А что же мог сделать этот город без Мазута Амо, то есть без той оси, вокруг которой вертелся город?
Поясним нашу мысль примером. «В чем суть коляски?»— спрашивает однажды гробовщик Енок у Кривого Арута. Но так как Кривой Арут не находит ответа, то на
заданный вопрос отвечает сам гробовщик Енок: «Суть коляски — в оси»,— и поясняет: «Не будь оси — коляска не поедет». И мы вполне согласны с гробовщиком Еноком. Так и теперь. Представь, читатель, что, как этот наирский город, так и вся Наири, выражаясь словами гробовщика Енока, были гигантскою «коляскою», а сам Амо Амбарцумович — Мазут Амо — ее «осью». Куда бы годилась эта «коляска», то есть наш наирский город, или же вся Наири, без «оси»,— без Амо Амбарцумовича — Мазута Амо? Ответ один — никуда! Она останется на месте, разрушится, сгниет, расползется на части, точно разлагающийся труп. Останется лишь смерть, туман забвения — пустое пространство.
Точь-в-точь так и случилось в наирском городе и во всей Наири, как только Мазут Амо покинул город и выехал в оккупированные районы организовывать оборону на местах...
Отсутствие Мазута Амо было огромной, несказанно большой ошибкой. Когда он вернулся из оккупированных районов, было уже поздно — уже разложилось тело города, и ни одна душа не могла бы вдохнуть в него живительный дух и вновь вызвать его к жизни. Более того,— вернувшись из оккупированных районов, Мазут Амо не только не смог вдохнуть живительный дух в разрушающиеся, охладевшие жилы города, но вскоре и сам вынужден был испустить свой собственный дух,— испустить навсегда и безвозвратно... И вместе с ним испустила свой дух долгожданная и вечная, из гениальнейшего мозга Мазута Амо к земному, к бытию стремящаяся и почти уже осуществившаяся страна Наири... Уверенно, да, с полным убеждением мы утверждаем, что события не развернулись бы с такой головокружительной быстротой, если б не отъезд Мазута Амо; это была вторая, но более существенная, нежели первая, ошибка, допущенная в это время Мазутом Амо и отчасти всем Товариществом. Первая ошибка, которая уже нам несколько известна, заключалась в том, что своевременно не были приняты строжайшие меры против вышеназванных низких наиропродавцев; вторая же, как сказали мы, самая существенная ошибка,— был отъезд из города Мазута Амо. Он уехал —и вслед за ним в этом городе стали сменять друг друга с головокружительной быстротой неожиданные, ужасные, трагические события...
В день отъезда Мазута Амо из города, как мы уже знаем, в городе появилось вышеупомянутое страшное, производящее почти мистическое впечатление объявление, то есть приказ. И вместе с ним, как мы уже знаем, стали ходить по городу — не слухи, а живые люди, которые входили в дома и вытаскивали из домов — не вещи, а способных носить оружие. Кроме того, по распоряжению т. Вародяна, на вокзале были поставлены чрезвычайные папахоносцы, строжайше запрещавшие гражданам покидать город. Мы ошиблись — вначале еще позволялось уезжать из города, но лишь женщинам и детям; и вот начался отъезд из города женщин и детей. И удивительней всего то, что в те дни в этом наирском городе произошел целый ряд превращений; в городе поговаривали, что, по наитию свыше, приняли облик женщин многие почтенные наиряне, как например, г. Абомарш, сапожник Симон — Клубная Обезьяна, молодой сын лавочника Колопотяна и несколько других горожан. Но уверяю, читатель, тут никакого чуда не было: попросту накрыли на вокзале их, переодетых в женские платья, чрезвычайные папахоносцы—вот и все. Неизвестно каким чудом, но эти почтенные наиряне избавились от расстрела. Мало того: вскоре выяснилось, что все они порхают, как беззаботные птички, под прекрасным небом прекрасного города, хотя и находящегося вне Наири, но почти наирского, и даже удивлялись они, что другие наиряне не следуют их прекрасному примеру... Но как же могли они следовать, когда со стен города день изо дня сыпались на головы ошеломленных горожан один страшнее другого, один неумолимее другого, сеющие ужас приказы, так что в конце концов бедные обыватели страшились поднимать носы и не поднимали, чтоб этими своими внушительными наирскими носами не наткнуться на какой-нибудь ужасающий приказ. Как, каким образом могли следовать примеру г. Абомарша и других устрашенные наиряне, когда вскоре новым строжайшим приказом т. Вародяна был запрещен выезд из города даже женщинам и детям, чтоб — как было сказано в приказе т. Вародяна— «не создавать паники». «Враг разбит,— говори
лось далее в этом приказе, — и все могут спокойно сидеть на своих местах!» Можно ли было после таких приказов т. Вародяна следовать прекрасному примеру г. Абомарша и его друзей?.. Но дело в том, что, невзирая на строжайшие приказы т. Вародяна и других, невзирая на стоявших на вокзале чрезвычайных папахоносцев, в руках которых фактически был ключ города в те роковые дни, — несмотря на все это, население города день ото дня убавлялось и убавлялось, и прежде всего, редело население нижних, то есть центральных частей города. Как, каким образом каким чудом? Не знаем, но уже давно ел свою ежедневную чорбу Хаджи Онник Манукоф Эфенди без своей Нунуфарханум и ставшего восемнадцатилетним своего «малыша»; уже давно то же горькое одиночество постигло инспектора реального училища, Арама Антоныча, ныне ставшего заведующим всеми наирскими школами города и области. Та же горькая участь одиночества постигла с давних пор и Осепа Нариманова, и генерала Алеша, и отца Иусика Пройдоху, всех, всех почтенных наирян — жителей Александровской и Лорис-Меликовской улиц. Впрочем, конечно, были и исключения, и в числе этих исключений были Телефон Сето, гробовщик Енок, Кривой Арут, известный ресторатор Бочка Николай и много, много подобных, хотя и держащих на Александровской и Лорис-Меликовской лавочки, но, в сущности, маленьких людей. Все они еще наслаждались под своим кровом всеми прелестями семейной жизни. Что же касается жителей окраин и районов, ближайших к церкви Апостолов, то они спокойно сидели на своих местах и, следуя приказам т. Вародяна, не двигались с места, дабы не вызвать паники. Но много ли значили жители окраин, эти «дикие твари», как называл их цирюльник Васил, кстати сказать, давно ликвидировавший свою знаменитую цирюльню и отправившийся на фронт, где, по назначению т. Вародяна, он снабжал наирскую армию продовольствием. Мы затрудняемся объяснить мотивы этого странного поступка цирюльника Басила, — впрочем, о них знал лучше, чем кто бы то ни было, Хаджи Манукоф Эфенди, который также был «снабжающим», но не мелким, как цирюльник Васил, а крупным, весьма и весьма крупным. Да, поредело население города, однако это нужно понимать не в количественном, а в качественном смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Поясним нашу мысль примером. «В чем суть коляски?»— спрашивает однажды гробовщик Енок у Кривого Арута. Но так как Кривой Арут не находит ответа, то на
заданный вопрос отвечает сам гробовщик Енок: «Суть коляски — в оси»,— и поясняет: «Не будь оси — коляска не поедет». И мы вполне согласны с гробовщиком Еноком. Так и теперь. Представь, читатель, что, как этот наирский город, так и вся Наири, выражаясь словами гробовщика Енока, были гигантскою «коляскою», а сам Амо Амбарцумович — Мазут Амо — ее «осью». Куда бы годилась эта «коляска», то есть наш наирский город, или же вся Наири, без «оси»,— без Амо Амбарцумовича — Мазута Амо? Ответ один — никуда! Она останется на месте, разрушится, сгниет, расползется на части, точно разлагающийся труп. Останется лишь смерть, туман забвения — пустое пространство.
Точь-в-точь так и случилось в наирском городе и во всей Наири, как только Мазут Амо покинул город и выехал в оккупированные районы организовывать оборону на местах...
Отсутствие Мазута Амо было огромной, несказанно большой ошибкой. Когда он вернулся из оккупированных районов, было уже поздно — уже разложилось тело города, и ни одна душа не могла бы вдохнуть в него живительный дух и вновь вызвать его к жизни. Более того,— вернувшись из оккупированных районов, Мазут Амо не только не смог вдохнуть живительный дух в разрушающиеся, охладевшие жилы города, но вскоре и сам вынужден был испустить свой собственный дух,— испустить навсегда и безвозвратно... И вместе с ним испустила свой дух долгожданная и вечная, из гениальнейшего мозга Мазута Амо к земному, к бытию стремящаяся и почти уже осуществившаяся страна Наири... Уверенно, да, с полным убеждением мы утверждаем, что события не развернулись бы с такой головокружительной быстротой, если б не отъезд Мазута Амо; это была вторая, но более существенная, нежели первая, ошибка, допущенная в это время Мазутом Амо и отчасти всем Товариществом. Первая ошибка, которая уже нам несколько известна, заключалась в том, что своевременно не были приняты строжайшие меры против вышеназванных низких наиропродавцев; вторая же, как сказали мы, самая существенная ошибка,— был отъезд из города Мазута Амо. Он уехал —и вслед за ним в этом городе стали сменять друг друга с головокружительной быстротой неожиданные, ужасные, трагические события...
В день отъезда Мазута Амо из города, как мы уже знаем, в городе появилось вышеупомянутое страшное, производящее почти мистическое впечатление объявление, то есть приказ. И вместе с ним, как мы уже знаем, стали ходить по городу — не слухи, а живые люди, которые входили в дома и вытаскивали из домов — не вещи, а способных носить оружие. Кроме того, по распоряжению т. Вародяна, на вокзале были поставлены чрезвычайные папахоносцы, строжайше запрещавшие гражданам покидать город. Мы ошиблись — вначале еще позволялось уезжать из города, но лишь женщинам и детям; и вот начался отъезд из города женщин и детей. И удивительней всего то, что в те дни в этом наирском городе произошел целый ряд превращений; в городе поговаривали, что, по наитию свыше, приняли облик женщин многие почтенные наиряне, как например, г. Абомарш, сапожник Симон — Клубная Обезьяна, молодой сын лавочника Колопотяна и несколько других горожан. Но уверяю, читатель, тут никакого чуда не было: попросту накрыли на вокзале их, переодетых в женские платья, чрезвычайные папахоносцы—вот и все. Неизвестно каким чудом, но эти почтенные наиряне избавились от расстрела. Мало того: вскоре выяснилось, что все они порхают, как беззаботные птички, под прекрасным небом прекрасного города, хотя и находящегося вне Наири, но почти наирского, и даже удивлялись они, что другие наиряне не следуют их прекрасному примеру... Но как же могли они следовать, когда со стен города день изо дня сыпались на головы ошеломленных горожан один страшнее другого, один неумолимее другого, сеющие ужас приказы, так что в конце концов бедные обыватели страшились поднимать носы и не поднимали, чтоб этими своими внушительными наирскими носами не наткнуться на какой-нибудь ужасающий приказ. Как, каким образом могли следовать примеру г. Абомарша и других устрашенные наиряне, когда вскоре новым строжайшим приказом т. Вародяна был запрещен выезд из города даже женщинам и детям, чтоб — как было сказано в приказе т. Вародяна— «не создавать паники». «Враг разбит,— говори
лось далее в этом приказе, — и все могут спокойно сидеть на своих местах!» Можно ли было после таких приказов т. Вародяна следовать прекрасному примеру г. Абомарша и его друзей?.. Но дело в том, что, невзирая на строжайшие приказы т. Вародяна и других, невзирая на стоявших на вокзале чрезвычайных папахоносцев, в руках которых фактически был ключ города в те роковые дни, — несмотря на все это, население города день ото дня убавлялось и убавлялось, и прежде всего, редело население нижних, то есть центральных частей города. Как, каким образом каким чудом? Не знаем, но уже давно ел свою ежедневную чорбу Хаджи Онник Манукоф Эфенди без своей Нунуфарханум и ставшего восемнадцатилетним своего «малыша»; уже давно то же горькое одиночество постигло инспектора реального училища, Арама Антоныча, ныне ставшего заведующим всеми наирскими школами города и области. Та же горькая участь одиночества постигла с давних пор и Осепа Нариманова, и генерала Алеша, и отца Иусика Пройдоху, всех, всех почтенных наирян — жителей Александровской и Лорис-Меликовской улиц. Впрочем, конечно, были и исключения, и в числе этих исключений были Телефон Сето, гробовщик Енок, Кривой Арут, известный ресторатор Бочка Николай и много, много подобных, хотя и держащих на Александровской и Лорис-Меликовской лавочки, но, в сущности, маленьких людей. Все они еще наслаждались под своим кровом всеми прелестями семейной жизни. Что же касается жителей окраин и районов, ближайших к церкви Апостолов, то они спокойно сидели на своих местах и, следуя приказам т. Вародяна, не двигались с места, дабы не вызвать паники. Но много ли значили жители окраин, эти «дикие твари», как называл их цирюльник Васил, кстати сказать, давно ликвидировавший свою знаменитую цирюльню и отправившийся на фронт, где, по назначению т. Вародяна, он снабжал наирскую армию продовольствием. Мы затрудняемся объяснить мотивы этого странного поступка цирюльника Басила, — впрочем, о них знал лучше, чем кто бы то ни было, Хаджи Манукоф Эфенди, который также был «снабжающим», но не мелким, как цирюльник Васил, а крупным, весьма и весьма крупным. Да, поредело население города, однако это нужно понимать не в количественном, а в качественном смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46