ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В чем дело?
— В капризах,— ответила Хамрохон и, помолчав, пояснила: — Когда мы поженились, он расхваливал все, что бы я ни сварила, а теперь всем недоволен, все, что я подаю, ему не нравится. Раньше он хвалил мою красоту, не мог насытиться поцелуями, а теперь не только не хвалит меня, а часто стыдит, придирается то к одежде, то к моей усме-сурьме, говорит: зачем это все? Я обижаюсь, а он утешает меня нехотя. Рано утром уходит и порой почти ночью возвращается. Я понимаю все... я надоела ему, он хочет молоденькую...
— Нет, Насим-джан не легкомысленный,— решительно возразила Фируза.— Если бы он был таким, он не женился бы на вас. Вы никогда не надоедите ему, напрасно огорчаетесь! Посмотрите на себя внимательно в зеркало: вы красивее и стройнее тысячи молоденьких девушек. Но Насим-джан не только в вашу красоту влюблен, он любит Хамрохон...
— Но как же тогда объяснить его поведение?
— Есть причина, почему он так поздно возвращается домой... это дело политическое...
— Какая причина? — допрашивала Хамрохон.
Фируза не могла сразу ответить, так как сама не знала точно в чем дело, но она чувствовала, что в эти дни в городе было неспокойно и у ЧК было особенно много работы. Но как это объяснить Хамрохон? А ей хотелось ее убедить и немного успокоить.
— Из Москвы пришло сообщение,— придумала она наконец,— что в Бухаре зашевелились контрреволюционеры... будто эмир тайно ввел в город своих головорезов... И пока их не переловят, нашим мужчинам покоя не будет.
— Почему же он сам мне не сказал об этом?
— Нельзя!
Люди из ЧК не имеют права говорить кому-нибудь о своих делах.
— Даже женам своим?
— Да, даже женам!
— Интересно! — только и могла сказать Хамрохон, потом вскочила с места и промолвила: — Ну, до свиданья, теперь я пойду, может, он уже вернулся.
— Успокойтесь, перестаньте горевать и печалиться,— сказала Фируза, провожая ее.
— Постараюсь! — ответила Хамрохон и ушла.
Фируза наконец досмотрела до конца газету и только хотела выйти из кабинета, как в дверь постучали.
— Пожалуйста, входите! — сказала Фируза.
Из коридора, низко кланяясь, вошел мужчина средних лет, бедно одетый, по приглашению Фирузы взял стул и сел за стол напротив нее. Фируза по привычке чуть пониже на лоб и глаза опустила платок, но мужчина не глядел на нее. Глаза его, покрасневшие, как у больного, были опущены, глядели в пол. На нем был китель и старые военные шаровары, поверх них — заношенный легкий халат из черного сатина, на ногах обтрепанные пыльные сапоги. Фируза никогда раньше не видела этого мужчину и удивилась, как он смог без разрешения пройти мимо милиционера, дежурившего у клуба. К ней с жалобами, требованиями, просьбами приходили сюда только женщины. Интересно, что ему нужно?..
Фируза нарушила молчание:
— Чем я могу быть вам полезна?
— Я слышал, что здесь принимаются жалобы, что вы облегчаете страдания, подаете руку помощи... Что вы, услышав жалобы нуждающихся, спасаете их... Вот я и решился прийти к вам...
— Я слушаю вас.
— Я сарайбон, работаю у Нового базара. Напротив мечети Атолик, у дороги, есть небольшой караван-сарай, стойло для ослов и лошадей, вот там я работаю... А мой двор находится в квартале Чорхарос, по соседству с домом назира... Низамиддина-эфенди.
Мужчина поднял голову и посмотрел на Фирузу, как будто спрашивая, знает ли она, кто это. Фируза поняла и сказала:
— Знаю, это назир внутренних дел.
— Да, да,— подтвердил мужчина и опять опустил глаза.— Сам я раньше был сапожником в Кермине. Славился своим мастерством. Потом поссорился с одним начальником эмирских войск и перебрался в Самарканд. В Самарканде присоединился к революционерам и, вернувшись в бухарские владения, с оружием в руках воевал с эмиром.
Был ранен в ногу, покалечили мне и руку. Заниматься своим ремеслом уже больше не мог. Но правительство помогло мне привезти сюда мою жену и дочь, дали бесплатное жилье и поручили работать сарайбоном...
Он замолчал. Фируза никак не могла понять, какое отношение она к нему имеет, но терпеливо ждала, играя карандашом, который был у нее в руках.
— Зовут меня Бако-джан, сапожник Бако-джан... У меня была жена, родила мне дочь, назвали ее Халимой. Жена умерла. Мне было трудно одному воспитывать дочь, и в Самарканде я снова женился. Халима росла на руках мачехи. Сейчас Халиме восемнадцать лет, пора замуж выдавать... И женихи уж появились... Но тут беда пала на мою голову, я совсем растерялся и вот пришел к вам...
— А что же случилось? — нетерпеливо спросила Фируза.
— Сейчас я вам все объясню,— отвечал не спеша Бако-джан,— все расскажу по порядку. Вы должны мне помочь, больше некому. Так вот что я хотел сказать... Вторую мою жену зовут Зухра, Зухрабону... красивая, ловкая, проворная женщина... А дочь моя Халима — вся в меня, тихая, очень смирная, молчаливая и ласковая. С тех пор как Зухрабону приехала в Бухару, она прислуживает во дворе Низамиддин-эфенди. Зухрабону выполняет там домашние работы. Иногда вместе с ней ходит и Халима, если нужно помочь в стряпне. Конечно, от этой работы у назира и нам польза. Даже скопили кое-что, чтобы сыграть свадьбу — выдать замуж Халиму по-хорошему, как заведено. Но случилась большая неприятность...
Он опять замолк. Фируза поняла, что Бако-джану трудно сказать о случившемся, потому он тянет...
Фируза была права. Бако-джан помолчал задумавшись, наконец сказал:
— Беда в том, что два дня назад жена мне призналась, что Халима беременна. Я сначала даже не понял. Как это беременна, как она могла забеременеть, если она даже не замужем? Зухра заплакала и сказала, что ничего не знает, но какой-то бессовестный мужчина посягнул на честь нашей дочери... Кровь бросилась мне в голову, в глазах потемнело. Потому что я больше всего на свете люблю свою дочь, готов всем пожертвовать для нее. Кажется, если бы в то время попался мне тот бессовестный насильник, я бы вот этими руками разорвал его на части. Но жена мне сказала, что Халима не говорит, кто этот мужчина. Хоть убейте, говорит, не скажу. Тут мы с Зухрой стали думать да гадать. Ведь дочь день и ночь была с мачехой, не разлучалась с ней,— как могло случиться такое? Жена сказала, что это, наверное, случилось в, женском клубе или около него. Потому что Халима несколько раз говорила, что уходит в клуб, и пропадала по нескольку часов. Зухра хотела пожаловаться Низамиддину-эфенди, чтобы он принял какие-то меры, но я не позволил ей. И вот я, даже не сказав жене, пришел сюда.
Неужели это здесь произошло? Разве здесь есть мужчины?
Фируза растерялась, не нашлась сразу что ответить. Чего только не выдумывали про клуб враги, но она не могла себе представить, что до такой степени может дойти клевета.
— Да вы понимаете, что говорите?! В нашем клубе даже ноги вашей дочери не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76