Разведчики собрали сведения о минском гарнизоне и положении в городе. Перед уходом они вместе с командирами групп решили, что подпольщикам пора переключаться на более активные действия. Для крупных диверсий нужна взрывчатка. Но как ее доставлять в Минск и где хранить?
Гуринович предложил использовать его дом на городской окраине. Там во дворе находился небольшой сарайчик, в котором разведчики сделали тайник.
Оставалось решить проблему перевозки тола.
Над этим и задумалось командование отряда, когда через десять дней разведчики благополучно вернулись на базу и доложили о проделанной работе.
Два Константина
Командиры подрывных групп.-Новая тактика.- Диверсанты в засаде.-Дым и пламя.- Доверие коммунистов.- Стычка с карателями
Они оба были из окруженцев и вступили в наш отряд на оккупированной территории.
Политрук Константин Прокофьевич Сермяжко, уроженец Минской области, отличался горячим темпераментом, быстро загорался, говорил громко и стремительно. У него была органическая склонность к политработе, каждую свободную минуту он посвящал разговорам с бойцами на разные темы, умел интересоваться людьми, заботиться о них, и люди отвечали ему столь же сердечным расположением. Комсомольцы отряда избрали его секретарем своей организации. С помощью активистов он посылал советскую литературу в Минск, Столбцы, Борисов и другие города, где разместились гитлеровские гарнизоны. Руководил в отряде кружком истории партии, проводил политинформации среди населения, устраивал вечера вопросов и ответов, организовывал досуг молодежи. И все это он делал, ни на день не прерывая своей опасной боевой работы.
Лейтенант Константин Федорович Усольцев родился в Тюменской области. Двадцатилетним юношей в мае 1941 года окончил Свердловское пехотное училище и вместе с одиннадцатью выпускниками прибыл для прохождения службы в Западный особый военный округ. В первые дни войны попал в окружение и вступил в партизанский отряд. Усольцев, как и Сермяжко, имел средний рост и голубые глаза, но характер у него был спокойный, уравновешенный. В объединенном отряде "Непобедимый" он стал командиром роты и с большой любовью выполнял свои обязанности. Его бойцы непрестанно совершенствовали выучку, пополняли военные знания, блистали дисциплиной и строевой выправкой.
Оба Константина вслед за Луньковым, Мацкевичем, Добрицгофером, Любимовым овладели подрывным делом и возглавили диверсионные группы. Весной, летом и осенью 1942 года наш отряд совершал регулярные нападения на вражеские эшелоны на участках Молодечно - Минск, Минск - Борисов, Минск - Осиповичи и Минск Столбцы.
Несколько десятков километров железнодорожного полотна стали нашим постоянным фронтом борьбы. Мы производили взрывы то в одном месте, то в другом, то в третьем, останавливая движение поездов на сутки и более.
Противник принимал разнообразные меры, чтобы пресечь партизанскую рельсовую войну, однако это ему не удавалось. Никакая армия мира не располагает такой тыловой охраной, чтобы расставить ее вдоль железнодорожных коммуникаций сплошняком. А коли есть неохраняемые отрезки, то диверсанты непременно их подорвут. Да и охрана бывает разная. Если она немногочисленна, а подкрепление находится далеко, то партизаны с большим удовольствием ее перебьют, а потом и основное задание выполнят.
На контролируемых нами участках железной дороги поезда стали ходить со скоростью менее 20 километров в час. Это делалось для того, чтобы при наезде на мину пострадало как можно меньше вагонов. На высокой скорости под откос летит минимум половина эшелона, а при медленной езде - паровоз и четыре шесть вагонов.
Мало того, фашисты, справедливо страшась ночного времени, придумали по ночам жечь костры на полотне, используя для этой цели местное население. Ввели в окрестных деревнях своеобразную "костровую" повинность и выгоняли на нее жителей от мала до велика. Причем что парадоксально - люди эти не подвергались репрессиям в случае, если на участке, освещенном их кострами, все-таки подрывался состав и сходил с рельсов. Оккупанты логично рассудили: если казнишь группу "костровиков", на следующую ночь жители уйдут в леса и болота, станут питаться грибами и кореньями, и никакими посулами, никакой силой их оттуда не выгонишь. А наши диверсанты выполняли свое дело, невзирая на костры, более того, установили связи с населением, и люди им сигнализировали о местонахождении фашистских патрулей.
У Константина Сермяжко в Смолевичском районе жили два брата - подростки Гриша и Коля. Их тоже выгоняли на ночную повинность, и они пользовались этим, чтобы помогать брату успешно взрывать рельсы. В отряде находилась жена Сермяжко, комсомолка Валентина, работала разведчицей. Так что сражались они с ненавистным врагом целой семьей, и таких боевых патриотических семей в те грозные времена насчитывались многие тысячи.
Во время войны совершенно незнакомые люди сходились очень быстро. У всех была общая огромная беда, одна забота, одна судьба. Тем более это касалось обстановки вражеского тыла, партизанского отряда. Бойцы и командиры, кроме чисто деловых отношений, были связаны большой личной дружбой, ценили, уважали друг друга, берегли от шальной пули и опрометчивого шага. На досуге партизаны любили побеседовать по душам, раскрыть боевому побратиму самое сокровенное, задушевное.
Так что я нисколько не удивился, когда заметил, что оба моих Константина стали часто уединяться в укромном уголке и вести долгие разговоры. На дворе уже стояла осень, багряно-желтые червенские леса обнажились, чернели мокрыми стволами, пожухла трава и по утрам покрывалась седым инеем. А жили мы все еще в летнем лагере, в сырых шалашах, накрытых выкрашенными зеленой краской парашютами. Обстановка в высшей степени спортивная, и молодежь чувствовала себя в ней прекрасно. Я тоже еще не был стар, летом сравнялось 43 года, но позади у меня уже была Белоруссия - та, первая, 20-х годов, партийное подполье, бесконечные скитания по лесам и болотам. Кроме хронического бронхита, я тогда прихватил и злейший ревматизм. В перерывах между войнами отдыхать и лечиться приходилось не очень много, служба в армии и органах госбезопасности крайне напряженная и беспокойная, вот порой и разгуляется боль в суставах.
В то раннее дождливое октябрьское утро я лежал у себя и раздумывал, как бы это выбраться из шалаша и приступить к текущим делам так, чтобы бойцы и командиры не догадались о моем ревматизме. Снаружи раздались шаги по хлюпающей почве и послышался быстрый, энергичный говор Сермяжко. Потом подал голос Усольцев:
- Товарищ майор, разрешите войти?
- Влезайте, ребята, влезайте,- сказал я, садясь на постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159