Он опирался в своей деятельности на целую систему подчиненных ему учреждений, в том числе на чудовищно раздутый аппарат абвера, полиции безопасности и СД, жандармерии, зондеркоманд и охранной полиции из местных предателей.
Постоянный военный гарнизон в Минске насчитывал всего 5 тысяч солдат, но фактически весь город был заполнен войсками. Все сохранившиеся дома, площади и улицы были наводнены оккупантами. Круглые сутки сновали посыльные, фырча, проносились мотоциклы и штабные машины, эсэсовские патрули вышагивали по мостовым, заглядывали в подворотни, останавливали прохожих, проверяли документы и обыскивали. То и дело проводились облавы, расстрелы, казни через повешение.
Жизнь подпольщиков в столице Белоруссии была невероятно сложна и опасна, потери они несли огромные, но тем не менее продолжали яростно бороться за свободу родной земли. В кровопролитной войне с иноземным нашествием это были герои из героев, им приходилось труднее всех. Партизаны все-таки находились среди товарищей, сообща выполняли боевые задания, вместе переносили неисчислимые тяготы лесной походной жизни. А подпольщики, как правило, работали в одиночку, окруженные врагами, каждый шаг им стоил чудовищного напряжения физических и моральных сил, смерть висела над ними ежеминутно, и когда они попадали в лапы фашистов, то молча умирали в подвалах СД или на виселицах, часто оставаясь безвестными для истории. Но я уверен, что с годами будут восстановлены имена всех героев и мучеников минского подполья и Родина воздаст должное своим славным сынам и дочерям, которые не носили формы, зачастую не имели оружия, но были подлинными бойцами переднего края.
Проблема проникновения в захваченный город заставила моих друзей-партизан и меня серьезно подумать. Никаких сведений о царящих там порядках у нас пока не имелось, мы даже не знали, каковы особенности паспортного режима, не видели последних образцов гитлеровских пропусков, справок, аусвайсов (удостоверений личности), печатей. Печать фашистские патрули рассматривали обычно с особой тщательностью. Если она была плохо выполнена, то это означало провал разведчика, верную гибель.
Воронянский, Тимчук, Луньков и я беседовали с партизанами и бойцами спецотряда. К выполнению рискованного задания был готов любой, что лишний раз говорило о высоких патриотических качествах наших людей. Однако мы тщательно отбирали добровольцев, чтобы послать таких, которые имели в Минске родственников или знакомых и могли свободно ориентироваться.
Из отряда особого назначения выбрали парторга политрука Николая Кухаренка и оперуполномоченного Михаила Гуриновича, из отряда "Мститель" - начальника особого отдела Максима Воронкова, бывалого партизанского разведчика Владимира Романова и комсомолку Настю Богданову.
Николай Кухаренок был не только храбрым воином, но и умелым партийным вожаком. За время рейда в тыл врага и первых операций на оккупированной территории он много сделал для политического воспитания бойцов, сплочения коллектива.
Михаил Гуринович родился в Белоруссии, хорошо знал родной край, имел высшее образование, за два года до войны стал коммунистом. В наш спецотряд он вступил в апреле 1942 года и успел показать себя настолько ярко, что его избрали в бюро партийной организации.
Максим Яковлевич Воронков, самый старший из разведчиков, был принят в партию еще в 1932 году. С первых дней фашистской оккупации перешел на нелегальное положение, в декабре 1941 года вступил в партизанский отряд Воронянского. Позднее он с согласия своего командира перешел к нам в спецотряд, как опытный оперативный работник.
Владимир Романов был тот самый отважный партизан, с группой которого мы повстречались в предрассветных сумерках, когда он командовал шестью бойцами, как целым стрелковым подразделением.
Настя Богданова, хрупкая девушка, поначалу показалась мне странным явлением в партизанском лагере.
- Послушай,- сказал я Воронянскому,- ей место не здесь, а где-нибудь на танцплощадке или на пионерском сборе.
- Ошибаешься,- ответил Воронянский.- Настя - боевая дивчина. У нее на счету восемь фашистов! В бою она прямо Жанна д'Арк.
После такого сообщения я проникся к ней уважением. Когда мы включили ее в пятерку, она воскликнула:
- Вот здорово, у меня ведь уцелел минский паспорт!
- Замечательно! - порадовался Тимчук.- Может, еще у кого сохранились подходящие документы?
Остальные четверо огорченно развели руками. Тимчук, Морозкин и я уединились для работы над бумагами для разведчиков. Захваченные во время налета на волостное правление в Заречье бланки пропусков, штампы и печати оказались весьма кстати. Мы изготовили для Насти пропуск, справку о том, что ей разрешены выезд и въезд в Минск, а для пущей убедительности поставили штамп и печать еще и в паспорте. Честно говоря, у нас не было полной уверенности в том, что все наши хитрости уберегут Богданову от опасности: фашисты могли изменить форму или текст пропуска и вообще ввести неведомые нам дополнения к документам. Но что оставалось делать? Разведка всегда сопряжена с риском, а к любым искусно сымпровизированным бумагам необходимы также смелость, решительность, умение перевоплощаться.
На группу мы возлагали большие надежды. Кухаренок до войны работал в Минске на железной дороге, сейчас там жила его мать. У Воронкова в городе осталась сестра Анна, а у Гуриновича - жена, Вера Зайцева. Настя Богданова могла пригодиться для связи с родственницами других разведчиков, ведь это так естественно, когда к женщине заходит ее знакомая, ведет долгие разговоры, а порой остается переночевать. Трудно что-либо заподозрить в таких фактах. Если же в доме появляется мужчина, это настораживает, потому что он может быть окруженцем, беглым военнопленным, подпольщиком или партизаном.
Перед выходом разведчиков из лагеря я тщательно проинструктировал пятерку по "технике безопасности", ибо от ее соблюдения целиком зависел успех операции. Кухаренку сообщил координаты некоторых наших людей из списка явок, полученного мною в наркомате. Он должен был разыскать этих товарищей, если они сохранились, договориться о встречах, паролях и передать задание - начинать работу.
Вместе с минской пятеркой разведчиков ушли боец спецотряда Кузьма Борисенок и младший лейтенант Николай Ларченко. Их путь лежал в Руденский и Пуховичский районы, находящиеся юго-восточнее Минска, где им предстояло установить связи с местными патриотами.
Не без волнения отпускали мы своих людей. Оккупационные документы были у одной Насти, все остальные вместо аусвайсов засунули в карманы пистолеты и гранаты. Богданову мы предупредили: если документы вызовут подозрение, пусть ссылается на путаников из волостного правления и местной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159