надо нам поскорее добраться до Москвы, просить помощи у Ленина. Сейчас это наша главная задача!»
Олим-джан слушал Файзуллу и одновременно думал о сегодняшних делах: надо поскорее выбраться из окружения белых. Важно, чтобы подлец ходжа Гулом не узнал об их отъезде из Оренбурга...
Друзья были уже далеко от города. Лес кончился, пошли пашни, крестьянские огороды. Но в поле, как это ни странно, никого не было видно.
«Неужели мы заблудились?» — озабоченно пробормотал Олим-джан, оглядываясь кругом.
«Вы говорили, что нужно идти на юго-запад. По-моему, мы так и едем?» — сказал Файзулла, глядя на свой компас.
«И никого нет, чтобы спросить, где мы находимся. Но погодите... вон там большая дорога».
Дорога тянулась за видневшимся невдалеке лесом, с юга на запад, видимо по направлению к Саратову... Всадники повернули в ту же сторону. Но как только они приблизились к лесу, оГтуда выскочил отряд вооруженных всадников с криками: «Стой!»
Делать было нечего, либо застрелят на скаку, либо догонят и схватят, а там... Олим-джан боялся главным образом за Файзуллу. Но тот успел незаметно бросить бумажник с документами в придорожную канаву. Держался он совершенно спокойно, отдавал себе отчет в том, что может произойти...
Тем временем всадники подъехали к ним, окружили и по-русски спросили, кто они и куда направляются. Олим-джан сказал, что они бухарские купцы и едут в Саратов.
«Мы покажем вам Саратов!» — усмехнувшись, сказал начальник отряда и приказал тщательно их обыскать.
Во время обыска из кармана Олим-джана извлекли маленький пистолет и кошелек с керенками. В карманах Файзуллы никакого оружия не оказалось, а были только деньги, которые также перешли в карман начальника отряда.
Затем, взяв поводья коней, повели пленных в лес.
— Тем временем я и мой друг Мукам Махсум сидели у ходжи Гулома и угощались,— продолжал свой рассказ Насим-джан. Карим слушал его, затаив дыхание...— Я не могу до сих пор понять, почему ходжа Гулом был так доверчив, поверил в нашу искренность, предложил стать его сообщниками в темных делах.
— А какие вы приводили доводы, чтобы он поверил вашей искренности? — спросил Карим.
— Когда мы пришли к нему утром с вещами, то прежде всего попросили убежища. «Спасите нас, дядя ходжа,— жалобно попросили мы,— житья нет от Файзуллы и его дружков». Ходжа Гулом угодливо засуетился, пригласил в гостиную, подал обильный завтрак. А мы стали «разоблачать» еще резче Олим-джана, назвали его развратником...
«Файзулла же, вместо того чтобы быть с нами заодно, его защищал, ругался... Назвал нас невеждами, отсталыми людьми, зараженными суевериями и религиозными предрассудками. Мы не могли больше этого вынести, собрали наши вещи и вот пришли к вам, вы нас приглашали. Если революционность заключается в том, что человек предает религию, продает свое достоинство и честь, то нам не нужна такая революционность!»
Мукам Махсум говорил с такой страстью, что казалось, он выражает свои заветные мысли и чувства. Ходжа Гулом ликовал, вознес нас до неба и стал делиться своими планами. «Вы,— сказал он нам,— не обижайтесь. Эти планы придется мне по ходу дела уточнять. Белые вот-вот возьмут город. Я уже сейчас успел поставить их в известность о том, что Файзулла находится здесь. Как только город будет в руках у белых, я лично посажу его в тюрьму. Вот вы и будете свидетелями его злодеяний и отомстите ему за то, что он смеялся над вами». Мы во всем соглашались с ним, а сердце давила тоска и тревога: удалось ли Файзулле и Олим-джану выбраться из Оренбурга и добраться до Саратова? Ходжа Гулом щедро угощал нас, но мы не могли есть...
А ходжа Гулом был в чудесном настроении. Он без конца хвастался, рассказывал об услышанных им на улице разговорах, из которых явствовало, что большевики потерпели полное поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76