К ним подошел Фафхрд с побегом вавилонского Древа Жизни, который был
на удивление свеж и весь покрыт упругими листочками, словно Мышелов срезал
его миг назад. Северянин ласково разжал пальцы девушки, вложил в них
веточку и сжал их снова.
Все было готово, оставалось лишь ждать. Край неба зарозовел, само
небо стало чуть темнее, звезды начали гаснуть, луна поблекла. Возбуждающие
сладострастие зелья остыли, и предутренний ветерок больше не разносил их
ароматы. Женщина продолжала смотреть на гробницу, а за ней, словно бы тоже
не спуская глаз с усыпальницы, фантастической тенью сгорбился обтесанный
монолит, на который Мышелов время от времени тревожно посматривал через
плечо и никак не мог понять: то ли это грубая работа первобытных
камнерезов, то ли нечто, намеренно обезображенное человеком из-за
таящегося внутри этого камня зла.
Небо постепенно бледнело, и Мышелов уже начал различать какие-то
чудовищные изображения на стене саркофага - людей, похожих на каменные
столбы, и животных, похожих на горы, а Фафхрд уже видел зеленые листочки в
руках Ахуры.
И тут произошло нечто потрясающее. В один миг листочки сморщились, а
ветка превратилась в кривую черную палочку. И в то же мгновение Ахура
задрожала и побелела как мел, и Мышелову показалось, что вокруг ее головы
появилось чуть заметное черное облачко, как будто жившее в девушке и
ненавидимое Мышеловом загадочное существо дымом выходит из ее тела, словно
джинн из бутылки.
Толстенная каменная крышка саркофага скрипнула и начала подниматься.
Ахура двинулась к саркофагу. У Мышелова создалось впечатление, что
ее, словно парус, влечет вперед черное облако.
Крышка поползла вверх быстрее, будто верхняя челюсть каменного
крокодила. Мышелову показалось, что черное облако торжествующе устремилось
к разевающейся щели, таща за собой легкую белую фигурку. Крышка саркофага
распахнулась. Ахура добежала до самого верха и то ли заглянула внутрь, то
ли, как почудилось Мышелову, ее частично втянуло за собой черное облако.
Девушка задрожала крупной дрожью и, словно пустое платье, плавно осела на
камень.
Фафхрд скрипнул зубами, в кисти Мышелова хрустнул сустав. Их пальцы
до посинения стиснули рукоятки выхваченных мечей.
И тут, словно бездельник после целого дня отдыха в беседке, словно
индийский принц после скучного дворцового приема, словно философ после
шутливой беседы, из гробницы неспешно поднялась стройная фигура. Одет
человек был во все черное, лишь на туловище у него серебрился какой-то
металл, его шелковистые волосы и борода были цвета воронова крыла. Но
прежде всего, словно эмблема на щите человека в маске, в глаза бросался
оливковый переливчатый цвет его юной кожи, какой-то серебристый отлив,
наводивший на мысль о рыбьем брюхе или проказе, а также что-то знакомое в
его лице.
А лицом серебристо-черный человек безусловно напоминал Ахуру.
АНРА ДЕВАДОРИС
Опершись своими длинными руками о край гробницы, незнакомец
благожелательно оглядел присутствующих и кивнул им, как старым знакомым.
Затем, перескочив через каменную стену, он стал быстро спускаться по
ступеням, наступив по пути на покров Аримана и даже не взглянув на Ахуру.
- Вы предвидите какую-то опасность? - заметив мечи, спросил он,
ласково поглаживая бороду, которая, по мнению Мышелова, могла сделаться
такой густой и шелковистой лишь в гробнице.
- Ты адепт? - чуть запинаясь, вопросом на вопрос ответил Фафхрд.
Пропустив вопрос мимо ушей, незнакомец остановился и с довольным
видом стал рассматривать нелепый набор любовных зелий.
- Миляга Нингобль, - промолвил наконец он, - истинный отец всех
семиглазых распутников. Полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы
догадываться, что он заставил вас притащить сюда все эти игрушки лишь
потому, что они нужны ему самому. Даже в поединке со мной он не может
удержаться от искушения попутно прихватить что-нибудь на стороне.
Возможно, впрочем, что на сей раз старый сводник, сам того не желая,
сделал перед судьбой реверанс. Во всяким случае, будем надеяться.
С этими словами незнакомец расстегнул пояс и небрежно отложил его в
сторону вместе с удивительно тонким мечом, заканчивавшимся серебряной
рукояткой. Мышелов пожал плечами и вложил свой клинок в ножны, но Фафхрд
лишь проворчал:
- Ты мне не нравишься. Это ты наложил на нас свое свинское заклятие?
Незнакомец смерил его насмешливым взглядом и сказал:
- Ты доискиваешься причины. Ты хочешь узнать имя исполнителя, который
нанес тебе вред. И едва узнав его, ты спустишь с цепи свой гнев. Но за
каждой причиной стоит другая причина, и за последним исполнителем стоит
еще один. Даже бессмертный не может погубить самую малую их часть. Уж
поверь мне, тому, кто пошел по этому пути гораздо дальше других и у кого
есть опыт в преодолении препятствий, стоящих перед теми, кто стремится
жить, не ограничивая себя рамками собственного мозга и жалкого настоящего,
- на пути у такого человека расставлены ловушки, он пробуждает
колоссальную злобу. Я призываю вас немного погодить, прежде чем вступать в
бой - так же как погожу и я с ответом на ваш второй вопрос. А свою
принадлежность к адептам я охотно признаю.
Услышав последнюю фразу, Мышелов почувствовал легкомысленное желание
опять подурачиться, на сей раз изображая из себя мага. Перед ним стояло
редкое существо, на котором он мог бы испытать хранящуюся у него в мешке
антиадептовую руну! Ему захотелось процедить сквозь зубы заклинание,
взмахнуть в колдовском жесте руками, плюнуть в адепта и трижды крутануться
на левом каблуке против движения солнца. Но он решил пока с этим
повременить.
- Уж больно замысловато ты излагаешь, - с угрозой произнес Фафхрд.
- Но этим-то я от вас и отличаюсь, - оживленно отозвался адепт. - О
некоторых вещах говорить вообще невозможно, а о других так трудно, что
человек зачахнет и умрет, прежде чем найдет нужные слова. Приходится
одалживать фразы у небес, слова у звезд. А все остальное - невежественное
косноязычие.
Мышелов смотрел на адепта, внезапно почувствовав в нем какое-то
чудовищное несоответствие, - как если бы увидел мошенничество в изгибе губ
Солона, или трусость в глазах Александра, или слабоумие в лице Аристотеля.
Адепт был безусловно человеком образованным, уверенным в себе и
могущественным, однако Мышелову невольно пришел на мысль ребенок,
патологически жаждущий набраться жизненного опыта, - робкий, болезненно
любопытный маленький мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59