Порой, когда он ловил себя на том, что отчеты становятся все многословнее, ему в самом деле начинало так казаться. В другие времена он понимал, что извращению тут нет места: просто он должен был понять географию предательства; он хотел составить схему самого печального, что его постигло в жизни.
Действительно ли имело место все то, что описывала его жена? Штерн никогда не был в этом уверен. Но действительных или вымышленных, он все же видел перед собой ее любовников. Он видел, как они стараются, обливаясь потом. Он видел также – она настаивала на этом, – в какой мере его жена отвечает их стараниям: куда активнее, утверждала она, чем с ним. Это была еще одна неизбежная травма. Он заслуживал ее, он ждал ее. Когда она поразила его, он был спокоен; он отстраненно размышлял, какую очередную пытку она приготовила.
От нее вечно надо было ждать неожиданностей. Ребенок в прошлом году, который то ли существовал, то ли нет; то ли он был его, то ли нет. В этом году, подумал он, Окленд: оружие, которое столь долго хранилось в резерве, выходит на сцену.
Обаятельная двусмысленность лжи; неизменная соблазнительность полуправды; очарование загадки или головоломки без решения – Констанца все это обожала. Он мстил ей обманом, сконструировав головоломку с тайной квартирой и нанятой женщиной. Штерн вцепился в хромированные подлокотники кресла. Руки у него обычно были сухими и прохладными, но странная испарина, сегодня выступившая на ладонях, оставила на металле влажные следы пальцев. Он посмотрел на их отпечатки, завитки которых единственно могли опознать его, отпечатавшись на металле ручек кресла. На воздухе они испарялись; пока он смотрел на них, они исчезали с глаз.
Разрушение требует огромного расхода энергии, устало думал он. Столько времени, столько мучений, но он начинал понимать, что и он, и Констанца находятся в плену своего брака. Он подумал: найти друг друга мы сможем только через боль; между нами есть тайный сговор, в котором сплелись истязаемый и палач. Заложник и его охрана нуждаются друг в друге. Нет близости, подумал он, теснее, чем эта.
Он взял пальто, почти собравшись уходить. Но тут он отчетливо представил, почти услышал, как точно по времени заскрежетал его ключ в замке. «Вот до чего я дошел», – мелькнула у него мысль. Можно ли что-то изменить, пусть даже сейчас? Он положил пальто обратно и затем, когда певица вошла в комнату, поднялся ей навстречу.
На Бланш Лэнгриш была кокетливая шляпка. Маленькая вуаль в мушках скрывала синеву ее глаз. Высокие каблучки процокали по паркету. Она прямиком направилась к окну.
– Бедный парень. Он по-прежнему на месте. Как раз через улицу. Он уныл, как смертный грех. Замерз до костей.
Она деловито сняла шляпку. Перебросив пальто через спинку кресла, она привела в порядок белокурые кудряшки.
– Ручаюсь, у него при себе блокнот. Хотя я никогда не видела его, но уверена, что он существует. Думаю, пришло время предоставить ему возможность что-нибудь записать в него. События развиваются, заметил он. Что вы скажете?
– Что вы имеете в виду?
– О, вы можете позволить себе улыбнуться. – Бланш искоса посмотрела на него. – Знаете, я уже начинаю удивляться, – вздохнула она. – Как насчет поцелуя? Мы можем продемонстрировать ему поцелуй – для начала.
– Вы думаете, что поцелуй может… приободрить его?
– Конечно. Если вы спрашиваете, я придумаю еще кое-что – но поцелуй для начала. – Она повернулась к Штерну, бросив на него ободряющий взгляд. – Знаете, а вы мне нравитесь. Вы симпатичный. Меня привлекает, как вы одеваетесь. Кстати, сколько вам лет?
– Моя дорогая, – Штерн не слушал ее. Он подошел к окну, оценив выразительность своего силуэта. – Моя дорогая, вы не можете представить себе, насколько я древняя личность, особенно когда нахожусь в обществе такой очаровательной молодой женщины…
– Так сколько вам лет?
– Мне… Пятьдесят семь, – ответил Штерн.
Это было правдой, и она удивила его.
– Вы не выглядите на свои годы. – Бланш взяла его за руку. – В любой день недели вам нельзя дать больше сорока восьми. Бросьте, не смотрите так грустно. Развеселитесь. – Она помолчала. – Вам не хочется целовать меня?
– Предполагаю, что я мог бы себе это позволить.
Штерн подошел к ней. Он обнял Бланш Лэнгриш. После хрупкого изящества своей жены он удивился ее росту. От ее кожи нежно пахло молоком и пудрой.
– Вы не против губной помады?
– Нет. Я не против губной помады.
– «Розовый фламинго». Так она называется. Вот интересно – откуда берутся такие названия? – Она чуть отступила. – Подойдите поближе. Отсюда он нас не видит. Вот так.
Штерн поцеловал ее. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как он целовал другую женщину, кроме своей жены; поцелуй показался ему странным, каким-то механическим. Руки надо держать так, приблизить губы вот так. От Бланш Лэнгриш пахло косметикой, и запах этот был довольно приятен.
– Ну, не знаю, как ему… – Бланш показала в сторону окна и улыбнулась, – но мне понравилось. Я так и знала. Хотите еще раз?
– Может, нет. Не стоит доставлять ему излишние радости.
– А как насчет меня? – Бланш кокетливо улыбнулась. Она отошла от окна и опустилась на диван белой кожи. Она скинула свои туфельки на высоких каблучках и проверила, симметрично ли расположены стрелки на чулках. Пошевелила маленькими розовыми пальчиками ног и оценивающе посмотрела на Штерна.
– Знаете, о чем я сегодня подумала? Я подумала: двести баксов в неделю, чтобы только сидеть на заднице и разговаривать. Неужели я стою таких денег? Вот что я подумала. Я могла бы дать вам куда больше, вы же знаете.
– Это весьма великодушно с вашей стороны, но…
– То есть не стоит? О'кей. – Она вздохнула. – Я так и думала, что вы это скажете. – Бланш потянулась. – Послушайте… почему бы вам не быть со мной откровенным? Болтать я не стану. Но меня разбирает любопытство. То есть все вот это… Вы хотите развода, да?
– Развода? – Это предположение удивило Штерна. Такая возможность никогда не приходила ему в голову. – Нет. – Он отвел глаза. – Нет, я не ищу развода.
– Но вы же женаты, так?
– Да. Я женат.
– О'кей. Конец расспросам. Разве что… – Она замялась. Ногой в чулке она описала круг на паркете. – Разве что я думаю… знаете, о чем я думаю? Она, должно быть, сумасшедшая, ваша жена.
– Она предельно далека от этого.
– Да? Она ставит вас в такое положение, унижает вас. Она теряет вас. А есть куча женщин, которые…
– Я не хотел бы обсуждать мою жену, Бланш.
– Извините, я перешла границу. О'кей. Вы верны ей. Это я могу понять. – Она помолчала. К удивлению Штерна, она покраснела. – Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь хотя бы посмотрели на меня, вот и все. Может, дело в этом.
– А я и так смотрю на вас. Мы… разговариваем.
– О, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Действительно ли имело место все то, что описывала его жена? Штерн никогда не был в этом уверен. Но действительных или вымышленных, он все же видел перед собой ее любовников. Он видел, как они стараются, обливаясь потом. Он видел также – она настаивала на этом, – в какой мере его жена отвечает их стараниям: куда активнее, утверждала она, чем с ним. Это была еще одна неизбежная травма. Он заслуживал ее, он ждал ее. Когда она поразила его, он был спокоен; он отстраненно размышлял, какую очередную пытку она приготовила.
От нее вечно надо было ждать неожиданностей. Ребенок в прошлом году, который то ли существовал, то ли нет; то ли он был его, то ли нет. В этом году, подумал он, Окленд: оружие, которое столь долго хранилось в резерве, выходит на сцену.
Обаятельная двусмысленность лжи; неизменная соблазнительность полуправды; очарование загадки или головоломки без решения – Констанца все это обожала. Он мстил ей обманом, сконструировав головоломку с тайной квартирой и нанятой женщиной. Штерн вцепился в хромированные подлокотники кресла. Руки у него обычно были сухими и прохладными, но странная испарина, сегодня выступившая на ладонях, оставила на металле влажные следы пальцев. Он посмотрел на их отпечатки, завитки которых единственно могли опознать его, отпечатавшись на металле ручек кресла. На воздухе они испарялись; пока он смотрел на них, они исчезали с глаз.
Разрушение требует огромного расхода энергии, устало думал он. Столько времени, столько мучений, но он начинал понимать, что и он, и Констанца находятся в плену своего брака. Он подумал: найти друг друга мы сможем только через боль; между нами есть тайный сговор, в котором сплелись истязаемый и палач. Заложник и его охрана нуждаются друг в друге. Нет близости, подумал он, теснее, чем эта.
Он взял пальто, почти собравшись уходить. Но тут он отчетливо представил, почти услышал, как точно по времени заскрежетал его ключ в замке. «Вот до чего я дошел», – мелькнула у него мысль. Можно ли что-то изменить, пусть даже сейчас? Он положил пальто обратно и затем, когда певица вошла в комнату, поднялся ей навстречу.
На Бланш Лэнгриш была кокетливая шляпка. Маленькая вуаль в мушках скрывала синеву ее глаз. Высокие каблучки процокали по паркету. Она прямиком направилась к окну.
– Бедный парень. Он по-прежнему на месте. Как раз через улицу. Он уныл, как смертный грех. Замерз до костей.
Она деловито сняла шляпку. Перебросив пальто через спинку кресла, она привела в порядок белокурые кудряшки.
– Ручаюсь, у него при себе блокнот. Хотя я никогда не видела его, но уверена, что он существует. Думаю, пришло время предоставить ему возможность что-нибудь записать в него. События развиваются, заметил он. Что вы скажете?
– Что вы имеете в виду?
– О, вы можете позволить себе улыбнуться. – Бланш искоса посмотрела на него. – Знаете, я уже начинаю удивляться, – вздохнула она. – Как насчет поцелуя? Мы можем продемонстрировать ему поцелуй – для начала.
– Вы думаете, что поцелуй может… приободрить его?
– Конечно. Если вы спрашиваете, я придумаю еще кое-что – но поцелуй для начала. – Она повернулась к Штерну, бросив на него ободряющий взгляд. – Знаете, а вы мне нравитесь. Вы симпатичный. Меня привлекает, как вы одеваетесь. Кстати, сколько вам лет?
– Моя дорогая, – Штерн не слушал ее. Он подошел к окну, оценив выразительность своего силуэта. – Моя дорогая, вы не можете представить себе, насколько я древняя личность, особенно когда нахожусь в обществе такой очаровательной молодой женщины…
– Так сколько вам лет?
– Мне… Пятьдесят семь, – ответил Штерн.
Это было правдой, и она удивила его.
– Вы не выглядите на свои годы. – Бланш взяла его за руку. – В любой день недели вам нельзя дать больше сорока восьми. Бросьте, не смотрите так грустно. Развеселитесь. – Она помолчала. – Вам не хочется целовать меня?
– Предполагаю, что я мог бы себе это позволить.
Штерн подошел к ней. Он обнял Бланш Лэнгриш. После хрупкого изящества своей жены он удивился ее росту. От ее кожи нежно пахло молоком и пудрой.
– Вы не против губной помады?
– Нет. Я не против губной помады.
– «Розовый фламинго». Так она называется. Вот интересно – откуда берутся такие названия? – Она чуть отступила. – Подойдите поближе. Отсюда он нас не видит. Вот так.
Штерн поцеловал ее. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как он целовал другую женщину, кроме своей жены; поцелуй показался ему странным, каким-то механическим. Руки надо держать так, приблизить губы вот так. От Бланш Лэнгриш пахло косметикой, и запах этот был довольно приятен.
– Ну, не знаю, как ему… – Бланш показала в сторону окна и улыбнулась, – но мне понравилось. Я так и знала. Хотите еще раз?
– Может, нет. Не стоит доставлять ему излишние радости.
– А как насчет меня? – Бланш кокетливо улыбнулась. Она отошла от окна и опустилась на диван белой кожи. Она скинула свои туфельки на высоких каблучках и проверила, симметрично ли расположены стрелки на чулках. Пошевелила маленькими розовыми пальчиками ног и оценивающе посмотрела на Штерна.
– Знаете, о чем я сегодня подумала? Я подумала: двести баксов в неделю, чтобы только сидеть на заднице и разговаривать. Неужели я стою таких денег? Вот что я подумала. Я могла бы дать вам куда больше, вы же знаете.
– Это весьма великодушно с вашей стороны, но…
– То есть не стоит? О'кей. – Она вздохнула. – Я так и думала, что вы это скажете. – Бланш потянулась. – Послушайте… почему бы вам не быть со мной откровенным? Болтать я не стану. Но меня разбирает любопытство. То есть все вот это… Вы хотите развода, да?
– Развода? – Это предположение удивило Штерна. Такая возможность никогда не приходила ему в голову. – Нет. – Он отвел глаза. – Нет, я не ищу развода.
– Но вы же женаты, так?
– Да. Я женат.
– О'кей. Конец расспросам. Разве что… – Она замялась. Ногой в чулке она описала круг на паркете. – Разве что я думаю… знаете, о чем я думаю? Она, должно быть, сумасшедшая, ваша жена.
– Она предельно далека от этого.
– Да? Она ставит вас в такое положение, унижает вас. Она теряет вас. А есть куча женщин, которые…
– Я не хотел бы обсуждать мою жену, Бланш.
– Извините, я перешла границу. О'кей. Вы верны ей. Это я могу понять. – Она помолчала. К удивлению Штерна, она покраснела. – Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь хотя бы посмотрели на меня, вот и все. Может, дело в этом.
– А я и так смотрю на вас. Мы… разговариваем.
– О, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231