Молю тебя, спаси меня от унижений и обид».
С такими мыслями он засыпал и просыпался. Его одолевали кошмары. Порой ему снилось, что он проваливается в яму, наполненную золотом. Он хватал его обеими руками, совал куда попало — в карманы, за пазуху, в рот. То ему снилось, что он босиком, с непокрытой головой бежит за арбой, везущей золото; бежит, бежит, но догнать никак не удается... Он теряет последние силы, задыхается и падает на землю, твердую как камень. Эти кошмары доводили его до изнеможения. Утром он просыпался с тяжелой головой, вспотевший, усталый.
Утро, о котором пойдет речь, было безоблачно, на синем небе сияло золотое солнце, легко дышалось — чист воздух осеннего дня. Самадходжа приободрился, принялся размышлять, попивая зеленый чай. Нужно действовать, думал он, под лежачий камень вода не течет, как говорится.
Зайдя в чулан, он порылся в тряпье, лежавшем в углу, и извлек оттуда небольшой кувшин, а из кувшина - десять золотых монет по десять рублей, десять пятирублевых, одно кольцо с алмазом и одно с бриллиантом. Взял две десятирублевки и десять пятирублевок, засунул все остальное обратно в кувшин, завязал горлышко и спрятал обратно в кучу тряпья. Потом вышел из чулана, запер дверь на замок и ушел из дому. Во дворе он встретил жену и сказал ей:
— Если кто придет ко мне, скажи, что не знаешь, куда пошел. А после обеда я буду у себя во дворе.
Жена кивнула головой и заперла за ним входную дверь.
Идя переулками, Самадходжа быстро дошел до здания суда. У ворот он спросил, где сейчас казикалон и принимает ли он посетителей. Оказалось, только что окончился урок по предмету, который он преподавал, и господин верховный судья в канцелярии беседует с раисом.
Самадходжа быстро прошел в переднюю перед канцелярией и, увидев, что других посетителей нет, спросил у находившегося здесь чиновника, может ли казикалон его принять. Даже не выслушав ответа, он вынул из кошелька несколько серебряных монет, сунул их чиновнику в руку и взглянул на него, приветливо улыбаясь. Чиновник бросил беглый взгляд на монеты и спокойно положил их в карман.
— Что прикажете? — подобострастно спросил он.
— Но смею ли я приказывать? Прошу лишь, если нетрудно, передать небольшую вещицу его превосходительству и сказать, что с просьбой принять его пришел младший брат Ахмадходжи, Самадходжа.
— Сейчас передам!
Чиновник живо вскочил с места и направился в канцелярию. А Самадходжа ощупал внутренний карман своего халата и, убедившись, что золотые, завернутые в бумагу, лежат на месте, присел, спокойно ожидая приема. «Подарок для кушбеги обеспечен»,— подумал он с уверенностью в успехе своего дела.
Тем временем чиновник побывал уже у верховного судьи и, наклонившись так, чтобы не заметил раис, передал ему завернутые в бумагу золотые. В глазах у судьи заискрились веселые огоньки, когда он заглянул в сверток.
— Господин Самадходжа пришли,— елейно доложил чиновник.— Говорят, дело к вам есть,— сказал он, отвечая на немой вопрос судьи.
— Пусть войдет,— сказал судья и, обращаясь к раису, добавил: — Это младший брат Ахмадходжи, Самадходжа. Думаю, он собирается просить, чтобы мы объявили его единственным наследником старшего брата.
— Вы просто ясновидящий, мой друг,— улыбаясь, сказал раис.
— О, ваше степенство, вы на этом деле не потеряете...
В этот момент в комнату вошел Самадходжа. Быстрым шагом он подошел к казикалону, схватил его руку и, в знак высшего почтения, провел ею по своим глазам. Затем повернулся к раису, поклонился ему и, сев недалеко от входа, опустил голову.
— Господин Самадходжа, как поживаете?
— Слава богу! Под сенью вашего превосходительства, по милости и щедрости вашей, хорошо.
— Насколько нам известно, ваш брат Ахмадходжа отправился паломником в Мекку.
Есть ли от него какие-нибудь вести?..
— К сожалению, никаких вестей от него нет,— холодно сказал Самадходжа.— Он уехал, не совсем оправившись после болезни... Боюсь, как бы снова не расхворался!
— Бог — покровитель рабов своих,— сказал казикалон,— он не допустит такой несправедливости... Даст бог, и ваш брат достигнет исполнения своего заветного желания!
— Аминь! — воскликнул с чувством Самадходжа.— Но я все время волнуюсь... все мне кажется, что с братом произошло несчастье. Мне снятся страшные сны, кошмары... вот и пришел к вашему высокостепен-ству за советом: как быть, если с братом что-нибудь случится?
— Будем говорить прямо: вы хотите, чтобы вас признали наследником...
— Его сыновья еще несовершеннолетние,— смиренно сказал Самадходжа.— Боюсь, что мои недруги воспользуются моментом...
— Та-ак! — многозначительно произнес казикалон.— Вот сидит господин раис... Необходимо с ним посоветоваться, получить его разрешение. Конечно, и господина кушбеги.
Раис, видимо, был подготовлен к приходу Самадходжи.
— Непременно, непременно поддержим вас,— приветливо сказал он.— Я вижу, что вы смотрите далеко вперед.— А про себя он подумал:
«Богатым халва достается, а бедняку — палки. Немалую взятку получит от этого господина его высокостепенство... Да и кушбеги с удовольствием примет дары... А писать исковое заявление и ставить печать только мне придется. Правда, надеюсь, что и мне кое-что перепадет...»
— Будьте здоровы, ваше сиятельство! — сказал, вставая, Самад-ходжа. Он понял, что прием закончен.— Конечно, я отблагодарю вас, господин раис! Я надеюсь на вашу щедрую милость и верю в ваше доброе ко мне, слуге вашему, расположение. Хочу также навестить господина кушбеги.
Самадходжа явно намекал на взятку.
— Правильно! — поддержал его намерение раис.
— До свидания!
В веселом настроении Самадходжа вышел от казикалона и направился к Арку.
Примерно в это же время из Москвы в Одессу мчался с быстротой ветра скорый поезд. В вагоне первого класса занимал для себя и для сына два отдельных купе Ахмадходжа. Время было за полдень. Низко стлались хмурые облака, дождь обильно поливал вагонные окна.
Ахмадходжа, лежа на низком диване, следил за играющими в шахматы Халим-джаном и соседом по вагону, известным врачом одесского военного госпиталя. Их знакомство началось с того, что Халим-джан предложил ему сыграть в шахматы. Врач Иван Иванович охотно принял предложение. Сначала он решил, что юный Халим-джан не является сильным соперником, играл небрежно, уверенный, что в несколько ходов обыграет его.
Не тут-то было! Халим-джан очень быстро объявил ему мат. Он не верил глазам своим: его, известного в Одессе шахматиста, обыграл какой-то смуглолицый молодой человек. И как быстро, и как легко!
— Дорогой мой,— обратился к нему Иван Иванович,— вас, кажется, зовут Халим-джан? Вы, оказывается, очень хорошо играете в шахматы!
— В Бухаре много прекрасных игроков, есть у кого поучиться,— скромно ответил Халим-джан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
С такими мыслями он засыпал и просыпался. Его одолевали кошмары. Порой ему снилось, что он проваливается в яму, наполненную золотом. Он хватал его обеими руками, совал куда попало — в карманы, за пазуху, в рот. То ему снилось, что он босиком, с непокрытой головой бежит за арбой, везущей золото; бежит, бежит, но догнать никак не удается... Он теряет последние силы, задыхается и падает на землю, твердую как камень. Эти кошмары доводили его до изнеможения. Утром он просыпался с тяжелой головой, вспотевший, усталый.
Утро, о котором пойдет речь, было безоблачно, на синем небе сияло золотое солнце, легко дышалось — чист воздух осеннего дня. Самадходжа приободрился, принялся размышлять, попивая зеленый чай. Нужно действовать, думал он, под лежачий камень вода не течет, как говорится.
Зайдя в чулан, он порылся в тряпье, лежавшем в углу, и извлек оттуда небольшой кувшин, а из кувшина - десять золотых монет по десять рублей, десять пятирублевых, одно кольцо с алмазом и одно с бриллиантом. Взял две десятирублевки и десять пятирублевок, засунул все остальное обратно в кувшин, завязал горлышко и спрятал обратно в кучу тряпья. Потом вышел из чулана, запер дверь на замок и ушел из дому. Во дворе он встретил жену и сказал ей:
— Если кто придет ко мне, скажи, что не знаешь, куда пошел. А после обеда я буду у себя во дворе.
Жена кивнула головой и заперла за ним входную дверь.
Идя переулками, Самадходжа быстро дошел до здания суда. У ворот он спросил, где сейчас казикалон и принимает ли он посетителей. Оказалось, только что окончился урок по предмету, который он преподавал, и господин верховный судья в канцелярии беседует с раисом.
Самадходжа быстро прошел в переднюю перед канцелярией и, увидев, что других посетителей нет, спросил у находившегося здесь чиновника, может ли казикалон его принять. Даже не выслушав ответа, он вынул из кошелька несколько серебряных монет, сунул их чиновнику в руку и взглянул на него, приветливо улыбаясь. Чиновник бросил беглый взгляд на монеты и спокойно положил их в карман.
— Что прикажете? — подобострастно спросил он.
— Но смею ли я приказывать? Прошу лишь, если нетрудно, передать небольшую вещицу его превосходительству и сказать, что с просьбой принять его пришел младший брат Ахмадходжи, Самадходжа.
— Сейчас передам!
Чиновник живо вскочил с места и направился в канцелярию. А Самадходжа ощупал внутренний карман своего халата и, убедившись, что золотые, завернутые в бумагу, лежат на месте, присел, спокойно ожидая приема. «Подарок для кушбеги обеспечен»,— подумал он с уверенностью в успехе своего дела.
Тем временем чиновник побывал уже у верховного судьи и, наклонившись так, чтобы не заметил раис, передал ему завернутые в бумагу золотые. В глазах у судьи заискрились веселые огоньки, когда он заглянул в сверток.
— Господин Самадходжа пришли,— елейно доложил чиновник.— Говорят, дело к вам есть,— сказал он, отвечая на немой вопрос судьи.
— Пусть войдет,— сказал судья и, обращаясь к раису, добавил: — Это младший брат Ахмадходжи, Самадходжа. Думаю, он собирается просить, чтобы мы объявили его единственным наследником старшего брата.
— Вы просто ясновидящий, мой друг,— улыбаясь, сказал раис.
— О, ваше степенство, вы на этом деле не потеряете...
В этот момент в комнату вошел Самадходжа. Быстрым шагом он подошел к казикалону, схватил его руку и, в знак высшего почтения, провел ею по своим глазам. Затем повернулся к раису, поклонился ему и, сев недалеко от входа, опустил голову.
— Господин Самадходжа, как поживаете?
— Слава богу! Под сенью вашего превосходительства, по милости и щедрости вашей, хорошо.
— Насколько нам известно, ваш брат Ахмадходжа отправился паломником в Мекку.
Есть ли от него какие-нибудь вести?..
— К сожалению, никаких вестей от него нет,— холодно сказал Самадходжа.— Он уехал, не совсем оправившись после болезни... Боюсь, как бы снова не расхворался!
— Бог — покровитель рабов своих,— сказал казикалон,— он не допустит такой несправедливости... Даст бог, и ваш брат достигнет исполнения своего заветного желания!
— Аминь! — воскликнул с чувством Самадходжа.— Но я все время волнуюсь... все мне кажется, что с братом произошло несчастье. Мне снятся страшные сны, кошмары... вот и пришел к вашему высокостепен-ству за советом: как быть, если с братом что-нибудь случится?
— Будем говорить прямо: вы хотите, чтобы вас признали наследником...
— Его сыновья еще несовершеннолетние,— смиренно сказал Самадходжа.— Боюсь, что мои недруги воспользуются моментом...
— Та-ак! — многозначительно произнес казикалон.— Вот сидит господин раис... Необходимо с ним посоветоваться, получить его разрешение. Конечно, и господина кушбеги.
Раис, видимо, был подготовлен к приходу Самадходжи.
— Непременно, непременно поддержим вас,— приветливо сказал он.— Я вижу, что вы смотрите далеко вперед.— А про себя он подумал:
«Богатым халва достается, а бедняку — палки. Немалую взятку получит от этого господина его высокостепенство... Да и кушбеги с удовольствием примет дары... А писать исковое заявление и ставить печать только мне придется. Правда, надеюсь, что и мне кое-что перепадет...»
— Будьте здоровы, ваше сиятельство! — сказал, вставая, Самад-ходжа. Он понял, что прием закончен.— Конечно, я отблагодарю вас, господин раис! Я надеюсь на вашу щедрую милость и верю в ваше доброе ко мне, слуге вашему, расположение. Хочу также навестить господина кушбеги.
Самадходжа явно намекал на взятку.
— Правильно! — поддержал его намерение раис.
— До свидания!
В веселом настроении Самадходжа вышел от казикалона и направился к Арку.
Примерно в это же время из Москвы в Одессу мчался с быстротой ветра скорый поезд. В вагоне первого класса занимал для себя и для сына два отдельных купе Ахмадходжа. Время было за полдень. Низко стлались хмурые облака, дождь обильно поливал вагонные окна.
Ахмадходжа, лежа на низком диване, следил за играющими в шахматы Халим-джаном и соседом по вагону, известным врачом одесского военного госпиталя. Их знакомство началось с того, что Халим-джан предложил ему сыграть в шахматы. Врач Иван Иванович охотно принял предложение. Сначала он решил, что юный Халим-джан не является сильным соперником, играл небрежно, уверенный, что в несколько ходов обыграет его.
Не тут-то было! Халим-джан очень быстро объявил ему мат. Он не верил глазам своим: его, известного в Одессе шахматиста, обыграл какой-то смуглолицый молодой человек. И как быстро, и как легко!
— Дорогой мой,— обратился к нему Иван Иванович,— вас, кажется, зовут Халим-джан? Вы, оказывается, очень хорошо играете в шахматы!
— В Бухаре много прекрасных игроков, есть у кого поучиться,— скромно ответил Халим-джан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76