— приказал вознице Мазут Амо и, прислонившись к спинке экипажа, обхватил голову и заснул.
На следующее утро... Ах, если б никогда не настало то утро! — ибо только рассвело это злополучное утро, как оставшееся в городе население, уже значительно успокоившееся и, казалось, ободрившееся благодаря приказу чрезвычайного совета и радостным известиям, полученным с фронта, услышало ружейную пальбу и пушечные раскаты, еще довольно отдаленные, но постепенно приближающиеся. Ни одна сила, ни одно небесное чудо более не было в состоянии удержать «на своих местах» оставшееся в городе население. Всполошилось от ужаса оставшееся в городе население, подобно стаду, насчитывающему десятки и сотни тысяч голов: часть устремилась на станцию, часть потекла по шоссе. Городские дома запылали один за другим, и из объятых пожаром домов, из пламени и дыма таскали что-то отступавшие с фронта наирские бойцы. С уверенностью можно сказать, что с этого момента город уже можно было считать павшим, хотя он таковым еще не считался, так как противник еще не отрезал путь к бегству и все еще возможно было бежать. Начиная с той минуты, в городе
не было больше никакой власти. Вся власть сосредоточилась в крепости, чтоб% оттуда непосредственно руководить военными действиями. Жители центральных частей почти все покинули город, -начинали уже растекаться жители окраин, так что в городе осталась лишь ничтожная часть коренного населения. Но, несмотря на это, город все еще был полон мноштнйояч1?ыми разнокалиберными людскими толпами, в большинстве состоящими из крестьян окружных деревень: их пестрым вереницам не было конца. Телефон Сето, также застрявший в городе по непостижимой беспечности своей, при помощи брата, Кривого Арута, и его вечного закадыки — гробовщика Енока, сжег свою знаменитую кофейню-столовую и, собравши всю свою «челядь», пустился к станции. Надо заметить, что, покуда он сжег кофейню, побежал домой и собрал «челядь», прошло много времени. Его соседи почти все уже покинули свои дома, так что, если не считать некоторых жителей окраин, так и не тронувшихся с места, вереница Телефона Сето среди верениц, покидавших окраинную часть города, была последняя. Жители этой части города, покидая свои дома, направлялись к шоссе, между тем Телефон Сето решил направиться к станции, надеясь, что с божьей помощью им удастся сесть на поезд. Телефону Сето, как и его «челяди», Кривому Аруту и гробовщику Еноку, удалось сесть на поезд, и это невероятное обстоятельство совершилось не при помощи божьей, а благодаря его, Телефона Сето, стратегическому таланту. Дело в том, что Телефон Сето решил пойти на вокзал не через город, что было бы невозможно, а по горе, хотя путь по горе, ведший к железной дороге, спускался в противоположную сторону, довольно-таки далеко от станции. Был полдень. Ружейная пальба и пушечный грохот доносились уже отчетливо, когда вереница Телефона Сето спустилась к железнодорожному полотну. Впереди шел сам Телефон Сето, неся на руках своего малыша; сбоку, еле поспевая, с большим узлом бежала его «половина», за нею — Кривой Арут с тяжелым хурджином на плечах, а за Кривым Арутом — гробовщик Енок. Не имея другого богатства, гробовщик Енок нес на спине свою «вокзальную лавочку», то есть изготовленные им собственноручно из старых тарелок весы, несколько каменных гирь и имевшиеся у него чай и колбасу. Дойдя до полотна, они увидели перед собой поезд, битком набитый беженцами и неизвестно по какой причине очутившийся на таком отдалении от станции. Вереница Телефона Сето с божьей помощью остановилась перед открытым вагоном, в котором было «свыше тысячи человек»,— как рассказывал впоследствии сам Телефон Сето. У края его уместились Хаджи Онник Манукоф Эфенди и цирюльник Васил. Сочтя, видимо, свои снабженческие функции законченными (кого же они должны были снабжать, раз не было армии?), они решили следовать примеру остальных.
— Дай-ка сюда твоего малыша,— сказал Хаджи Сето, и Телефон Сето передал Хаджи своего ребенка.
Затем, при помощи цирюльника Васила, подняли в вагон «половину» Сето.
— А вы идите и устройтесь на цепях,— посоветовал Хаджи Телефону Сето, Кривому Аруту и гробовщику Еноку, так как рядом с ними не было места не только для них, но и для иголки.
После долгой ругани, просьб и мольбы им удалось, наконец, взобраться на цепи, то есть на буфера, держась одной рукой друг за друга, другою — за свои товары. В ту же самую минуту тронулся поезд. То был последний поезд, отходящий из этого наирского города. Враг, видимо, приблизился уже к крепости: звуки выстрелов слышались у самых ее стен. Стоявшие на цепях Телефон Сето, Кривой Арут, гробовщик Енок, как и все наиряне, ехавшие на этом последнем поезде, с ужасом во взорах, напряженно смотрели в сторону крепости. И мысль, которую высказал устремивший свой глаз на крепость Кривой Арут, одновременно пронеслась в мозгу всех наирян, находившихся в поезде...
— А наши-то почему не стреляют? — сказал Кривой Арут в сердцах и не без удивления.
Но, увы, ему не суждено было услышать ответа на этот свой законный вопрос! Не суждено было ему не потому, что не было ответа на этот вопрос, а по той простой причине, что не прошло и двух секунд как не стало Кривого Арута и вместе с ним и его вечного закадыки — гробовщика Енока. Только было произнес эту свою, ставшую впоследствии исторической, фразу Кривой Арут, как с грохотом тронулся поезд. От сильного толчка сорвался хурджин Кривого Арута. Когда же Кривой Арут невольно потянулся за хурджином, последовал новый толчок. Он потерял равновесие... и упал.
— А-а-арут! — испуганно, со слезами закричал гробовщик Енок и нагнулся, чтоб удержать своего друга, но не успел — также потерял равновесие... и сорвался.
И в следующую минуту, перерезывая трупы Кривого Арута и гробовщика Енока, этих славных закадык, летел уже обезумевший от страха последний поезд из наирского города, куда вступил враг и где царила смерть, разгром, неслыханная резня, непередаваемый ужас...
Итак, перерезывая славные трупы Кривого Арута и гробовщика Енока, удалился последний поезд из этого наирского города, и противник вступил в город. Мы не станем рассказывать, читатель, о том, что случилось после этого в нашем наирском городе, ибо это сверх наших сил. Скажем только, что в городе застряло множество народу, истребленного потом ордами врага. Но существенное не в этом, читатель, а в том, что в числе оставшихся в городе были т. Вародян, врач Сергей Каспарыч и Мазут Амо... До последней минуты они спокойно стояли на своем посту в крепости и оттуда же попали в окровавленные руки врага. Некоторые из попавших в плен, но чудом спасшихся впоследствии от гибели, рассказывали, что враг на третий день после вступления в город коварно передал их в руки орд, которые и повесили т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
На следующее утро... Ах, если б никогда не настало то утро! — ибо только рассвело это злополучное утро, как оставшееся в городе население, уже значительно успокоившееся и, казалось, ободрившееся благодаря приказу чрезвычайного совета и радостным известиям, полученным с фронта, услышало ружейную пальбу и пушечные раскаты, еще довольно отдаленные, но постепенно приближающиеся. Ни одна сила, ни одно небесное чудо более не было в состоянии удержать «на своих местах» оставшееся в городе население. Всполошилось от ужаса оставшееся в городе население, подобно стаду, насчитывающему десятки и сотни тысяч голов: часть устремилась на станцию, часть потекла по шоссе. Городские дома запылали один за другим, и из объятых пожаром домов, из пламени и дыма таскали что-то отступавшие с фронта наирские бойцы. С уверенностью можно сказать, что с этого момента город уже можно было считать павшим, хотя он таковым еще не считался, так как противник еще не отрезал путь к бегству и все еще возможно было бежать. Начиная с той минуты, в городе
не было больше никакой власти. Вся власть сосредоточилась в крепости, чтоб% оттуда непосредственно руководить военными действиями. Жители центральных частей почти все покинули город, -начинали уже растекаться жители окраин, так что в городе осталась лишь ничтожная часть коренного населения. Но, несмотря на это, город все еще был полон мноштнйояч1?ыми разнокалиберными людскими толпами, в большинстве состоящими из крестьян окружных деревень: их пестрым вереницам не было конца. Телефон Сето, также застрявший в городе по непостижимой беспечности своей, при помощи брата, Кривого Арута, и его вечного закадыки — гробовщика Енока, сжег свою знаменитую кофейню-столовую и, собравши всю свою «челядь», пустился к станции. Надо заметить, что, покуда он сжег кофейню, побежал домой и собрал «челядь», прошло много времени. Его соседи почти все уже покинули свои дома, так что, если не считать некоторых жителей окраин, так и не тронувшихся с места, вереница Телефона Сето среди верениц, покидавших окраинную часть города, была последняя. Жители этой части города, покидая свои дома, направлялись к шоссе, между тем Телефон Сето решил направиться к станции, надеясь, что с божьей помощью им удастся сесть на поезд. Телефону Сето, как и его «челяди», Кривому Аруту и гробовщику Еноку, удалось сесть на поезд, и это невероятное обстоятельство совершилось не при помощи божьей, а благодаря его, Телефона Сето, стратегическому таланту. Дело в том, что Телефон Сето решил пойти на вокзал не через город, что было бы невозможно, а по горе, хотя путь по горе, ведший к железной дороге, спускался в противоположную сторону, довольно-таки далеко от станции. Был полдень. Ружейная пальба и пушечный грохот доносились уже отчетливо, когда вереница Телефона Сето спустилась к железнодорожному полотну. Впереди шел сам Телефон Сето, неся на руках своего малыша; сбоку, еле поспевая, с большим узлом бежала его «половина», за нею — Кривой Арут с тяжелым хурджином на плечах, а за Кривым Арутом — гробовщик Енок. Не имея другого богатства, гробовщик Енок нес на спине свою «вокзальную лавочку», то есть изготовленные им собственноручно из старых тарелок весы, несколько каменных гирь и имевшиеся у него чай и колбасу. Дойдя до полотна, они увидели перед собой поезд, битком набитый беженцами и неизвестно по какой причине очутившийся на таком отдалении от станции. Вереница Телефона Сето с божьей помощью остановилась перед открытым вагоном, в котором было «свыше тысячи человек»,— как рассказывал впоследствии сам Телефон Сето. У края его уместились Хаджи Онник Манукоф Эфенди и цирюльник Васил. Сочтя, видимо, свои снабженческие функции законченными (кого же они должны были снабжать, раз не было армии?), они решили следовать примеру остальных.
— Дай-ка сюда твоего малыша,— сказал Хаджи Сето, и Телефон Сето передал Хаджи своего ребенка.
Затем, при помощи цирюльника Васила, подняли в вагон «половину» Сето.
— А вы идите и устройтесь на цепях,— посоветовал Хаджи Телефону Сето, Кривому Аруту и гробовщику Еноку, так как рядом с ними не было места не только для них, но и для иголки.
После долгой ругани, просьб и мольбы им удалось, наконец, взобраться на цепи, то есть на буфера, держась одной рукой друг за друга, другою — за свои товары. В ту же самую минуту тронулся поезд. То был последний поезд, отходящий из этого наирского города. Враг, видимо, приблизился уже к крепости: звуки выстрелов слышались у самых ее стен. Стоявшие на цепях Телефон Сето, Кривой Арут, гробовщик Енок, как и все наиряне, ехавшие на этом последнем поезде, с ужасом во взорах, напряженно смотрели в сторону крепости. И мысль, которую высказал устремивший свой глаз на крепость Кривой Арут, одновременно пронеслась в мозгу всех наирян, находившихся в поезде...
— А наши-то почему не стреляют? — сказал Кривой Арут в сердцах и не без удивления.
Но, увы, ему не суждено было услышать ответа на этот свой законный вопрос! Не суждено было ему не потому, что не было ответа на этот вопрос, а по той простой причине, что не прошло и двух секунд как не стало Кривого Арута и вместе с ним и его вечного закадыки — гробовщика Енока. Только было произнес эту свою, ставшую впоследствии исторической, фразу Кривой Арут, как с грохотом тронулся поезд. От сильного толчка сорвался хурджин Кривого Арута. Когда же Кривой Арут невольно потянулся за хурджином, последовал новый толчок. Он потерял равновесие... и упал.
— А-а-арут! — испуганно, со слезами закричал гробовщик Енок и нагнулся, чтоб удержать своего друга, но не успел — также потерял равновесие... и сорвался.
И в следующую минуту, перерезывая трупы Кривого Арута и гробовщика Енока, этих славных закадык, летел уже обезумевший от страха последний поезд из наирского города, куда вступил враг и где царила смерть, разгром, неслыханная резня, непередаваемый ужас...
Итак, перерезывая славные трупы Кривого Арута и гробовщика Енока, удалился последний поезд из этого наирского города, и противник вступил в город. Мы не станем рассказывать, читатель, о том, что случилось после этого в нашем наирском городе, ибо это сверх наших сил. Скажем только, что в городе застряло множество народу, истребленного потом ордами врага. Но существенное не в этом, читатель, а в том, что в числе оставшихся в городе были т. Вародян, врач Сергей Каспарыч и Мазут Амо... До последней минуты они спокойно стояли на своем посту в крепости и оттуда же попали в окровавленные руки врага. Некоторые из попавших в плен, но чудом спасшихся впоследствии от гибели, рассказывали, что враг на третий день после вступления в город коварно передал их в руки орд, которые и повесили т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46