Словно два блистающих меча, ее косые глаза разили всех
вокруг высокомерным самодовольством, и свои мысленно израненные ноги она
теперь стала умащивать лишь дорогими благовонными притираниями, причем
отнюдь не умозрительными, поскольку, воспользовавшись своим положением,
она быстренько выкачала из Мышелова немало золота, которого ей хватило,
чтобы купить рабыню, в чьи обязанности входило, в сущности, лишь
упомянутое умащивание. Теперь Хлоя уже не старалась отвлекать внимание
Мышелова от других женщин, а не без удовольствия поступала как раз
наоборот, и когда в очередной раз, зайдя в таверну "Пурпурная Улитка", они
встретили там темноволосую девушку по имени не то Ахура, не то
Салмакида-Молчунья, косоглазая гречанка решила сообщить о последней
кое-что еще.
- Имей в виду, Ахура вовсе не такая уж невинная, хотя и держится
особняком. Однажды она спуталась с каким-то стариком - еще до того, как
подарила мне амулет, - а в другой раз я слышала, как одна шикарная
персиянка кричала на нее: "Что ты сделала со своим братом?" Ахура ничего
не ответила, только посмотрела змеиным взглядом, так что та выскочила как
ошпаренная. Бр-р! Видел бы ты ее глаза!
Однако Мышелов сделал вид, что это его не интересует.
Разумеется, если бы Фафхрд вежливенько попросил, Хлоя ему тут же и
отдалась бы, да и сама гречанка была не прочь получше прибрать парочку к
рукам, хотя бы и таким способом. Но гордость, не позволяла Фафхрду принять
от друга подобное одолжение; более того, в последние дни он не раз обзывал
Хлою скучной и неаппетитной созерцательницей собственного носа.
Поэтому Северянину приходилось волей-неволей вести монашескую жизнь,
стойко выдерживать презрительные женские взгляды за столом в кабачке,
отгонять раскрашенных мальчиков, превратно истолковывавших его
женоненавистничество, да сдерживать сильное раздражение, вызываемое
растущими слухами относительно того, что он оскопил себя и сделался тайным
жрецом Кибелы. Пересуды и домыслы до такой степени исказили истинную
картину происшедшего, что не помогало решительно ничего: хотя
подвергавшиеся превращению девицы из опасения нанести ущерб своей
репутации твердили, что это выдумки, но все напрасно. Одни решили, что
Фафхрд впал в мерзкий содомский грех, и требовали публично отдать его под
суд. Другие считали его счастливчиком, которого навещала обратившаяся
свиньей влюбленная в него богиня, и который поэтому презирает всех земных
девушек. Третьи шепотом заявляли, что он - брат Кирки и имеет постоянным
местожительством плавучий остров в Тирренском море, где держит стадо
свиней, в которых со свойственной ему жестокостью превратил многих
потерпевших кораблекрушение дев. Северянин больше не смеялся, под глазами
у него появились черные круги; вскоре он начал осторожные расспросы в
среде волшебников в надежде отыскать какое-нибудь контрзаклятие.
- Кажется, я нашел лекарство от твоего неприятного недуга, - однажды
вечером беззаботно заявил Мышелов, откладывая в сторону коричневый папирус
с оборванными краями. - Натолкнулся в этом заумном трактате
Исайи-бен-Эльшаза по демонологии. Здесь сказано, что если любимая тобой
женщина изменяет свой облик, ты должен продолжать заниматься с ней
любовными играми, веря, что сила твоей страсти поможет ей обрести
первоначальный вид.
Отложив меч, который он точил, Фафхрд поинтересовался:
- Тогда почему ты больше не целуешь улиток?
- Это не слишком приятное занятие. К тому же у меня - человека,
лишенного варварских предрассудков, на крайний случай есть Хлоя.
- Как же! Ты не бросаешь ее просто из гордости. Знаю я тебя. Уже
неделю ты ни о ком, кроме Ахуры, не думаешь.
- Штучка хорошенькая, но не в моем вкусе, - ледяным тоном ответил
Мышелов. - А вот тебе она, похоже, и впрямь вскружила голову. Как бы там
ни было, тебе следует попробовать мое лекарство. Свиньи со всего мира с
визгом побегут за тобой, вот увидишь.
Между тем Фафхрд дошел до того, что, держась на почтительном
расстоянии от очередной свиньи, созданной его неутоленной страстью,
предложил ей лохань помоев в надежде добиться чего-либо добротой. Но в
результате ему опять пришлось признать свое поражение и сунуть несколько
серебряных афинских дидрахм с изображением совы, устроившей истерику
скифской девице, у которой расстроился желудок. Оказавшийся поблизости
безмозглый, но любопытный молодой греческий философ заявил Фафхрду, что
важна лишь душа или сущность любимого человека, а его внешность не играет
ни малейшей роли.
- Ты принадлежишь к сократической школе? - нежно осведомился Фафхрд.
Грек кивнул.
- Сократ ведь был философом, способным не моргнув глазом выпить
неограниченное количество вина?
Снова последовал быстрый кивок.
- И это потому, что его рациональная сущность главенствовала над
животной?
- А ты человек образованный, - ответил грек с уважительным, но таким
же быстрым кивком.
- Погоди. Считаешь ли ты себя истинным последователем своего учителя?
На сей раз быстрая реакция грека сослужила ему недобрую службу. Он
кивнул, а через двое суток друзья вынесли его из погребка, где он, словно
какой-то удивительный младенец, лежал, свернувшись клубочком в разбитом
винном бочонке. Он не мог протрезветь несколько дней, и за это время
успела образоваться небольшая секта, поклонявшаяся ему как воплощению
Диониса. Однако она так же быстро и распалась, когда грек частично
протрезвел и выступил со своим первым пророчеством о пагубном влиянии
пьянства.
На следующее утро после обожествления опрометчивого философа Фафхрд
проснулся с первыми лучами жаркого солнца, скользнувшими по плоской крыше,
где они с Мышеловом решили переночевать. Лежа молча и недвижно, подавляя
желание слабым голосом попросить кого-нибудь купить мешочек снега у
ливанцев в белых бурнусах (солнце над ними щурилось даже в этот ранний
час), чтобы охладить гудящую голову, Северянин приоткрыл один глаз и
увидел то, что в своей мудрости и предполагал увидеть: Мышелова, сидящего
на корточках и устремившего взгляд на море.
- Сын колдуна и ведьмы, - обратился к нему Фафхрд, - похоже, нам
снова придется прибегнуть к нашему последнему средству.
Не оборачиваясь, Мышелов неторопливо кивнул.
- В первый раз мы едва остались в живых, - продолжал Фафхрд.
- Во второй раз мы отдали души Иным Существам, - подхватил Мышелов,
словно друзья пели утренний гимн Пепле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
вокруг высокомерным самодовольством, и свои мысленно израненные ноги она
теперь стала умащивать лишь дорогими благовонными притираниями, причем
отнюдь не умозрительными, поскольку, воспользовавшись своим положением,
она быстренько выкачала из Мышелова немало золота, которого ей хватило,
чтобы купить рабыню, в чьи обязанности входило, в сущности, лишь
упомянутое умащивание. Теперь Хлоя уже не старалась отвлекать внимание
Мышелова от других женщин, а не без удовольствия поступала как раз
наоборот, и когда в очередной раз, зайдя в таверну "Пурпурная Улитка", они
встретили там темноволосую девушку по имени не то Ахура, не то
Салмакида-Молчунья, косоглазая гречанка решила сообщить о последней
кое-что еще.
- Имей в виду, Ахура вовсе не такая уж невинная, хотя и держится
особняком. Однажды она спуталась с каким-то стариком - еще до того, как
подарила мне амулет, - а в другой раз я слышала, как одна шикарная
персиянка кричала на нее: "Что ты сделала со своим братом?" Ахура ничего
не ответила, только посмотрела змеиным взглядом, так что та выскочила как
ошпаренная. Бр-р! Видел бы ты ее глаза!
Однако Мышелов сделал вид, что это его не интересует.
Разумеется, если бы Фафхрд вежливенько попросил, Хлоя ему тут же и
отдалась бы, да и сама гречанка была не прочь получше прибрать парочку к
рукам, хотя бы и таким способом. Но гордость, не позволяла Фафхрду принять
от друга подобное одолжение; более того, в последние дни он не раз обзывал
Хлою скучной и неаппетитной созерцательницей собственного носа.
Поэтому Северянину приходилось волей-неволей вести монашескую жизнь,
стойко выдерживать презрительные женские взгляды за столом в кабачке,
отгонять раскрашенных мальчиков, превратно истолковывавших его
женоненавистничество, да сдерживать сильное раздражение, вызываемое
растущими слухами относительно того, что он оскопил себя и сделался тайным
жрецом Кибелы. Пересуды и домыслы до такой степени исказили истинную
картину происшедшего, что не помогало решительно ничего: хотя
подвергавшиеся превращению девицы из опасения нанести ущерб своей
репутации твердили, что это выдумки, но все напрасно. Одни решили, что
Фафхрд впал в мерзкий содомский грех, и требовали публично отдать его под
суд. Другие считали его счастливчиком, которого навещала обратившаяся
свиньей влюбленная в него богиня, и который поэтому презирает всех земных
девушек. Третьи шепотом заявляли, что он - брат Кирки и имеет постоянным
местожительством плавучий остров в Тирренском море, где держит стадо
свиней, в которых со свойственной ему жестокостью превратил многих
потерпевших кораблекрушение дев. Северянин больше не смеялся, под глазами
у него появились черные круги; вскоре он начал осторожные расспросы в
среде волшебников в надежде отыскать какое-нибудь контрзаклятие.
- Кажется, я нашел лекарство от твоего неприятного недуга, - однажды
вечером беззаботно заявил Мышелов, откладывая в сторону коричневый папирус
с оборванными краями. - Натолкнулся в этом заумном трактате
Исайи-бен-Эльшаза по демонологии. Здесь сказано, что если любимая тобой
женщина изменяет свой облик, ты должен продолжать заниматься с ней
любовными играми, веря, что сила твоей страсти поможет ей обрести
первоначальный вид.
Отложив меч, который он точил, Фафхрд поинтересовался:
- Тогда почему ты больше не целуешь улиток?
- Это не слишком приятное занятие. К тому же у меня - человека,
лишенного варварских предрассудков, на крайний случай есть Хлоя.
- Как же! Ты не бросаешь ее просто из гордости. Знаю я тебя. Уже
неделю ты ни о ком, кроме Ахуры, не думаешь.
- Штучка хорошенькая, но не в моем вкусе, - ледяным тоном ответил
Мышелов. - А вот тебе она, похоже, и впрямь вскружила голову. Как бы там
ни было, тебе следует попробовать мое лекарство. Свиньи со всего мира с
визгом побегут за тобой, вот увидишь.
Между тем Фафхрд дошел до того, что, держась на почтительном
расстоянии от очередной свиньи, созданной его неутоленной страстью,
предложил ей лохань помоев в надежде добиться чего-либо добротой. Но в
результате ему опять пришлось признать свое поражение и сунуть несколько
серебряных афинских дидрахм с изображением совы, устроившей истерику
скифской девице, у которой расстроился желудок. Оказавшийся поблизости
безмозглый, но любопытный молодой греческий философ заявил Фафхрду, что
важна лишь душа или сущность любимого человека, а его внешность не играет
ни малейшей роли.
- Ты принадлежишь к сократической школе? - нежно осведомился Фафхрд.
Грек кивнул.
- Сократ ведь был философом, способным не моргнув глазом выпить
неограниченное количество вина?
Снова последовал быстрый кивок.
- И это потому, что его рациональная сущность главенствовала над
животной?
- А ты человек образованный, - ответил грек с уважительным, но таким
же быстрым кивком.
- Погоди. Считаешь ли ты себя истинным последователем своего учителя?
На сей раз быстрая реакция грека сослужила ему недобрую службу. Он
кивнул, а через двое суток друзья вынесли его из погребка, где он, словно
какой-то удивительный младенец, лежал, свернувшись клубочком в разбитом
винном бочонке. Он не мог протрезветь несколько дней, и за это время
успела образоваться небольшая секта, поклонявшаяся ему как воплощению
Диониса. Однако она так же быстро и распалась, когда грек частично
протрезвел и выступил со своим первым пророчеством о пагубном влиянии
пьянства.
На следующее утро после обожествления опрометчивого философа Фафхрд
проснулся с первыми лучами жаркого солнца, скользнувшими по плоской крыше,
где они с Мышеловом решили переночевать. Лежа молча и недвижно, подавляя
желание слабым голосом попросить кого-нибудь купить мешочек снега у
ливанцев в белых бурнусах (солнце над ними щурилось даже в этот ранний
час), чтобы охладить гудящую голову, Северянин приоткрыл один глаз и
увидел то, что в своей мудрости и предполагал увидеть: Мышелова, сидящего
на корточках и устремившего взгляд на море.
- Сын колдуна и ведьмы, - обратился к нему Фафхрд, - похоже, нам
снова придется прибегнуть к нашему последнему средству.
Не оборачиваясь, Мышелов неторопливо кивнул.
- В первый раз мы едва остались в живых, - продолжал Фафхрд.
- Во второй раз мы отдали души Иным Существам, - подхватил Мышелов,
словно друзья пели утренний гимн Пепле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59