Сколько уж дней камень служил мне подушкой, трава и солома — постелью, а пищей — вода и пустая похлебка без мяса!..
— Такова война, такова участь беглецов...— сказал Низамиддин и,
Санг Кала — букв.: каменная крепость, замок, укрепление, подумав, спросил: — А что говорят львята? Выражают недовольство?
— Еще как! Некоторые даже попытались взбунтоваться против Асада Махсума...
— А Махсум?
— Что Махсум? Он их всех расстрелял. Потом начались побеги. Чуть не пятьдесят человек убежали... Сейчас Махсум сам не спит и нам покоя не дает.
— Такой нервный стал?
— Нервный?! Как масло каленое! Искры довольно, чтобы вспыхнул.
— Бедный Махсум, бедный Махсум! — проговорил Низамиддин и больше ни о чем не спрашивал.
Усталый Мухаммед Ер тут же захрапел. Но Низамиддин уснуть не мог, страшные мысли овладели им.
Он говорил бедный Махсум, а сам был в худшем положении. Он не знал, что ему делать, куда податься, что придумать. В Бухаре он был в такой панике, что ничего не соображал, не было времени сесть и все обдумать как следует. Его судьбой, его жизнью распоряжались другие, и он без сопротивления выполнил их приказ и отправился к Асаду Махсуму. Но он не мог тогда представить себе, до какой степени положение Асада было гиблым. Он думал, что Асад создаст ему сносные условия жизни, хоть и не такие, как в саду Дилькушо, что он приготовит для него отдельный дом, слугу, повара... Но вот, оказывается, вместо подушки — горный камень, а пища — вода и постная похлебка!
Нет, Низамиддин не дурак, чтобы обречь себя на такие муки! Нужно что-то предпринять, обмануть судьбу! Если отправится в Самарканд, не попадется ли он и там в руки врагов? Где он будет жить? Правительству Бухары сейчас уже известно, кто он такой, к чему стремился, значит, бухарское правительство обратится к правительству Туркестана, и его тут же поймают! Что же делать? Если пойти к Асаду, там голод и холод и всякие ужасы, да еще придется сносить тяжелый характер Асада, все его выходки!
Нет, ни за что он не пойдет к Асаду. Надо пробраться незаметно к Самарканду, скрыться в каком-нибудь дальнем глухом кишлаке! Но до Самарканда по дороге — тысячи преград и препятствий. И что скажет тот, кто прислан Асадом, чтобы доставить меня наверх целым и невредимым? Как его уговорить? Ведь если он вернется без меня, без Низамиддина, Махсум его в живых не оставит. Нет, он не поддастся моим уговорам — ведь он называет себя приближенным Махсума, верным ему человеком. Махсум не приблизит к себе человека, не проверив его. Лучше всего — поговорить с Закирбаем. Если Закирбай согласится, то он сумеет найти отговорки, чтобы выпроводить Мухаммеда Ера. Например, найдет подставного гонца, который будто бы привезет новое указание мне — выехать срочно в Самарканд для переговоров с туркестанскими властями. Да, Закирбай может все устроить.
На следующий день утром, за завтраком, Низамиддин обратился к Закирбаю:
— Вы сегодня не собираетесь пойти за кислячкой?
— Возможно... Если других дел не будет, пойду и нарву для вас и для господина Махсума немного кислячки.
— Вы не возражаете, если я пойду с вами?
— Пожалуйста!
Закирбай отправил сына и посланца Махсума в другой кишлак за овсом и пшеницей, а сам вместе с Низамиддином отправился в горы.
Кишлак, где они находились, был расположен у северного подножия Байсуна и считался одним из красивейших в окрестности. Кишлачные дома подымались один над другим, как на ступеньках, с двух сторон с шумом текли вниз две речки, беря начало в родниках наверху. В кишлаке было немного зелени, росло несколько исполинских чинар. Высокая мечеть и просторная каменная площадка перед ней видны издалека. Ниже площадки бил из скалы родник, на берегу его росла чинара.
Проходя мимо мечети вместе с Закирбаем, Низамиддин поздоровался со стариками, сидевшими у входа в мечеть на деревянных чурбаках, и удивился, что в ответ они даже не встали с мест.
Небо было ясным, ярко светило солнце. Хотя шел уже июль, в горах еще царила весна. Оттого ли, что не было пыли, или от частых дождей листва на деревьях казалась изумрудной. Земля за кишлаком была покрыта свежей травой, пестрела цветами. В ветвях деревьев порхали, пели, чирикали птицы.
Низамиддин и Закирбай прошли по улочкам, проложенным между домами и садами, добрались до каменистой горной стены. В лучах яркого утреннего солнца камешки на ней блестели, как осколки стекла.
Низамиддин пришел сюда, на эту каменистую, почти лишенную растительности гору не для того, чтобы собирать ревень, он хотел в укромном местечке открыться Закирбаю, поговорить с ним по душам. Как только они миновали кишлак и поднялись немного в гору, он сказал, что устал, сел на плоский камень и внимательно огляделся — нет ли кого поблизости.
Вокруг никого не было. Кишлачное стадо давно ушло наверх, за первую горную гряду, население кишлака занято домашними хлопотами. Низамиддин усадил Закирбая рядом с собой и, помолчав минуту, сказал:
— Горный край — удивительная красавица, с ней приятно полюбезничать два-три дня, а долго жить трудно.
— Да,— отвечал Закирбай,— в горах нелегко жить, для этого нужно много мужества и выносливости.
— Вот я и думаю,— сказал Низамиддин подчеркнуто, желая привлечь внимание собеседника,— надо ли мне подыматься в Санг Калу, что я там буду делать, как жить?
— Конечно, будет немного трудновато,— ответил Закирбай,— но ведь вы там будете не всю жизнь!
— Трудно будет,— повторил Низамиддин.— Боюсь, что я не выдержу тех трудностей...
— Не дай бог, почему же?..
— Да, да, я знаю,— прервал его Низамиддин,— лезть мне туда неразумно, бессмысленно.
— Конечно,— отвечал Закирбай,— умный человек не бросится в огонь. Но Санг Кала не такое страшное место. Бог посылает вам все необходимое — для этого существуем мы, верные ваши слуги. У Мухсума наверху два дома, он устроит там и вас, а наступит день — и вы с победой спуститесь вниз.
— Нет, Закирбай,— решительно сказал Низамиддин,— я решил не идти в Санг Калу!
Закирбай был ошеломлен. Он взглянул в глаза Низамиддину.
— Не пойдете в Санг Калу? Что же, вы хотите вернуться обратно в Бухару?
— Нет, в Бухару я не вернусь. Я хочу уехать в Самарканд.
— А что вы скажете Махсуму?
— Ничего...
Придумаем что-нибудь. Конечно, без вашей помощи я ничего не смогу сделать. Вот почему я и привел вас сюда. Теперь — Ваш подол — моя рука — давайте договоримся. Все что хотите я могу вам дать. Сколько вам нужно золотых? Сколько штук? Скажите!
— Постойте, постойте! — проговорил Закирбай, отталкивая от себя протянутые к нему руки Низамиддина.— Не в деньгах дело! Как же так? Из Бухары ваши руководители сообщили нам, чтобы мы вас встретили и проводили к Махсуму. Мы так и передали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Такова война, такова участь беглецов...— сказал Низамиддин и,
Санг Кала — букв.: каменная крепость, замок, укрепление, подумав, спросил: — А что говорят львята? Выражают недовольство?
— Еще как! Некоторые даже попытались взбунтоваться против Асада Махсума...
— А Махсум?
— Что Махсум? Он их всех расстрелял. Потом начались побеги. Чуть не пятьдесят человек убежали... Сейчас Махсум сам не спит и нам покоя не дает.
— Такой нервный стал?
— Нервный?! Как масло каленое! Искры довольно, чтобы вспыхнул.
— Бедный Махсум, бедный Махсум! — проговорил Низамиддин и больше ни о чем не спрашивал.
Усталый Мухаммед Ер тут же захрапел. Но Низамиддин уснуть не мог, страшные мысли овладели им.
Он говорил бедный Махсум, а сам был в худшем положении. Он не знал, что ему делать, куда податься, что придумать. В Бухаре он был в такой панике, что ничего не соображал, не было времени сесть и все обдумать как следует. Его судьбой, его жизнью распоряжались другие, и он без сопротивления выполнил их приказ и отправился к Асаду Махсуму. Но он не мог тогда представить себе, до какой степени положение Асада было гиблым. Он думал, что Асад создаст ему сносные условия жизни, хоть и не такие, как в саду Дилькушо, что он приготовит для него отдельный дом, слугу, повара... Но вот, оказывается, вместо подушки — горный камень, а пища — вода и постная похлебка!
Нет, Низамиддин не дурак, чтобы обречь себя на такие муки! Нужно что-то предпринять, обмануть судьбу! Если отправится в Самарканд, не попадется ли он и там в руки врагов? Где он будет жить? Правительству Бухары сейчас уже известно, кто он такой, к чему стремился, значит, бухарское правительство обратится к правительству Туркестана, и его тут же поймают! Что же делать? Если пойти к Асаду, там голод и холод и всякие ужасы, да еще придется сносить тяжелый характер Асада, все его выходки!
Нет, ни за что он не пойдет к Асаду. Надо пробраться незаметно к Самарканду, скрыться в каком-нибудь дальнем глухом кишлаке! Но до Самарканда по дороге — тысячи преград и препятствий. И что скажет тот, кто прислан Асадом, чтобы доставить меня наверх целым и невредимым? Как его уговорить? Ведь если он вернется без меня, без Низамиддина, Махсум его в живых не оставит. Нет, он не поддастся моим уговорам — ведь он называет себя приближенным Махсума, верным ему человеком. Махсум не приблизит к себе человека, не проверив его. Лучше всего — поговорить с Закирбаем. Если Закирбай согласится, то он сумеет найти отговорки, чтобы выпроводить Мухаммеда Ера. Например, найдет подставного гонца, который будто бы привезет новое указание мне — выехать срочно в Самарканд для переговоров с туркестанскими властями. Да, Закирбай может все устроить.
На следующий день утром, за завтраком, Низамиддин обратился к Закирбаю:
— Вы сегодня не собираетесь пойти за кислячкой?
— Возможно... Если других дел не будет, пойду и нарву для вас и для господина Махсума немного кислячки.
— Вы не возражаете, если я пойду с вами?
— Пожалуйста!
Закирбай отправил сына и посланца Махсума в другой кишлак за овсом и пшеницей, а сам вместе с Низамиддином отправился в горы.
Кишлак, где они находились, был расположен у северного подножия Байсуна и считался одним из красивейших в окрестности. Кишлачные дома подымались один над другим, как на ступеньках, с двух сторон с шумом текли вниз две речки, беря начало в родниках наверху. В кишлаке было немного зелени, росло несколько исполинских чинар. Высокая мечеть и просторная каменная площадка перед ней видны издалека. Ниже площадки бил из скалы родник, на берегу его росла чинара.
Проходя мимо мечети вместе с Закирбаем, Низамиддин поздоровался со стариками, сидевшими у входа в мечеть на деревянных чурбаках, и удивился, что в ответ они даже не встали с мест.
Небо было ясным, ярко светило солнце. Хотя шел уже июль, в горах еще царила весна. Оттого ли, что не было пыли, или от частых дождей листва на деревьях казалась изумрудной. Земля за кишлаком была покрыта свежей травой, пестрела цветами. В ветвях деревьев порхали, пели, чирикали птицы.
Низамиддин и Закирбай прошли по улочкам, проложенным между домами и садами, добрались до каменистой горной стены. В лучах яркого утреннего солнца камешки на ней блестели, как осколки стекла.
Низамиддин пришел сюда, на эту каменистую, почти лишенную растительности гору не для того, чтобы собирать ревень, он хотел в укромном местечке открыться Закирбаю, поговорить с ним по душам. Как только они миновали кишлак и поднялись немного в гору, он сказал, что устал, сел на плоский камень и внимательно огляделся — нет ли кого поблизости.
Вокруг никого не было. Кишлачное стадо давно ушло наверх, за первую горную гряду, население кишлака занято домашними хлопотами. Низамиддин усадил Закирбая рядом с собой и, помолчав минуту, сказал:
— Горный край — удивительная красавица, с ней приятно полюбезничать два-три дня, а долго жить трудно.
— Да,— отвечал Закирбай,— в горах нелегко жить, для этого нужно много мужества и выносливости.
— Вот я и думаю,— сказал Низамиддин подчеркнуто, желая привлечь внимание собеседника,— надо ли мне подыматься в Санг Калу, что я там буду делать, как жить?
— Конечно, будет немного трудновато,— ответил Закирбай,— но ведь вы там будете не всю жизнь!
— Трудно будет,— повторил Низамиддин.— Боюсь, что я не выдержу тех трудностей...
— Не дай бог, почему же?..
— Да, да, я знаю,— прервал его Низамиддин,— лезть мне туда неразумно, бессмысленно.
— Конечно,— отвечал Закирбай,— умный человек не бросится в огонь. Но Санг Кала не такое страшное место. Бог посылает вам все необходимое — для этого существуем мы, верные ваши слуги. У Мухсума наверху два дома, он устроит там и вас, а наступит день — и вы с победой спуститесь вниз.
— Нет, Закирбай,— решительно сказал Низамиддин,— я решил не идти в Санг Калу!
Закирбай был ошеломлен. Он взглянул в глаза Низамиддину.
— Не пойдете в Санг Калу? Что же, вы хотите вернуться обратно в Бухару?
— Нет, в Бухару я не вернусь. Я хочу уехать в Самарканд.
— А что вы скажете Махсуму?
— Ничего...
Придумаем что-нибудь. Конечно, без вашей помощи я ничего не смогу сделать. Вот почему я и привел вас сюда. Теперь — Ваш подол — моя рука — давайте договоримся. Все что хотите я могу вам дать. Сколько вам нужно золотых? Сколько штук? Скажите!
— Постойте, постойте! — проговорил Закирбай, отталкивая от себя протянутые к нему руки Низамиддина.— Не в деньгах дело! Как же так? Из Бухары ваши руководители сообщили нам, чтобы мы вас встретили и проводили к Махсуму. Мы так и передали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76