Однако
поскольку их было штук десять, некоторые клинки проносились в опасной
близости от Фафхрда, и тот заплясал, уклоняясь от ударов. Ориентируясь по
стуку его подошв по мостовой, щупальца стали действовать точнее -
опять-таки как слепой фехтовальщик, - и Фафхрду пришлось проявить все свое
проворство, что было не так-то просто при его комплекции. Окажись рядом
сторонний и беспристрастный наблюдатель, он бы решил, что осьминог-призрак
заставляет Фафхрда откалывать какой-то немыслимый танец.
Между тем Мышелов, оказавшись позади белого чудовища, увидел
серебристо-розовый жгут и, высоко подпрыгнув - жгут попытался ускользнуть,
- рассек его концом Скальпеля. Он оказался еще плотнее, чем туманная
масса, и лопнул с неожиданно громким звоном.
И сразу туманная масса скукожилась - гораздо быстрее, чем проткнутый
рыбий пузырь, и скорее, как гриб-дождевик, на который наступили громадным
сапогом; щупальца тоже разлетелись в прах, мечи и кинжалы со звоном
посыпались на мостовую, и струя такой отвратительной вони ударила в
друзей, что им пришлось срочно зажать носы и рты.
Через несколько секунд Мышелов, осторожно втянув в себя воздух и
найдя его уже сносным, радостно вскричал:
- Вот так, мой друг! Я перерезал чудищу его тоненькую глотку, или
артерию, или главный нерв, или пуповину, или что там это у него было.
- А откуда тянулся жгут? - осведомился Фафхрд.
- У меня нет ни малейшего желания это выяснять, - заверил его
Мышелов, внимательно глядя через плечо в сторону улицы, из которой
появился туман. - Хочешь поплутать по Ланкмару - милости прошу. Но эта
штука, похоже, исчезла окончательно.
- Ой! - внезапно взвизгнул Фафхрд и замахал рукой. - Вот негодяй, ты
же вынудил меня подставить тебе обожженную ладонь!
Мышелов ухмыльнулся и принялся разглядывать покрытые противной слизью
камни мостовой, трупы и разбросанное оружие.
- Где-то здесь должен быть Кошачий Коготь, - пробормотал он. - К тому
же я слышал звон золота...
- Да ты учуешь монетку, спрятанную под языком у человека, которого ты
душишь! - огрызнулся Фафхрд.
В храме Злобы пять тысяч идолопоклонников с кряхтеньем и стонами
начали подниматься с пола: каждый из них за это время похудел на несколько
унций. Барабанщики поникли над своими барабанами, прислужники - над
колесами с красными свечами, тощий верховный жрец устало свесил голову,
держа в корявых руках деревянную маску.
Все на том же перекрестке Мышелов покачал перед носом у Фафхрда
кошельком, который он только что извлек из пояса Скела.
- Ну что, мой благородный друг, преподнесем его в качестве свадебного
подарка нежной Иннесгей? - почти пропел он. - Разожжем нашу добрую
жаровенку и проведем остаток ночи так же, как и начали - вкушая
несравненные радости ночного дозора и многообразные восторги...
- Дай его сюда, идиот! - рявкнул Фафхрд, хватая кошелек обожженными
пальцами. - Я знаю одно местечко, где есть целительные бальзамы и иголки
для зашивания рваных воровских ушей. А какие там крепкие да свежие девки и
вино!
2. ГЛУХАЯ ПОРА В ЛАНКМАРЕ
Однажды случилось так, что в невонском городе Черной Тоги Ланкмаре,
через несколько лет после года Пернатой Смерти, пути Фафхрда и Серого
Мышелова разошлись.
Что побудило рослого скандального варвара и худощавого неуловимого
принца воров разойтись, в точности неизвестно; в свое время об этом ходило
множество всяческих пересудов. Одни утверждали, что они поссорились из-за
девушки. Другие говорили нечто еще более невероятное: будто друзья не
поделили драгоценные камни, отнятые у ростовщика Муулша. Скрит-летописец
предполагает, что их взаимное охлаждение было лишь отзвуком невероятной
вражды, которую питали в ту пору друг к другу демонический наставник
Мышелова Шильба Безглазоликий и Нингобль Семиокий, недобрый и
многоковарный покровитель Фафхрда.
Однако наиболее правдоподобное объяснение, опровергающее, кстати
сказать, гипотезу относительно ростовщика Муулша, заключается в том, что
Ланкмар в ту пору переживал тяжелые времена, соблазнительные авантюры под
руку не подворачивались, и в жизни обоих героев настал такой час, когда
загнанному в угол человеку хочется совместить даже самые редкие
приключения и удовольствия с какой-нибудь разумной деятельностью, которая
обеспечила бы ему материальное благополучие или хотя бы душевный покой.
Лишь эта теория - что скука и неуверенность в завтрашнем дне, а также
различие во мнениях относительно того, как нужно бороться со столь
гнетущими чувствами, лежали в основе отчужденности друзей, - лишь эта
теория может объяснить нелепейшее предположение, что приятели рассорились
из-за произношения имени Фафхрда: Мышелов якобы с завидным и злонамеренным
упорством выговаривал его имя на упрощенный ланкмарский манер, в
результате чего оно звучало как Фафхрд, тогда как сам носитель имени
настаивал на том, что лишь зубодробильное сочетание согласных может
удовлетворить его слух, глаз и варварское чувство порядка вещей. Скучающие
и неуверенные в себе люди часто стреляют из пушек по воробьям.
Несомненно одно: приятели если и не рассорились окончательно, то по
крайней мере сильно охладели друг к другу, и жизненные пути их, хотя оба
оставались в Ланкмаре, разошлись.
Серый Мышелов поступил в подручные к некоему Пульгу, восходящей
звезде рэкета по части второстепенных религиозных культов, некоронованному
королю ланкмарского преступного мира, который облагал данью жрецов всех
мелких божков, стремящихся выйти в боги, угрожая в случае неповиновения
всяческими неприятными и даже скверными последствиями. Если жрец,
отказывался платить Пульгу, его чудеса не срабатывали, численность
прихожан и размер пожертвований резко уменьшались, а его самого неминуемо
ждали синяки, а то и переломанные кости.
Появлявшийся в сопровождении нескольких громил Пульга, а также
одной-двух стройных танцовщиц, Мышелов стал неотъемлемой и зловещей
принадлежностью улицы Богов, что тянется от Болотной заставы вплоть до
самых дальних доков и цитадели. Он продолжал ходить во всем сером, носить
на голове клобук, а у пояса Кошачий Коготь и Скальпель, однако ни кинжал,
ни тонкий меч не покидали ножен. Зная по собственному опыту, что угроза,
как таковая, гораздо эффективнее ее исполнения, Мышелов ограничил свою
деятельность ведением переговоров и взиманием наличности. Начинал он
обычно со слов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
поскольку их было штук десять, некоторые клинки проносились в опасной
близости от Фафхрда, и тот заплясал, уклоняясь от ударов. Ориентируясь по
стуку его подошв по мостовой, щупальца стали действовать точнее -
опять-таки как слепой фехтовальщик, - и Фафхрду пришлось проявить все свое
проворство, что было не так-то просто при его комплекции. Окажись рядом
сторонний и беспристрастный наблюдатель, он бы решил, что осьминог-призрак
заставляет Фафхрда откалывать какой-то немыслимый танец.
Между тем Мышелов, оказавшись позади белого чудовища, увидел
серебристо-розовый жгут и, высоко подпрыгнув - жгут попытался ускользнуть,
- рассек его концом Скальпеля. Он оказался еще плотнее, чем туманная
масса, и лопнул с неожиданно громким звоном.
И сразу туманная масса скукожилась - гораздо быстрее, чем проткнутый
рыбий пузырь, и скорее, как гриб-дождевик, на который наступили громадным
сапогом; щупальца тоже разлетелись в прах, мечи и кинжалы со звоном
посыпались на мостовую, и струя такой отвратительной вони ударила в
друзей, что им пришлось срочно зажать носы и рты.
Через несколько секунд Мышелов, осторожно втянув в себя воздух и
найдя его уже сносным, радостно вскричал:
- Вот так, мой друг! Я перерезал чудищу его тоненькую глотку, или
артерию, или главный нерв, или пуповину, или что там это у него было.
- А откуда тянулся жгут? - осведомился Фафхрд.
- У меня нет ни малейшего желания это выяснять, - заверил его
Мышелов, внимательно глядя через плечо в сторону улицы, из которой
появился туман. - Хочешь поплутать по Ланкмару - милости прошу. Но эта
штука, похоже, исчезла окончательно.
- Ой! - внезапно взвизгнул Фафхрд и замахал рукой. - Вот негодяй, ты
же вынудил меня подставить тебе обожженную ладонь!
Мышелов ухмыльнулся и принялся разглядывать покрытые противной слизью
камни мостовой, трупы и разбросанное оружие.
- Где-то здесь должен быть Кошачий Коготь, - пробормотал он. - К тому
же я слышал звон золота...
- Да ты учуешь монетку, спрятанную под языком у человека, которого ты
душишь! - огрызнулся Фафхрд.
В храме Злобы пять тысяч идолопоклонников с кряхтеньем и стонами
начали подниматься с пола: каждый из них за это время похудел на несколько
унций. Барабанщики поникли над своими барабанами, прислужники - над
колесами с красными свечами, тощий верховный жрец устало свесил голову,
держа в корявых руках деревянную маску.
Все на том же перекрестке Мышелов покачал перед носом у Фафхрда
кошельком, который он только что извлек из пояса Скела.
- Ну что, мой благородный друг, преподнесем его в качестве свадебного
подарка нежной Иннесгей? - почти пропел он. - Разожжем нашу добрую
жаровенку и проведем остаток ночи так же, как и начали - вкушая
несравненные радости ночного дозора и многообразные восторги...
- Дай его сюда, идиот! - рявкнул Фафхрд, хватая кошелек обожженными
пальцами. - Я знаю одно местечко, где есть целительные бальзамы и иголки
для зашивания рваных воровских ушей. А какие там крепкие да свежие девки и
вино!
2. ГЛУХАЯ ПОРА В ЛАНКМАРЕ
Однажды случилось так, что в невонском городе Черной Тоги Ланкмаре,
через несколько лет после года Пернатой Смерти, пути Фафхрда и Серого
Мышелова разошлись.
Что побудило рослого скандального варвара и худощавого неуловимого
принца воров разойтись, в точности неизвестно; в свое время об этом ходило
множество всяческих пересудов. Одни утверждали, что они поссорились из-за
девушки. Другие говорили нечто еще более невероятное: будто друзья не
поделили драгоценные камни, отнятые у ростовщика Муулша. Скрит-летописец
предполагает, что их взаимное охлаждение было лишь отзвуком невероятной
вражды, которую питали в ту пору друг к другу демонический наставник
Мышелова Шильба Безглазоликий и Нингобль Семиокий, недобрый и
многоковарный покровитель Фафхрда.
Однако наиболее правдоподобное объяснение, опровергающее, кстати
сказать, гипотезу относительно ростовщика Муулша, заключается в том, что
Ланкмар в ту пору переживал тяжелые времена, соблазнительные авантюры под
руку не подворачивались, и в жизни обоих героев настал такой час, когда
загнанному в угол человеку хочется совместить даже самые редкие
приключения и удовольствия с какой-нибудь разумной деятельностью, которая
обеспечила бы ему материальное благополучие или хотя бы душевный покой.
Лишь эта теория - что скука и неуверенность в завтрашнем дне, а также
различие во мнениях относительно того, как нужно бороться со столь
гнетущими чувствами, лежали в основе отчужденности друзей, - лишь эта
теория может объяснить нелепейшее предположение, что приятели рассорились
из-за произношения имени Фафхрда: Мышелов якобы с завидным и злонамеренным
упорством выговаривал его имя на упрощенный ланкмарский манер, в
результате чего оно звучало как Фафхрд, тогда как сам носитель имени
настаивал на том, что лишь зубодробильное сочетание согласных может
удовлетворить его слух, глаз и варварское чувство порядка вещей. Скучающие
и неуверенные в себе люди часто стреляют из пушек по воробьям.
Несомненно одно: приятели если и не рассорились окончательно, то по
крайней мере сильно охладели друг к другу, и жизненные пути их, хотя оба
оставались в Ланкмаре, разошлись.
Серый Мышелов поступил в подручные к некоему Пульгу, восходящей
звезде рэкета по части второстепенных религиозных культов, некоронованному
королю ланкмарского преступного мира, который облагал данью жрецов всех
мелких божков, стремящихся выйти в боги, угрожая в случае неповиновения
всяческими неприятными и даже скверными последствиями. Если жрец,
отказывался платить Пульгу, его чудеса не срабатывали, численность
прихожан и размер пожертвований резко уменьшались, а его самого неминуемо
ждали синяки, а то и переломанные кости.
Появлявшийся в сопровождении нескольких громил Пульга, а также
одной-двух стройных танцовщиц, Мышелов стал неотъемлемой и зловещей
принадлежностью улицы Богов, что тянется от Болотной заставы вплоть до
самых дальних доков и цитадели. Он продолжал ходить во всем сером, носить
на голове клобук, а у пояса Кошачий Коготь и Скальпель, однако ни кинжал,
ни тонкий меч не покидали ножен. Зная по собственному опыту, что угроза,
как таковая, гораздо эффективнее ее исполнения, Мышелов ограничил свою
деятельность ведением переговоров и взиманием наличности. Начинал он
обычно со слов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59