Но, конечно, не в этом причина, что мост Вардана в глазах наирян выступает в ореоле таинственного чуда, гигантской красоты. Передают — и об этом знают все,— что утопившиеся в реке собираются в страшной пропасти под мостом. Гигантская каменная груда над пропастью и стоит,— вот в чем дело! Под грудой этой пусто, совершенно пусто. Над этой пустотой, словно стародавнее наирское чудо, перекинут тяжелый и прочный мост — мост Вардана.
В этой необъятной, бездонной пропасти, куда даже вода не решается влиться, живут водяные, ведьмы, буйволы с человечьими головами, огромная водяная змея, считающаяся владычицей моста, его добрым духом, и две русалки. Вот причина того, что ни один горожанин не решается купаться у моста. Случалось не раз с каким-нибудь благочестивым, добрым, умным наирянином, что тот, проходя ночью поблизости моста Вардана, внезапно чувствовал, что его тянут вниз, к пропасти — зовут, молят, норовят задушить. И сколько раз в праздник Вардана с каменного амвона церкви святого Геворка отец усик предупреждал горожан, что в таких случаях всякий истинный наирянин немедленно должен вспомнить храброго воеводу Вардана и укрепиться верой дедов. Он должен вспомнить те великие цели, во имя которых пал Вардан на Аварайрском поле, и не колебаться. И если он тверд — рассеется, превратится в ветер та злая сила, которая по желанию недруга повисла над мостом Вардана. И мост Вардана обратится для верующего в скинию веры, в добрый дух, в столп Воскрешения... Так не раз говорил отец Иусик. Но обычно случалось, что в самый критический миг исчезало из ограниченного мозга нестойкого горожанина имя Вардана, уступая место пустому пространству, гнетущему ужасу, каковое обстоятельство, кстати сказать, еще сильнее увеличивало чудесную прелесть моста Вардана в глазах горожан. И я не знаю, не могу себе представить, до чего жалким и неинтересным должен был казаться этот наирский город в глазах его обитателей, если бы не мост. Но в этом столь удивительном и интересном древнем городе был примечателен не один только мост. И если бы было предложено населению отказаться от одного из чудес города, то еще вопрос,— не отказалось ли бы оно от моста Вардана в пользу церкви Апостолов? Я этим хочу сказать, что, несмотря на то что мост Вардана был столь близок сердцу горожан, не меньшее значение имела для тех же горожан церковь Апостолов. Для этого древнего города церковь Апостол лов — величайшее и заветнейшее чудо, краса и диво, и, кроме нее, для горожан нет другого дива, более пленительного. В этом наирском городе церковь Апостолов то же, что душа для тела, мозг, глаза или сердце для организма. Короче, церковь Апостолов для населения этого города была то же, что для парижан Нотр-Дам.
Севернее крепости, внизу, на склоне горы висела церковь Апостолов, точно изваянная из камня серая птица. Церковь Апостолов походит на птицу сверху, когда вы смотрите с крепости, но вблизи она производит впечатление сидящего вардапета (монаха). Сидит на склоне горы этот каменный старый вардапет, сидит века и будет сидеть, покуда существует мир и в беспредельном мире — страна Наири. Наверху, на оконечности купола — крест, простой двукрылый наирский крест. Начиная с креста, спускается, подобно обращенному вверх призматическому волчку, купол на гигантский каменный сундук. Такова церковь Апостолов. Чудо, не постигаешь — до того она проста. Но чтоб читатель ясней, отчетливей представил себе пленительную простоту церкви Апостолов, я очерчу тут ее приблизительную внешность. Вот она: Проста, ясна эта церковь,— в ней будто нашел свое олицетворение дух наирский. Снаружи она проста, незатейлива, но для понимающего — как она величественна и необозрима!..
Я расскажу тебе, читатель, про церковь Апостолов точно так, как рассказывали мне: хочешь — поверь, хочешь— смейся. Однако я забыл сказать, почему церковь эта называется церковью Апостолов,— именно отсюда и начинается все чудесное и поразительное этой церкви.
На каменных стенах купола этой каменной церкви, снаружи, наирский мастер изваял образы двенадцати апостолов — в одиночку, бок о бок. Понимаете вы? Высек он на камне чудесные образы! Все еще доселе ясно смотрят на зрителя с отдающих древностью, покрытых мхом стен купола — они, эти высеченные на твердом, сухом наирском скалистом камне чудесные образы. Внимательный зритель заметит и то, что черты лица одного из апостолов изваяны небрежно: отсутствует нос, а взамен глаз смотрят сверху две черных безобразных дыры. То образ Иуды — скажет вам сведущий. Его наирский христианин- мастер представил в образе чудовища. Но как будто на церкви и не было высечено образа Иуды, ибо, хотя церковь эта и называлась официально церковью Двенадцати Апостолов, народ упорно зовет ее церковью Одиннадцати Апостолов — и народ прав: он не считает Иуду, он не принимает его в расчет. Однако,если, бы народ не считал и всех двенадцати апостолов, все же церковь Апостолов ничего не потеряла бы от своей вековой прелести. Ибо одно дело ее прозвание, другое — прелесть. И то, что я сейчас расскажу тебе, дорогой читатель, пусть не покажется басней или пустым измышлением. Если как-нибудь случайно попадешь ты в этот город, расспроси про церковь Апостолов, и тебе каждый местный житель расскажет то же самое, что я собираюсь тебе рассказать, а может, расскажет и больше. Дело было так.
На расстоянии двухсот-трехсот шагов от церкви Апостолов, по дороге, ведущей в церковь, и доселе стоит полуразрушенный домик. Стены его все еще держатся, но крыша обвалилась; ныне он походит на груду песка, невзрачную развалину. Всего двадцать—двадцать пять лет. назад домик этот имел дверь и окна, и в его сырых, низких комнатушках жил беженец, ныне своим именем всем известный,— Тато из Муша. Человек этот был несчастен: в одном из далеких наирских городов во время погрома он потерял свою семью; босой и голый, он добрался до города и по счастливой случайности нашел приют в этом, находящемся у церкви, домике. Жил Тато из Муша в домике этом и ничего не замечал. Но вот однажды встречается на базаре с одним из своих земляков, недавно приехавшим с далекой родины. Рассказывает тот ему страшные вещи. Рассказ все о том же — резня, резня и резня, ^изнасилованные женщины, пропавшие дети. Затем — бегство, чужбина, беспросветная нужда. Слушает его Тато из Муша и вспоминает свое,— вспоминает жену, детей. Заходят они вместе в кабак и начинают пить горькую, отдающую кровью наирскую водку. Тато начинает рассказывать приятелю о городе. Выходят они, качаясь, из кабака и видят крепость, мост Вардана, церковь Апостолов. Говорит ему приятель, что настанет день, когда вновь воспрянет и вырвется из тьмы дух наирский и грозно обрушится на голову врага железная месть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
В этой необъятной, бездонной пропасти, куда даже вода не решается влиться, живут водяные, ведьмы, буйволы с человечьими головами, огромная водяная змея, считающаяся владычицей моста, его добрым духом, и две русалки. Вот причина того, что ни один горожанин не решается купаться у моста. Случалось не раз с каким-нибудь благочестивым, добрым, умным наирянином, что тот, проходя ночью поблизости моста Вардана, внезапно чувствовал, что его тянут вниз, к пропасти — зовут, молят, норовят задушить. И сколько раз в праздник Вардана с каменного амвона церкви святого Геворка отец усик предупреждал горожан, что в таких случаях всякий истинный наирянин немедленно должен вспомнить храброго воеводу Вардана и укрепиться верой дедов. Он должен вспомнить те великие цели, во имя которых пал Вардан на Аварайрском поле, и не колебаться. И если он тверд — рассеется, превратится в ветер та злая сила, которая по желанию недруга повисла над мостом Вардана. И мост Вардана обратится для верующего в скинию веры, в добрый дух, в столп Воскрешения... Так не раз говорил отец Иусик. Но обычно случалось, что в самый критический миг исчезало из ограниченного мозга нестойкого горожанина имя Вардана, уступая место пустому пространству, гнетущему ужасу, каковое обстоятельство, кстати сказать, еще сильнее увеличивало чудесную прелесть моста Вардана в глазах горожан. И я не знаю, не могу себе представить, до чего жалким и неинтересным должен был казаться этот наирский город в глазах его обитателей, если бы не мост. Но в этом столь удивительном и интересном древнем городе был примечателен не один только мост. И если бы было предложено населению отказаться от одного из чудес города, то еще вопрос,— не отказалось ли бы оно от моста Вардана в пользу церкви Апостолов? Я этим хочу сказать, что, несмотря на то что мост Вардана был столь близок сердцу горожан, не меньшее значение имела для тех же горожан церковь Апостолов. Для этого древнего города церковь Апостол лов — величайшее и заветнейшее чудо, краса и диво, и, кроме нее, для горожан нет другого дива, более пленительного. В этом наирском городе церковь Апостолов то же, что душа для тела, мозг, глаза или сердце для организма. Короче, церковь Апостолов для населения этого города была то же, что для парижан Нотр-Дам.
Севернее крепости, внизу, на склоне горы висела церковь Апостолов, точно изваянная из камня серая птица. Церковь Апостолов походит на птицу сверху, когда вы смотрите с крепости, но вблизи она производит впечатление сидящего вардапета (монаха). Сидит на склоне горы этот каменный старый вардапет, сидит века и будет сидеть, покуда существует мир и в беспредельном мире — страна Наири. Наверху, на оконечности купола — крест, простой двукрылый наирский крест. Начиная с креста, спускается, подобно обращенному вверх призматическому волчку, купол на гигантский каменный сундук. Такова церковь Апостолов. Чудо, не постигаешь — до того она проста. Но чтоб читатель ясней, отчетливей представил себе пленительную простоту церкви Апостолов, я очерчу тут ее приблизительную внешность. Вот она: Проста, ясна эта церковь,— в ней будто нашел свое олицетворение дух наирский. Снаружи она проста, незатейлива, но для понимающего — как она величественна и необозрима!..
Я расскажу тебе, читатель, про церковь Апостолов точно так, как рассказывали мне: хочешь — поверь, хочешь— смейся. Однако я забыл сказать, почему церковь эта называется церковью Апостолов,— именно отсюда и начинается все чудесное и поразительное этой церкви.
На каменных стенах купола этой каменной церкви, снаружи, наирский мастер изваял образы двенадцати апостолов — в одиночку, бок о бок. Понимаете вы? Высек он на камне чудесные образы! Все еще доселе ясно смотрят на зрителя с отдающих древностью, покрытых мхом стен купола — они, эти высеченные на твердом, сухом наирском скалистом камне чудесные образы. Внимательный зритель заметит и то, что черты лица одного из апостолов изваяны небрежно: отсутствует нос, а взамен глаз смотрят сверху две черных безобразных дыры. То образ Иуды — скажет вам сведущий. Его наирский христианин- мастер представил в образе чудовища. Но как будто на церкви и не было высечено образа Иуды, ибо, хотя церковь эта и называлась официально церковью Двенадцати Апостолов, народ упорно зовет ее церковью Одиннадцати Апостолов — и народ прав: он не считает Иуду, он не принимает его в расчет. Однако,если, бы народ не считал и всех двенадцати апостолов, все же церковь Апостолов ничего не потеряла бы от своей вековой прелести. Ибо одно дело ее прозвание, другое — прелесть. И то, что я сейчас расскажу тебе, дорогой читатель, пусть не покажется басней или пустым измышлением. Если как-нибудь случайно попадешь ты в этот город, расспроси про церковь Апостолов, и тебе каждый местный житель расскажет то же самое, что я собираюсь тебе рассказать, а может, расскажет и больше. Дело было так.
На расстоянии двухсот-трехсот шагов от церкви Апостолов, по дороге, ведущей в церковь, и доселе стоит полуразрушенный домик. Стены его все еще держатся, но крыша обвалилась; ныне он походит на груду песка, невзрачную развалину. Всего двадцать—двадцать пять лет. назад домик этот имел дверь и окна, и в его сырых, низких комнатушках жил беженец, ныне своим именем всем известный,— Тато из Муша. Человек этот был несчастен: в одном из далеких наирских городов во время погрома он потерял свою семью; босой и голый, он добрался до города и по счастливой случайности нашел приют в этом, находящемся у церкви, домике. Жил Тато из Муша в домике этом и ничего не замечал. Но вот однажды встречается на базаре с одним из своих земляков, недавно приехавшим с далекой родины. Рассказывает тот ему страшные вещи. Рассказ все о том же — резня, резня и резня, ^изнасилованные женщины, пропавшие дети. Затем — бегство, чужбина, беспросветная нужда. Слушает его Тато из Муша и вспоминает свое,— вспоминает жену, детей. Заходят они вместе в кабак и начинают пить горькую, отдающую кровью наирскую водку. Тато начинает рассказывать приятелю о городе. Выходят они, качаясь, из кабака и видят крепость, мост Вардана, церковь Апостолов. Говорит ему приятель, что настанет день, когда вновь воспрянет и вырвется из тьмы дух наирский и грозно обрушится на голову врага железная месть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46