Меньшиков вел колонну по лыжне, проложенной разведкой. В темноте мы бесшумно перешли железную дорогу, затем Варшавское шоссе и к утру были у Княжьего ключа:
Местность вокруг лагеря хранила следы нашего боя с карателями. Стволы сосен пробиты пулями и оцарапаны осколками, земля изрыта взрывами, снег вытоптан, усеян осыпавшейся хвоей, патронными гильзами, фашистскими касками, пустыми пулеметными лентами. Повсюду чернели пятна заледеневшей крови и стояли нетронутыми таблички, спасшие лагерь от уничтожения,- "Осторожно, мины!". Вот когда пригодилась нам эта партизанская уловка.
Из лагеря навстречу нам бросились Малев, Луньков и Сермяжко. За ними показались Сорока, Мотевосян, Шешко, диверсанты спецотряда и партизаны.
На душе было отлично. Победы на фронте, удачная тактика во время карательной кампании, живые друзья по оружию...
- По такому случаю,- сказал я, подозвав начхоза Коско,- разрешаю всем по кружке того напитка, который твои хлопцы получают из буряка. Забыл, как он называется...
- Ура Градову! - завопили отдельные энтузиасты, но я их остановил.
- Не мне ура, ура Сталинграду, товарищи!
Приключения Лунькова
В ночной неразберихе.-Семеро на одного.- Среди своих.- Под носом у врага.Польза военной хитрости.- Что страшнее смерти?
После партизанского банкета, посвященного Сталинградской победе и благополучному исходу нашей зимней оборонительной операции, руководители четырех отрядов стали решать проблемы дислокации. В уцелевших землянках лагеря Княжий ключ с трудом разместились отряды Сороки и Мотевосяна. Их собственные базы были до основания разорены карателями. Оба командира рассудили, что в преддверии весны им нет смысла восстанавливать зимние квартиры и что наступления теплых дней, когда партизанскими жилищами становились палатка да шалаш, они дождутся в удаленных от фашистских гарнизонов деревнях. Аналогичное решение принял и Арестович.
Мы договорились о регулярных контактах, обмене разведывательной информацией, оперативном взаимодействии и в тот же день расстались.
Спецотряд "Непобедимый" остался в лагере один. Бойцы принялись устраиваться по-новому на старом месте. Ремонтировали разрушенные минами землянки, возобновляли маскировку, приводили в порядок оборонительные позиции. Долик Сорин и другие бойцы хозяйственного взвода возвратили окрестным жителям лошадей, взятых накануне карательной акции. Рахматулла Мухамедьяров заделывал изрешеченные осколками стены конюшни. Повара во главе с Марией Сенько чинили кухню. Помощник начхоза Николай Андреевич Вербицкий занялся одним из важнейших объектов партизанского тыла - баней. Вскоре из ее трубы повалил дымок, а у дверей выстроилась очередь парней. Николай Андреевич появился на пороге бани, выпачканный сажей, недовольно хмыкнул и зычным голосом приказал:
- Разойдись!
- Да ты что! - пробовали возражать парни.- Да мы из взвода разведки, три недели в седле, не то что помыться, поспать некогда было!
- Разойдись! - повторил Вербицкий.- В первую очередь моются женщины.
- Вот тебе раз! - упрямились парни.- Нешто нынче 8 марта? Февраль на дворе, дядя!
- Разговорчики! - повысил голос Вербицкий.- Вне зависимости от времени года и боевой обстановки женщин пропускаем вперед. Так было в мирное время, так будет всю войну. Кто несогласный, может жаловаться товарищу Градову. Товарищ Градов научит вас культуре поведения!
Никто ко мне с жалобой не пошел, а, напротив, самые упрямые первыми побежали в девичью землянку с приглашением мыться вне очереди. Командный состав отряда и все 50 коммунистов прилагали немало стараний, чтобы в суровой, полной лишений, испытаний и риска лесной жизни бойцы не загрубели душой, чтобы не появилось у них равнодушие или презрение к элементарным нормам человеческого общежития и чтобы в любой мелочи они продолжали оставаться людьми.
Пока снаружи происходили все эти будничные события, я уединился с Луньковым в штабной землянке и слушал его рассказ о злоключениях во время карательной экспедиции. В нынешнем году ему исполнилось 40 лет, его голубые глаза несколько выцвели от ослепительного блеска снегов, всегда коротко остриженные черные волосы еще больше поседели на висках. Голос у него был ровный, мужественный, он звучал неторопливо и плавно под высокими сводами землянки, обитой изнутри зеленым парашютным шелком.
Нашим стремительным контрманеврам в замерзших лесах и болотах порой сопутствовала неразбериха и сумятица, тем более, если дело происходило ночью, под завывание пурги, в судорожном свете вражеских ракет и стрекотании автоматов со всех сторон. Когда отряд уходил с острова, что в Вороничских болотах, Луньков услышал возглас с командного пункта:
- Проверить обоз!
Зная, как важны для отряда запасы продовольствия и боепитания в период карательных экспедиций, начальник штаба решил лично выполнить неведомо кем отданное распоряжение. Его подстегивало еще и то, что, уходя с острова, он видел, как замешкались наши хозяйственники, долго не пристраиваясь к общей колонне. Но когда он вернулся, саней хозвзвода на прежнем месте уже не застал, и вообще остров был полностью очищен. Луньков повернул назад и пешком по глубокому снегу пытался догнать ушедший от атаки эсэсовцев спецотряд. Кое-как нащупал протоптанную колонной дорогу и только хотел прибавить шагу, как увидел в 100 метрах от себя семерых немецких автоматчиков. Они были в белых маскировочных халатах, как и бойцы спецотряда, но отличались манерой поведения: шли медленно, с опаской, озираясь по сторонам - точь-в-точь словно крестьяне из глухой деревушки, впервые очутившиеся на грохочущих проспектах большого города.
"Господи, как неуютно им на нашей партизанской земле",- мелькнула мысль у Алексея. Следующая его мысль была более конкретной и тревожной: полевая сумка! В сумке у Лунькова хранились штабные документы, лучшей находки для абвера и СД не придумаешь - списки личного состава, карты, копии приказов и радиограмм Центра. Уничтожить бумаги не представлялось возможным - попробуй разведи из них костер в такой близости от врагов. Мигом подскочат, дадут очередь по ногам, оглушат, повалят, даже убьют, а потом затопчут огонь и захватят все содержимое сумки, помеченное строгим грифом "сов. секретно".
Но не напрасно Луньков участвовал в гражданской войне на Дальнем Востоке и долгие годы провел на тамошней беспокойной границе. Суровая боевая школа научила его не терять присутствия духа в любой критической ситуации. Решение пришло мгновенно: Алексей бросился в снег и накрылся маскхалатом. Каратели, не видя его, подходили все ближе и ближе. Луньков навел на них автомат и хладнокровно ждал. Когда до эсэсовцев оставалось несколько метров, начальник штаба выпустил длинную очередь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159