Правда, в разговоре чувствовалась одна странность: он был полностью обезличен.
Ни до обеда, ни во время его ни разу не упоминалось имя моей крестной матери. Едва только разговор мог повернуть в эту сторону: когда заходила речь о друзьях, нашедших друг друга, о моей работе декоратора, Штерн, заметила я, мягко приглушал эти темы, меняя предмет разговора. Он продолжал держать вожжи общения в своих руках.
Френк не пытался возражать этим вежливым уверткам: по сути, порой мне казалось, что он поддерживает их. Меня это удивило. Я ожидала, что Штерн начнет говорить о Констанце, по крайней мере, спросит о ней. Я даже считала, что именно моя связь с ней послужила причиной того, что он хотел меня увидеть.
Ближе к одиннадцати, когда с обедом было покончено, Френк собрался уходить. Он уже раньше объяснил суть проблемы, которая требует его присутствия в институте, и Штерн не выказал признаков разочарования, что обед заканчивается подобным образом. Предположив, что он, должно быть, устал, я сказала, что и мне, наверно, тоже пора уходить, но Штерн настоял, чтобы я осталась еще немного.
– Прошу вас, моя дорогая. Я терпеть не могу пить кофе в одиночестве. А кофе у меня в самом деле превосходный. Не составите ли вы мне компанию? И более того, я даже позволяю себе сигару после обеда. Вы не против? Мои врачи, боюсь, будут возражать, но таковы уж их обязанности, вы не находите? Искать причины уже после того, как это стало бессмысленно.
Мне стало ясно, что приглашение, преподнесенное с неподражаемым шармом, нельзя отвергнуть: я едва ли не физически, сидя по другую сторону стола, чувствовала напор воли Штерна.
Мы остались сидеть, когда камердинер принес нам кофе. Штерн закурил сигару и с нескрываемым удовольствием расслабился.
– Какая жалость, – сказал он, – что Френку пришлось нас оставить. Мне бы хотелось, чтобы вы знали об этом. Было время, когда… – он помолчал, – …мне хотелось иметь сына. К сожалению, этого так и не случилось. Но будь он у меня, я бы желал, чтобы он походил на Френка Джерарда. – Наступило молчание. – Тем не менее, – спокойно продолжил он, – не сомневаюсь, что у меня нет необходимости перечислять вам его достоинства. Я знаю, что вы давно знакомы с ними. Я очень рад, дорогая, искренне рад, что он нашел вас. В свое время я опасался, что он так и не обретет счастье. Но все в прошлом. Вы должны рассказать мне о себе. Так что же случилось с Винтеркомбом? У меня остались о нем самые счастливые воспоминания.
Я рассказала ему все, связанное с этим домом; я упомянула о моих дядях – Стини и Фредди. По мере того как я говорила, я видела, как заметная сдержанность Штерна сходит на нет. Он рассказывал историю за историей, анекдот за анекдотом; он расслабился, и, я думаю, ему доставляло удовольствие говорить о далеком прошлом. Он побуждал меня рассказывать о моем детстве и о своих родителях.
– Так что видите, – сказала я, – порой мне казалось, что я была почти знакома с вами. Тетя Мод часто рассказывала о вас и, конечно…
Я успела вовремя остановиться. Я была готова добавить, что и Констанца столь же часто говорила о нем. Это упоминание, не сомневалась я, может мягко положить конец нашему вечеру.
– Да? – сказал Штерн. – Продолжайте же.
– Да… ничего. Я просто хотела сказать, как забавно, когда вы знаете кого-то, так сказать, из вторых рук, через других. Ведь все может оказаться совершенно по-иному. Не будь вашей ссоры с моими родителями, я могла бы встретить вас давным-давно, в Винтеркомбе, и…
Я снова остановилась. Штерн не сводил глаз с моего лица, он наблюдал за мной с пристальным вниманием.
– Ссора? О какой ссоре идет речь?
Я залилась краской. Попав в эту яму, я не видела, как мне выбраться. Я посмотрела на часы.
– Уже поздно. Я как раз подумала, что, может быть, мне пора.
– Моя дорогая, ничего подобного вы и не думали. Так что за ссора? – Сказано это было спокойно и вежливо, но снова я почувствовала неодолимую силу его воли.
– Вы правы. Прошу прощения. Просто я позволила себе не самое тактичное упоминание – теперь я это вижу.
– Не самое тактичное? Почему же?
– Потому, что вы не хотите разговаривать о Констанце, – выпалила я. – Я это вижу и уважаю, и я не собиралась упоминать о ней…
– Вы уже упомянули о ней. Вы заговорили о ссоре.
– Да… ну, что-то я знаю. Была какая-то размолвка из-за денег между вами и моими родителями. Вот почему вы и Констанца никогда больше не показывались в Винтеркомбе. Констанца все это мне объяснила. Я поняла. Я не сомневаюсь, что одалживать деньги друзьям не самая лучшая мысль… она всегда ведет к непониманию и размолвкам…
Я в третий раз запнулась. Пытаясь объяснить эту сложную ситуацию, я запутывалась еще больше. Штерн нахмурился.
– Но вы ошибаетесь, – сказал он холодным голосом. – Я полностью согласен с вами, что одалживать деньги друзьям или брать у них в долг – не самая умная вещь. Тем не менее я никогда не одалживал денег вашим родителям. И тем более не просил их. На деле… – его мрачность усугубилась, – я вообще не помню, чтобы мы с ними ссорились по какому бы то ни было поводу. Просто я их больше не видел, когда мой брак подошел к концу.
Я стояла при этих его словах. Когда он замолчал, я опустилась в кресло и жалобно пролепетала:
– Ох, должно быть, я все перепутала. Прошу прощения.
Штерн продолжал задумчиво смотреть на меня. Он занялся сигарой. Молчание длилось, и наконец, словно неожиданно придя к решению, он наклонился вперед.
– Что-то не так, моя дорогая? Вы выглядите такой опечаленной. Ваши только что сказанные слова вряд ли могут объяснить такое выражение. Скорее всего вас беспокоит нечто гораздо более серьезное, чем случайная обмолвка в разговоре, я думаю. – Он протянул руку и улыбнулся. – Если уж мне придется исполнять роль отца-исповедника – а в моем возрасте я вполне могу себе это позволить, – тогда первым делом я не могу не отдать должное бренди. И вы тоже, моя дорогая. Нет, не спорьте. Вам он понравится. Это очень хороший бренди.
Бренди в самом деле оказался великолепным. Он обжег мне горло и согрел желудок. Я уставилась в рюмку, думая, говорить или нет.
– Если это вам поможет, – тихо начал Штерн, – примите во внимание мой возраст. Учтите мое… положение. Вряд ли вы сможете сообщить мне нечто, что удивит меня. Кроме того… – Он помедлил. – Вы знаете, что Френк говорил со мной. Не буду скрывать, что знаком с его надеждами – и с некоторыми из его тревог.
– Френк вам все рассказал?
– Нет необходимости так вспыхивать, дорогая. Френк Джерард, в чем, я не сомневаюсь, вы уже убедились, и очень откровенен, и – для его возраста – очень скрытен. Ни о вас, ни о ком из ваших близких он не сказал ничего такого, что не мог бы сказать вам в лицо. Тем не менее я позволил себе сделать несколько собственных выводов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Ни до обеда, ни во время его ни разу не упоминалось имя моей крестной матери. Едва только разговор мог повернуть в эту сторону: когда заходила речь о друзьях, нашедших друг друга, о моей работе декоратора, Штерн, заметила я, мягко приглушал эти темы, меняя предмет разговора. Он продолжал держать вожжи общения в своих руках.
Френк не пытался возражать этим вежливым уверткам: по сути, порой мне казалось, что он поддерживает их. Меня это удивило. Я ожидала, что Штерн начнет говорить о Констанце, по крайней мере, спросит о ней. Я даже считала, что именно моя связь с ней послужила причиной того, что он хотел меня увидеть.
Ближе к одиннадцати, когда с обедом было покончено, Френк собрался уходить. Он уже раньше объяснил суть проблемы, которая требует его присутствия в институте, и Штерн не выказал признаков разочарования, что обед заканчивается подобным образом. Предположив, что он, должно быть, устал, я сказала, что и мне, наверно, тоже пора уходить, но Штерн настоял, чтобы я осталась еще немного.
– Прошу вас, моя дорогая. Я терпеть не могу пить кофе в одиночестве. А кофе у меня в самом деле превосходный. Не составите ли вы мне компанию? И более того, я даже позволяю себе сигару после обеда. Вы не против? Мои врачи, боюсь, будут возражать, но таковы уж их обязанности, вы не находите? Искать причины уже после того, как это стало бессмысленно.
Мне стало ясно, что приглашение, преподнесенное с неподражаемым шармом, нельзя отвергнуть: я едва ли не физически, сидя по другую сторону стола, чувствовала напор воли Штерна.
Мы остались сидеть, когда камердинер принес нам кофе. Штерн закурил сигару и с нескрываемым удовольствием расслабился.
– Какая жалость, – сказал он, – что Френку пришлось нас оставить. Мне бы хотелось, чтобы вы знали об этом. Было время, когда… – он помолчал, – …мне хотелось иметь сына. К сожалению, этого так и не случилось. Но будь он у меня, я бы желал, чтобы он походил на Френка Джерарда. – Наступило молчание. – Тем не менее, – спокойно продолжил он, – не сомневаюсь, что у меня нет необходимости перечислять вам его достоинства. Я знаю, что вы давно знакомы с ними. Я очень рад, дорогая, искренне рад, что он нашел вас. В свое время я опасался, что он так и не обретет счастье. Но все в прошлом. Вы должны рассказать мне о себе. Так что же случилось с Винтеркомбом? У меня остались о нем самые счастливые воспоминания.
Я рассказала ему все, связанное с этим домом; я упомянула о моих дядях – Стини и Фредди. По мере того как я говорила, я видела, как заметная сдержанность Штерна сходит на нет. Он рассказывал историю за историей, анекдот за анекдотом; он расслабился, и, я думаю, ему доставляло удовольствие говорить о далеком прошлом. Он побуждал меня рассказывать о моем детстве и о своих родителях.
– Так что видите, – сказала я, – порой мне казалось, что я была почти знакома с вами. Тетя Мод часто рассказывала о вас и, конечно…
Я успела вовремя остановиться. Я была готова добавить, что и Констанца столь же часто говорила о нем. Это упоминание, не сомневалась я, может мягко положить конец нашему вечеру.
– Да? – сказал Штерн. – Продолжайте же.
– Да… ничего. Я просто хотела сказать, как забавно, когда вы знаете кого-то, так сказать, из вторых рук, через других. Ведь все может оказаться совершенно по-иному. Не будь вашей ссоры с моими родителями, я могла бы встретить вас давным-давно, в Винтеркомбе, и…
Я снова остановилась. Штерн не сводил глаз с моего лица, он наблюдал за мной с пристальным вниманием.
– Ссора? О какой ссоре идет речь?
Я залилась краской. Попав в эту яму, я не видела, как мне выбраться. Я посмотрела на часы.
– Уже поздно. Я как раз подумала, что, может быть, мне пора.
– Моя дорогая, ничего подобного вы и не думали. Так что за ссора? – Сказано это было спокойно и вежливо, но снова я почувствовала неодолимую силу его воли.
– Вы правы. Прошу прощения. Просто я позволила себе не самое тактичное упоминание – теперь я это вижу.
– Не самое тактичное? Почему же?
– Потому, что вы не хотите разговаривать о Констанце, – выпалила я. – Я это вижу и уважаю, и я не собиралась упоминать о ней…
– Вы уже упомянули о ней. Вы заговорили о ссоре.
– Да… ну, что-то я знаю. Была какая-то размолвка из-за денег между вами и моими родителями. Вот почему вы и Констанца никогда больше не показывались в Винтеркомбе. Констанца все это мне объяснила. Я поняла. Я не сомневаюсь, что одалживать деньги друзьям не самая лучшая мысль… она всегда ведет к непониманию и размолвкам…
Я в третий раз запнулась. Пытаясь объяснить эту сложную ситуацию, я запутывалась еще больше. Штерн нахмурился.
– Но вы ошибаетесь, – сказал он холодным голосом. – Я полностью согласен с вами, что одалживать деньги друзьям или брать у них в долг – не самая умная вещь. Тем не менее я никогда не одалживал денег вашим родителям. И тем более не просил их. На деле… – его мрачность усугубилась, – я вообще не помню, чтобы мы с ними ссорились по какому бы то ни было поводу. Просто я их больше не видел, когда мой брак подошел к концу.
Я стояла при этих его словах. Когда он замолчал, я опустилась в кресло и жалобно пролепетала:
– Ох, должно быть, я все перепутала. Прошу прощения.
Штерн продолжал задумчиво смотреть на меня. Он занялся сигарой. Молчание длилось, и наконец, словно неожиданно придя к решению, он наклонился вперед.
– Что-то не так, моя дорогая? Вы выглядите такой опечаленной. Ваши только что сказанные слова вряд ли могут объяснить такое выражение. Скорее всего вас беспокоит нечто гораздо более серьезное, чем случайная обмолвка в разговоре, я думаю. – Он протянул руку и улыбнулся. – Если уж мне придется исполнять роль отца-исповедника – а в моем возрасте я вполне могу себе это позволить, – тогда первым делом я не могу не отдать должное бренди. И вы тоже, моя дорогая. Нет, не спорьте. Вам он понравится. Это очень хороший бренди.
Бренди в самом деле оказался великолепным. Он обжег мне горло и согрел желудок. Я уставилась в рюмку, думая, говорить или нет.
– Если это вам поможет, – тихо начал Штерн, – примите во внимание мой возраст. Учтите мое… положение. Вряд ли вы сможете сообщить мне нечто, что удивит меня. Кроме того… – Он помедлил. – Вы знаете, что Френк говорил со мной. Не буду скрывать, что знаком с его надеждами – и с некоторыми из его тревог.
– Френк вам все рассказал?
– Нет необходимости так вспыхивать, дорогая. Френк Джерард, в чем, я не сомневаюсь, вы уже убедились, и очень откровенен, и – для его возраста – очень скрытен. Ни о вас, ни о ком из ваших близких он не сказал ничего такого, что не мог бы сказать вам в лицо. Тем не менее я позволил себе сделать несколько собственных выводов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231