Однажды он приехал из Москвы совсем больным, прилежно лечился, но врачам пришлось приложить немало усилий, чтобы поставить его на ноги. На долгий срок прекратились его поездки. И вот, находясь безвыездно дома, он призадумался о своей семье и о своей двадцатилетней дочери. Как человек практичный, он тут же решил действовать.
У его сестры был единственный сын, Хамидхан. Длиннобородый, с большой чалмой на голове, он был уже и немолод, и весьма непривлекателен. А жил он вместе с матерью очень бедно, на женитьбу средств не хватало. И вот Ахмадходжа вызвал сестру и сказал, что хочет выдать дочь за Хамидхана. Сестра просто опешила: подумать только, какое счастье свалилось на голову ее сына — стать зятем богача!
— Ай-вай,— простонала она,— может ли мой сын, бедняк, стать вашим зятем? И могу ли я привести дочь самого Ахмадходжи в свое убогое жилище?
— Пустяки! — ответил ей брат.— Я беру все расходы на себя. А насчет дома тоже не беспокойся... По соседству с нами есть пустырь, там я распорядился построить новый дом и привести в порядок участок. Прямо завтра начнется строительство... Я уже договорился с мастерами, будь спокойна! А сыну скажи, чтобы он сейчас приостановил на время свои занятия в медресе, накрутил чалму поменьше, подкоротил бороду и надел халат понаряднее, нынешний уж очень плохо сидит на нем.
— Этот халат я сама ему шила, из лоскутьев! Что делать! Трудно на его фигуру найти подходящий халат в лавке или вытащить из дядиного сундука.
— Потерпи немного — ив твоем доме будет достаток и сундуки, полные добра!
— Если ты правду говоришь, а не шутишь, молиться буду за тебя, жертву святым принесу...
— Незачем приносить жертвы,— резко оборвал ее Ахмадходжа.— Ты лучше слушай, что я скажу. Завтра же разнеси слух, что собираешься женить своего сына на Робин. Всюду говори это, не смущайся. Все необходимое для свадебного пира я пошлю тебе домой, а ты пригони сватов.
— Хорошо, хорошо, уж так и быть.
— О нашем разговоре никому не рассказывай. Даже нашим братьям.
— На меня можешь положиться, но разве можно что-нибудь скрыть от Самадходжи?
— К сожалению, ты права. Самад неудачник, картежник, он нас позорит. Постараемся быть как можно осторожнее, это дело нашей общей с тобой чести!
— Постараюсь, конечно.
— Значит, решено!
Когда Робия узнала о том, кому ее сватают, она рассвирепела.
— Нашли кому меня сбыть,— плакалась она матери.— Противному Хамидхану!
— А чем он плох?
Он свой человек, наша родня!
— Родня! — кипятилась Робия.— Уродина, длиннобородый, мужлан, в потрепанном халате!
— А ты, дочь моя, сама более достойных отвергла. Да и не такая уж ты и красавица. Надеюсь, что с Хамидханом ты обретешь свое счастье.
— Нет, нет, за него не пойду, лучше уж остаться старой девой!..
— Не отвергай! Ты знаешь строгость и суровый нрав отца. Выдаст за какого-нибудь арбакеша!
— Ну и лучше за арбакеша, чем за этого жалкого муллу!
— Что ты чепуху несешь! Хамидхан — человек ученый, образованный, знает толк в жизни.
— Нет, нет и нет!
— Ну и глупо! Все равно будет так, как велит отец. Мать сказала это в повышенном тоне и вышла из комнаты. Робия, рыдая, упала на ковер. Она оплакивала свою уходящую
юность, свою зависимость от родителей, свою неволю. Казалось бы, все у них в доме есть, многие молодые девушки завидуют ее богатству. А счастья нет. Дочери мелких торговцев и даже простых чесальщиков шерсти вышли замуж за того, кто им нравился, нашли свое счастье, а она, дочь бухарского миллионера, обречена быть всю жизнь с нелюбимым человеком! Ее выбрасывают из родного дома, как ненужную вещь! Кому же пожаловаться на горькую долю?..
Робия понимала, что происходит: отказывая женихам, она не заметила, как шло время и она уже стала считаться старой девой, что роняет достоинство ее отца, набрасывает на него тень. Но нельзя же из-за этого оказаться в объятиях нелюбимого, скучного, холодного человека!..
И вот в эту страшную для нее минуту в комнату вошел ее младший брат, Халим-джан. Он увидел свою любимую сестру, лежащую на ковре, ее полные отчаяния глаза, красные от слез, подошел к ней, помог подняться, вытер слезы на ее щеках и участливо спросил:
— Что с вами, сестра? Вы больны?
Робия, всхлипывая, отрицательно покачала головой.
— Так что же с вами? Обидел кто-нибудь?
Робия чувствовала, что во всем мире только один этот ее брат, пятнадцатилетний юноша, заботливый и добрый Халим-джан поймет ее переживания и сделает для нее все что сможет.
— Замуж меня хотят отдать...— проговорила она, задыхаясь от слез,— этому... Хамидхану...— ей было противно даже произнести его имя.
— Хамидхану? — изумленно воскликнул Халим-джан.
— Да, уж такое мое счастье, невезучая я! Робия снова заплакала, припав к плечу брата.
— Что мне делать? Как быть?
Не смогу я с ним жить...
— А как отец к этому относится?
— Отец! — презрительно буркнула Робия.— Да он сам все это придумал! Пока был здоров, не обращал на меня внимания, а засел дома и заметил, что я уже старая дева. Вот хочет убрать меня поскорее, выбросить, как ненужную тряпку!
— А вы сами с отцом не говорили?
— Нет! Мать пугала меня: если, говорит, ты будешь отказываться, отец выдаст тебя за арбакеша... Я отца тоже понимаю, он стареет, болеет, настроение дурное...
— Давайте я с ним поговорю.
— Ох, Халим-джан,— Робия даже посветлела,— поговори. На мать надежды нет. Может, отец пожалеет?.. Не могу я... за Хамидхана.
— Будьте спокойны, непременно скажу. Отец вас любит... Халим-джан был умен и развит не по летам, умел различать, где
черное, а где белое. Задумывался над сложностью жизни, над, казалось, неразрешимыми ее задачами. Он сетовал на отсталость своего народа, на его бедность, часто повторял известное двустишие:
О, почему труд нищих словно море, А радости имущих как корабль?
Два-три года, проведенные в Москве, приобщение к русской культуре очень расширили его знания и представления о жизни. Он знал больше, чем не только его сверстники, но и люди значительно старше его. Учился он в свое время и в старометодной школе Бухары, и это тоже оказалось не напрасно: хороший, знающий литературу учитель привил ему интерес к чтению, к поэзии. Халим-джан читал стихи Хафиза, Саади, Бедиля... А живя в Москве, он изучал русский язык. Отец не жалел денег на образование сыновей, он пригласил для Халим-джана и его брата опытного, широкообразованного учителя, который не только учил их русскому языку, но проводил интересные беседы, в которых знакомил с духовным миром русского народа, с русской классикой. Познакомившись с произведениями великих русских классиков, он глубже понял и великие произведения родной литературы. Со временем он обратился и к газетам, читал и журнал «Молла Насреддин».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
У его сестры был единственный сын, Хамидхан. Длиннобородый, с большой чалмой на голове, он был уже и немолод, и весьма непривлекателен. А жил он вместе с матерью очень бедно, на женитьбу средств не хватало. И вот Ахмадходжа вызвал сестру и сказал, что хочет выдать дочь за Хамидхана. Сестра просто опешила: подумать только, какое счастье свалилось на голову ее сына — стать зятем богача!
— Ай-вай,— простонала она,— может ли мой сын, бедняк, стать вашим зятем? И могу ли я привести дочь самого Ахмадходжи в свое убогое жилище?
— Пустяки! — ответил ей брат.— Я беру все расходы на себя. А насчет дома тоже не беспокойся... По соседству с нами есть пустырь, там я распорядился построить новый дом и привести в порядок участок. Прямо завтра начнется строительство... Я уже договорился с мастерами, будь спокойна! А сыну скажи, чтобы он сейчас приостановил на время свои занятия в медресе, накрутил чалму поменьше, подкоротил бороду и надел халат понаряднее, нынешний уж очень плохо сидит на нем.
— Этот халат я сама ему шила, из лоскутьев! Что делать! Трудно на его фигуру найти подходящий халат в лавке или вытащить из дядиного сундука.
— Потерпи немного — ив твоем доме будет достаток и сундуки, полные добра!
— Если ты правду говоришь, а не шутишь, молиться буду за тебя, жертву святым принесу...
— Незачем приносить жертвы,— резко оборвал ее Ахмадходжа.— Ты лучше слушай, что я скажу. Завтра же разнеси слух, что собираешься женить своего сына на Робин. Всюду говори это, не смущайся. Все необходимое для свадебного пира я пошлю тебе домой, а ты пригони сватов.
— Хорошо, хорошо, уж так и быть.
— О нашем разговоре никому не рассказывай. Даже нашим братьям.
— На меня можешь положиться, но разве можно что-нибудь скрыть от Самадходжи?
— К сожалению, ты права. Самад неудачник, картежник, он нас позорит. Постараемся быть как можно осторожнее, это дело нашей общей с тобой чести!
— Постараюсь, конечно.
— Значит, решено!
Когда Робия узнала о том, кому ее сватают, она рассвирепела.
— Нашли кому меня сбыть,— плакалась она матери.— Противному Хамидхану!
— А чем он плох?
Он свой человек, наша родня!
— Родня! — кипятилась Робия.— Уродина, длиннобородый, мужлан, в потрепанном халате!
— А ты, дочь моя, сама более достойных отвергла. Да и не такая уж ты и красавица. Надеюсь, что с Хамидханом ты обретешь свое счастье.
— Нет, нет, за него не пойду, лучше уж остаться старой девой!..
— Не отвергай! Ты знаешь строгость и суровый нрав отца. Выдаст за какого-нибудь арбакеша!
— Ну и лучше за арбакеша, чем за этого жалкого муллу!
— Что ты чепуху несешь! Хамидхан — человек ученый, образованный, знает толк в жизни.
— Нет, нет и нет!
— Ну и глупо! Все равно будет так, как велит отец. Мать сказала это в повышенном тоне и вышла из комнаты. Робия, рыдая, упала на ковер. Она оплакивала свою уходящую
юность, свою зависимость от родителей, свою неволю. Казалось бы, все у них в доме есть, многие молодые девушки завидуют ее богатству. А счастья нет. Дочери мелких торговцев и даже простых чесальщиков шерсти вышли замуж за того, кто им нравился, нашли свое счастье, а она, дочь бухарского миллионера, обречена быть всю жизнь с нелюбимым человеком! Ее выбрасывают из родного дома, как ненужную вещь! Кому же пожаловаться на горькую долю?..
Робия понимала, что происходит: отказывая женихам, она не заметила, как шло время и она уже стала считаться старой девой, что роняет достоинство ее отца, набрасывает на него тень. Но нельзя же из-за этого оказаться в объятиях нелюбимого, скучного, холодного человека!..
И вот в эту страшную для нее минуту в комнату вошел ее младший брат, Халим-джан. Он увидел свою любимую сестру, лежащую на ковре, ее полные отчаяния глаза, красные от слез, подошел к ней, помог подняться, вытер слезы на ее щеках и участливо спросил:
— Что с вами, сестра? Вы больны?
Робия, всхлипывая, отрицательно покачала головой.
— Так что же с вами? Обидел кто-нибудь?
Робия чувствовала, что во всем мире только один этот ее брат, пятнадцатилетний юноша, заботливый и добрый Халим-джан поймет ее переживания и сделает для нее все что сможет.
— Замуж меня хотят отдать...— проговорила она, задыхаясь от слез,— этому... Хамидхану...— ей было противно даже произнести его имя.
— Хамидхану? — изумленно воскликнул Халим-джан.
— Да, уж такое мое счастье, невезучая я! Робия снова заплакала, припав к плечу брата.
— Что мне делать? Как быть?
Не смогу я с ним жить...
— А как отец к этому относится?
— Отец! — презрительно буркнула Робия.— Да он сам все это придумал! Пока был здоров, не обращал на меня внимания, а засел дома и заметил, что я уже старая дева. Вот хочет убрать меня поскорее, выбросить, как ненужную тряпку!
— А вы сами с отцом не говорили?
— Нет! Мать пугала меня: если, говорит, ты будешь отказываться, отец выдаст тебя за арбакеша... Я отца тоже понимаю, он стареет, болеет, настроение дурное...
— Давайте я с ним поговорю.
— Ох, Халим-джан,— Робия даже посветлела,— поговори. На мать надежды нет. Может, отец пожалеет?.. Не могу я... за Хамидхана.
— Будьте спокойны, непременно скажу. Отец вас любит... Халим-джан был умен и развит не по летам, умел различать, где
черное, а где белое. Задумывался над сложностью жизни, над, казалось, неразрешимыми ее задачами. Он сетовал на отсталость своего народа, на его бедность, часто повторял известное двустишие:
О, почему труд нищих словно море, А радости имущих как корабль?
Два-три года, проведенные в Москве, приобщение к русской культуре очень расширили его знания и представления о жизни. Он знал больше, чем не только его сверстники, но и люди значительно старше его. Учился он в свое время и в старометодной школе Бухары, и это тоже оказалось не напрасно: хороший, знающий литературу учитель привил ему интерес к чтению, к поэзии. Халим-джан читал стихи Хафиза, Саади, Бедиля... А живя в Москве, он изучал русский язык. Отец не жалел денег на образование сыновей, он пригласил для Халим-джана и его брата опытного, широкообразованного учителя, который не только учил их русскому языку, но проводил интересные беседы, в которых знакомил с духовным миром русского народа, с русской классикой. Познакомившись с произведениями великих русских классиков, он глубже понял и великие произведения родной литературы. Со временем он обратился и к газетам, читал и журнал «Молла Насреддин».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76