— Это был гром? — с надеждой спросила я.
— Вроде бы да.
Я бросилась к окну и выглянула на улицу. Пустой пакет из-под чипсов, все лето мирно пролежавший на асфальте, летел над тротуаром, подгоняемый порывами ветра. А потом полил дождь, и мир за окном изменился.
Улицы и сады из тусклых и серых от пыли сделались темными и блестящими, яркая зелень деревьев стала почти черной.
Это было прекрасно.
Воздух стал свежим, ароматным и прохладным. Запах мокрой травы хлынул мне навстречу, когда я, рискуя вывалиться, высунулась из окна по пояс.
Мне на лицо падали частые крупные капли, тяжелые, как градины.
Я люблю грозы. Только в грозу я пребываю в мире с самой собою. Бушующая стихия меня успокаивает.
Очевидно, это не только потому, что я странная; тому есть строго научное объяснение. Грозы насыщают воздух отрицательными ионами, и хоть я и не понимаю, кто они такие, но знаю, что они благотворно влияют на самочувствие. Когда я прочла об этом, то даже купила комнатный ионизатор, чтобы дышать грозовым воздухом все время.
Хотя с настоящей грозой он не сравнится.
Снова загремел гром, и комната озарилась серебристыми сполохами.
В мгновенной вспышке света стол, стулья и остальная мебель в гостиной показалась мне испуганной, как люди, которых внезапно разбудили, включив верхний свет в спальне.
Дождь лил и лил, и я чувствовала, как при каждом ударе грома что-то вздрагивает у меня внутри.
— Правда, удивительно? — спросила я, с улыбкой оборачиваясь к Дэниэлу.
Он стоял в двух шагах от окна и наблюдал за мной. Взгляд у него был внимательный и серьезный.
Я тут же застеснялась. Еще подумает, что я чокнутая, если радуюсь ливню.
Потом странное, напряженное выражение исчезло с его лица, и он улыбнулся.
— Забыл, что ты всегда любила дождь. Как-то ты мне сказала, что во время дождя чувствуешь, что твой внутренний мир соответствует внешнему.
— Неужели? — совсем засмущалась я. — Неудивительно, что ты считаешь меня тронутой.
— Я? Нет! — горячо возразил он.
Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ одним уголком рта.
— Я думаю, ты удивительная, — сказал он.
У меня земля ушла из-под ног.
Потом мы надолго замолчали. Я пыталась придумать что-нибудь легкое и немного обидное, чтобы ослабить напряжение, но не могла вымолвить ни слова. Я онемела. Я была абсолютно уверена, что мне сделали комплимент, но не знала, как следует ответить.
— Отойди от окна, — наконец сказал он. — Не хочу, чтобы тебя ударило молнией.
— Будем откровенны: если это может случиться с каждым, то и со мной тоже, — ответила я, и мы оба с готовностью рассмеялись.
Хотя дистанцию по-прежнему соблюдали очень тщательно.
Дэниэл закрыл окна, и шум грозы остался снаружи.
Гром рокотал, ревел и гудел над нами. Дождь лил без остановки, и к пяти часам вечера стало темно, почти как ночью. Комнату изредка озаряли вспышки молний. По стеклам ручьями бежала вода.
— Кажется, лето кончилось, — сказал Дэниэл.
Мне стало грустно, но только на миг.
Я всегда знала, что это не навсегда, и надо жить дальше.
А осень я люблю. Осенью я покупаю новые сапоги.
Наконец гроза исчерпала всю свою силу, и дождь стучал в окна тише и ровнее. Он успокаивал, гипнотизировал, создавал особый уют. Я лежала на диване, укрытая пледом, и блаженствовала от ощущения тепла и безопасности.
Я читала книжку и ела шоколад.
Дэниэл сидел в кресле, грыз печенье, читал газеты и смотрел телевизор, выключив звук.
Кажется, за два часа мы не сказали друг другу ни слова.
Я то и дело вздыхала, ворочалась и бормотала себе под нос: «Ого, вот здорово» или «Обалдеть, лучше просто не скажешь», а Дэниэл улыбался в ответ, но не думаю, что это можно считать разговором.
Общаться нас заставил только голод.
— Дэниэл, я ужасно хочу есть.
— Ну…
— И не говори, что я весь день лопаю шоколад и не могу быть голодной.
— Я и не собирался, — будто бы удивился он. — Я знаю, что с печеньем и конфетами у тебя отношения особые. Хочешь, чтобы я тебя куда-нибудь сводил?
— То есть мне придется вставать с дивана?
— Намек понял. Хочешь пиццы?
Что за человек!
Он открыл ящик одного из своих странных шкафов и достал кипу листовок и брошюрок меню пиццы с доставкой на дом.
— Вот полистай и реши, чего ты хочешь.
— А это обязательно?
— Нет, если не хочешь.
— Но как же я тогда узнаю, что можно заказать?
Дэниэл стал читать мне вслух.
— Корочка мягкая или хрустящая?
— Мягкая.
— Тесто из пшеничной муки или с отрубями?
— Из пшеничной! Отруби — придумают же такую гадость.
— Порция маленькая, средняя, большая?
— Маленькая.
— Ну ладно, тогда средняя.
Когда заказ был сделан, наш разговор прервался.
Мы смотрели телевизор, ели, обменивались репликами. Не могу припомнить, когда я в последний раз испытывала такое счастье.
Я нисколько не преувеличиваю, особенно если учесть, что пару недель подряд всерьез думала о самоубийства.
За вечер два-три раза звонил телефон, но, когда Дэниэл подходил, трубку вешали. Подозреваю, что это была какая-нибудь из сотен его бывших подруг. Мне даже стало неуютно, потому что я вспомнила, как сама вот так звонила мужчинам, которые разбивали сердце мне. Будь у Гаса телефон, я, наверно, проделывала бы это по десять раз в день.
Потом Дэниэл отвез меня домой. Я настояла, чтобы он высадил меня у светофора.
— Нет, — запротестовал он. — Ты промокнешь насквозь.
— Дэниэл, пожалуйста, — взмолилась я. — Боюсь, Карен увидит твою машину.
— И что тут такого?
— Она меня со свету сживет.
— Мы имеем полное право видеться.
— Возможно, — согласилась я. — Но мне с ней еще жить в одной квартире. Ты бы так не храбрился, будь она твоей соседкой.
— Пошли вместе, и я сам с ней разберусь, — пригрозил он.
— Ой, нет! — воскликнула я. — Ни за что на свете. — И добавила уже спокойнее: — Не надо. Я сама с ней поговорю. Так будет лучше.
58
Я бежала домой по лужам под проливным дождем и всю дорогу мучилась, что скажу Карен, когда она спросит, где я была. Проще всего, конечно, соврать, вот только она наверняка поймет, что я вру.
Да и потом, зачем мне врать? Я ничего плохого не сделала, твердила я себе.
Я имею полное право видеться с Дэниэлом, он мой друг и был моим другом с незапамятных времен, задолго до того, как познакомился с Карен, да если на то пошло, и до того, как я сама познакомилась с Карен.
Все это звучало очень убедительно, пока я шла по улице.
Но стоило мне вставить в дверь ключ, как вся моя храбрость куда-то делась.
— Где тебя носило?
Карен ждала меня. Лик ее был ужасен, на столе дымилась переполненная пепельница.
— Э-э-э…
Я бы с радостью соврала, не будь так очевидно, что она уже все знает.
Откуда она узнала? Кто проболтался?
Потом Шарлотта рассказала мне, что Адриан. Когда паб закрылся, они с Карен решили взять напрокат кассету, чтобы убить еще пару часов ненужного им свободного времени, и Адриан спросил их, кто «тот стильный ублюдок в шикарной тачке», с которым я уехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135