Мне кажется, работа в таком учреждении женщине не подходит. Если вы хотите работать, то ведь дела всюду много. Например, в нашем клубе, в артели, которая только организуется...
— Нет,— сказала упрямо Хамрохон. — Мне нравится их учреждение. Хочу одеваться, как мужчина, и носить револьвер на поясе.
— И я бы рада сжечь паранджи и освободить от них всех наших женщин,— сказала, улыбаясь, Фируза,— Но нельзя так сразу. Наши руководители говорят, что еще рано.
— Да, рановато,— согласился Насим-джан.
— Это вы — член партии, большой человек, руководитель целой организации, а я кто? Я хочу быть настоящим помощником, постоянным спутником Насим-джана, всегда хочу быть с ним рядом. Насим-джан научил меня обращаться с револьвером. Скоро я буду ходить всегда с пистолетом в кармане.
Фируза и Насим-джан от души смеялись над этими словами Хамрохон. Она тоже смеялась, но все-таки твердила, что ее слова не шутка. И хотя Насим-джан и Фируза не принимали их всерьез, она в самом деле говорила правду.
Она вовсе не была отсталой. Ежедневно читала газеты, новые книги. Она находила их в книжном шкафу Насим-джана. Сейчас пришла к твердому решению: она первая в Бухаре должна сбросить паранджу и чашмбанд, выйти на улицу открытой — назло всем врагам свободы. Ни партия, ни правительство не будут против этого,— наоборот, они скажут ей спасибо, что она подала пример другим. До этого дня она мучилась ревностью, не понимала, что происходит, прислушивалась к звонкам незнакомого мужчины, не зная, что это — интриги врагов, которым хотелось поссорить ее с Насим-джаном. Теперь, после того как он объяснил ей все, у нее словно глаза открылись на мир — жизнь показалась ей светлой, прекрасной; она помирилась с мужем, была оживленна, радостна, в хорошем, деятельном настроении, она вновь мечтала и надеялась...
— Ну, до свиданья, будьте здоровы, сестрица Фируза! — сказал Насим-джан, вставая.— Мы теперь пойдем поговорим, посоветуемся. В самом деле, будет лучше, если Хамрохон поступит на службу в какое-нибудь учреждение. Как решим, придем к вам — сказать.
— Конечно, надо еще подумать, посоветоваться,— сказала Хамрохон,— но я хочу быть вместе с Насим-джаном...
— Хорошо, хорошо,— сказала Фируза,— поговорите еще, обсудите все хорошенько.
В это время раздался стук в дверь и вошел Асо.
— О-го-го, все в сборе! — сказал он улыбаясь.— Здравствуйте, здравствуйте!
— Именно вас и не хватало,— сказала Фируза, вставая и освобождая ему место.
Асо поздоровался с Насим-джаном и Хамрохон и сел.
— Мы уже собрались уходить, как вы пришли,— заметил Насим-джан.
— Да, пора, пойдемте! — сказала Хамрохон.— Не будем мешать...
— Нет, нет, что вы! — сказал Асо.— Вы не только не помешаете, а, напротив, может быть, поможете решить некоторые загадки.
— Садитесь, садитесь! — сказала Фируза.— Послушаем, какие вести он принес.
— Новостей сегодня много,— сказал Асо и обратился к Насим-джану:— Вы когда ушли из ЧК?
— Наверное, с час назад,— отвечал Насим-джан.— А что случилось?
— Ничего... Видно, Хамрохон заждалась вас?
— Мы с Хамрохон решили теперь никогда не разлучаться... Она хочет поступить к нам на работу.
— Очень хорошо,— сказал Асо серьезно.— В первые дни революции Фируза была вместе со мной, когда я стоял на страже у городских ворот, и очень помогала мне.
Фируза встала с места, вышла в коридор, посмотрела во двор и, вернувшись, взглянула на Асо.
— Скажите же, кто вам звонил? И что сказал?
— Удивительно! — проговорила Хамрохон.
Асо расстегнул пуговицу на воротнике своей гимнастерки и с улыбкой оглядел всех.
— Звонки раздаются у нас каждый день. Но сегодняшний звонок удивил меня...
Насим-джан, спокойно слушавший Асо, теперь вдруг, сняв очки, стал усердно протирать стекла.
— Неизвестный сказал, что какой-то сапожник Бако-джан предъявляет иск женскому клубу и что будто бы...
— Да, да,— прервала мужа Фируза,— сапожник Бако-джан действительно приходил сюда...— И она рассказала о подозрениях Бако-джана.
— Мужчина по телефону мне сказал угрожающе, что если не будут приняты меры по жалобе Бако-джана, то руководители женского клуба ответят своей головой. Кровь за кровь! Асо помолчал.
— Я потому и пришел, чтобы лично у вас узнать подробности. Эти люди в самом деле посещали клуб?
— Я видела нынче только самого Бако-джана. Ни жена его, ни дочь не бывали у нас ни разу.
— А кто такой сам Бако-джан? Чем занимается? — спросил Насим-джан.
— Он работает сарайбоном у Нового базара,— отвечала Фируза.— А живет в квартале Чорхарос, рядом с Низамиддин-эфенди.
— Все ясно! — сказал Насим.— Все это провокации самого господина назира. Жена Бако-джана прислуживает во дворе назира. И дочь тоже...
-- Но это нужно еще доказать, сказал Асо. — Низамиддин не такой уж наивный человек.
— В этом деле может помочь только сама девушка, ключ от загадки у нее в руках,— сказала Фируза.— Но Бако-джан сказал, что девушка не хочет раскрыть тайну.
Асо сказал уже с облегчением:
— Я очень волновался, не зная в чем дело. Теперь вопрос ясен. Вы, Фируза-джан, будьте спокойны, никакие беды не коснутся вас и вашего клуба. Все эти загадки скоро разрешатся.
— Низамиддина надо снять с работы и арестовать! — резко сказала Хамрохон.
Все засмеялись.
— Почему смеетесь? — спросила она серьезно.— Меньше мусора — чище на земле, говорят...
— Это верно,— сказал Асо,— меньше мусора чище на земле. Но мы должны еще доказать, что Низами мусор. Потому что есть люди, которые считают Низамиддина мощным карагачем в саду государства.
— Вот чтобы добыть доказательства, мы и работаем день и ночь,— сказал Насим-джан.
Посетители Фирузы отправились по своим делам. А Фируза, выйдя во внутренний двор, обошла все комнаты, проведала женщин и девушек, дала необходимые указания учительницам. Вернувшись в кабинет, она уже повязала платок и собиралась накинуть паранджу, чтобы идти домой, но вошла уборщица и сказала:
— Фируза-джан! Там пришли узбечки и туркменки, хотят видеть вас.
— Пусть войдут,— сказала Фируза и вновь села на свое место. «Что это за узбечки и туркменки, откуда они? — подумала она.—
Раз они пришли, значит, им нужна помощь...»
Дверь открылась, и в комнату вошли пять жительниц степей — все в красных и белых просторных платьях, с марлевыми, ситцевыми и шерстяными платками на головах. Вошли, поздоровались.
Фируза встала им навстречу. Три из них были узбечки, две — туркменки (это было видно по их одежде). Фируза усадила их, сама села за свой стол и глядела на пришедших с улыбкой Одна из туркменок была совсем юной, видимо, только что вышла замуж, все узбечки были примерно одного, среднего, возраста.
— Добро пожаловать! — приветствовала их весело Фируза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Нет,— сказала упрямо Хамрохон. — Мне нравится их учреждение. Хочу одеваться, как мужчина, и носить револьвер на поясе.
— И я бы рада сжечь паранджи и освободить от них всех наших женщин,— сказала, улыбаясь, Фируза,— Но нельзя так сразу. Наши руководители говорят, что еще рано.
— Да, рановато,— согласился Насим-джан.
— Это вы — член партии, большой человек, руководитель целой организации, а я кто? Я хочу быть настоящим помощником, постоянным спутником Насим-джана, всегда хочу быть с ним рядом. Насим-джан научил меня обращаться с револьвером. Скоро я буду ходить всегда с пистолетом в кармане.
Фируза и Насим-джан от души смеялись над этими словами Хамрохон. Она тоже смеялась, но все-таки твердила, что ее слова не шутка. И хотя Насим-джан и Фируза не принимали их всерьез, она в самом деле говорила правду.
Она вовсе не была отсталой. Ежедневно читала газеты, новые книги. Она находила их в книжном шкафу Насим-джана. Сейчас пришла к твердому решению: она первая в Бухаре должна сбросить паранджу и чашмбанд, выйти на улицу открытой — назло всем врагам свободы. Ни партия, ни правительство не будут против этого,— наоборот, они скажут ей спасибо, что она подала пример другим. До этого дня она мучилась ревностью, не понимала, что происходит, прислушивалась к звонкам незнакомого мужчины, не зная, что это — интриги врагов, которым хотелось поссорить ее с Насим-джаном. Теперь, после того как он объяснил ей все, у нее словно глаза открылись на мир — жизнь показалась ей светлой, прекрасной; она помирилась с мужем, была оживленна, радостна, в хорошем, деятельном настроении, она вновь мечтала и надеялась...
— Ну, до свиданья, будьте здоровы, сестрица Фируза! — сказал Насим-джан, вставая.— Мы теперь пойдем поговорим, посоветуемся. В самом деле, будет лучше, если Хамрохон поступит на службу в какое-нибудь учреждение. Как решим, придем к вам — сказать.
— Конечно, надо еще подумать, посоветоваться,— сказала Хамрохон,— но я хочу быть вместе с Насим-джаном...
— Хорошо, хорошо,— сказала Фируза,— поговорите еще, обсудите все хорошенько.
В это время раздался стук в дверь и вошел Асо.
— О-го-го, все в сборе! — сказал он улыбаясь.— Здравствуйте, здравствуйте!
— Именно вас и не хватало,— сказала Фируза, вставая и освобождая ему место.
Асо поздоровался с Насим-джаном и Хамрохон и сел.
— Мы уже собрались уходить, как вы пришли,— заметил Насим-джан.
— Да, пора, пойдемте! — сказала Хамрохон.— Не будем мешать...
— Нет, нет, что вы! — сказал Асо.— Вы не только не помешаете, а, напротив, может быть, поможете решить некоторые загадки.
— Садитесь, садитесь! — сказала Фируза.— Послушаем, какие вести он принес.
— Новостей сегодня много,— сказал Асо и обратился к Насим-джану:— Вы когда ушли из ЧК?
— Наверное, с час назад,— отвечал Насим-джан.— А что случилось?
— Ничего... Видно, Хамрохон заждалась вас?
— Мы с Хамрохон решили теперь никогда не разлучаться... Она хочет поступить к нам на работу.
— Очень хорошо,— сказал Асо серьезно.— В первые дни революции Фируза была вместе со мной, когда я стоял на страже у городских ворот, и очень помогала мне.
Фируза встала с места, вышла в коридор, посмотрела во двор и, вернувшись, взглянула на Асо.
— Скажите же, кто вам звонил? И что сказал?
— Удивительно! — проговорила Хамрохон.
Асо расстегнул пуговицу на воротнике своей гимнастерки и с улыбкой оглядел всех.
— Звонки раздаются у нас каждый день. Но сегодняшний звонок удивил меня...
Насим-джан, спокойно слушавший Асо, теперь вдруг, сняв очки, стал усердно протирать стекла.
— Неизвестный сказал, что какой-то сапожник Бако-джан предъявляет иск женскому клубу и что будто бы...
— Да, да,— прервала мужа Фируза,— сапожник Бако-джан действительно приходил сюда...— И она рассказала о подозрениях Бако-джана.
— Мужчина по телефону мне сказал угрожающе, что если не будут приняты меры по жалобе Бако-джана, то руководители женского клуба ответят своей головой. Кровь за кровь! Асо помолчал.
— Я потому и пришел, чтобы лично у вас узнать подробности. Эти люди в самом деле посещали клуб?
— Я видела нынче только самого Бако-джана. Ни жена его, ни дочь не бывали у нас ни разу.
— А кто такой сам Бако-джан? Чем занимается? — спросил Насим-джан.
— Он работает сарайбоном у Нового базара,— отвечала Фируза.— А живет в квартале Чорхарос, рядом с Низамиддин-эфенди.
— Все ясно! — сказал Насим.— Все это провокации самого господина назира. Жена Бако-джана прислуживает во дворе назира. И дочь тоже...
-- Но это нужно еще доказать, сказал Асо. — Низамиддин не такой уж наивный человек.
— В этом деле может помочь только сама девушка, ключ от загадки у нее в руках,— сказала Фируза.— Но Бако-джан сказал, что девушка не хочет раскрыть тайну.
Асо сказал уже с облегчением:
— Я очень волновался, не зная в чем дело. Теперь вопрос ясен. Вы, Фируза-джан, будьте спокойны, никакие беды не коснутся вас и вашего клуба. Все эти загадки скоро разрешатся.
— Низамиддина надо снять с работы и арестовать! — резко сказала Хамрохон.
Все засмеялись.
— Почему смеетесь? — спросила она серьезно.— Меньше мусора — чище на земле, говорят...
— Это верно,— сказал Асо,— меньше мусора чище на земле. Но мы должны еще доказать, что Низами мусор. Потому что есть люди, которые считают Низамиддина мощным карагачем в саду государства.
— Вот чтобы добыть доказательства, мы и работаем день и ночь,— сказал Насим-джан.
Посетители Фирузы отправились по своим делам. А Фируза, выйдя во внутренний двор, обошла все комнаты, проведала женщин и девушек, дала необходимые указания учительницам. Вернувшись в кабинет, она уже повязала платок и собиралась накинуть паранджу, чтобы идти домой, но вошла уборщица и сказала:
— Фируза-джан! Там пришли узбечки и туркменки, хотят видеть вас.
— Пусть войдут,— сказала Фируза и вновь села на свое место. «Что это за узбечки и туркменки, откуда они? — подумала она.—
Раз они пришли, значит, им нужна помощь...»
Дверь открылась, и в комнату вошли пять жительниц степей — все в красных и белых просторных платьях, с марлевыми, ситцевыми и шерстяными платками на головах. Вошли, поздоровались.
Фируза встала им навстречу. Три из них были узбечки, две — туркменки (это было видно по их одежде). Фируза усадила их, сама села за свой стол и глядела на пришедших с улыбкой Одна из туркменок была совсем юной, видимо, только что вышла замуж, все узбечки были примерно одного, среднего, возраста.
— Добро пожаловать! — приветствовала их весело Фируза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76