Викки, дорогая, молю тебя. У меня голова раскалывается. У меня какие-то мохнатые чертенята пляшут перед глазами. У меня вроде левую ногу парализовало. Сомневаюсь, что могу что-то слушать о любви. Кроме того, ты явно повторяешься. Влюбленные не только эгоистичны, они ужасно надоедливы.
– Неважно. Я не собираюсь останавливаться. И тебе придется слушать. Я люблю его. Кстати, я всегда любила его. Стини, ну, пожалуйста, послушай. Он не Френк Джерард, то есть это он, но и в то же время Франц Якоб. Ты должен помнить Франца Якоба.
– Я ничего не помню. Я сомневаюсь, помню ли я собственное имя. Что мы пили прошлым вечером? Портвейн? Или бренди?
– Не думай об этом. Он тебе нравится? – Я дернула Стини за руку. – Стини, он тебе нравится? Что ты о нем думаешь?
– Я воспринимаю его как очень взвинченного молодого человека. – Стини издал вздох. – У него диковатый взгляд. Кроме того, он очень быстро ходит. За ним просто не угнаться.
– Но он тебе понравился?
– Не припоминаю, чтобы он мне успел понравиться. Я пошел спать. На стуле у него стоял микроскоп, это я помню.
– Не будь ты так пьян, ты бы обратил внимание, какой он чудесный человек. Векстон, вы обратили внимание?
Векстон признал, что я права.
– Он великолепно играет в шахматы.
– И? И?
– Он мог держать тебя за руку и поставить мне мат в три хода – я думаю, это достаточно впечатляюще.
– Векстон, вы издеваетесь надо мной.
– Отнюдь. И не собирался.
– Вот и да. Вы оба. Вы и Стини. Вы забыли, как это бывает…
– Отрицаю, – с силой сказал Стини. – Решительно отрицаю. Я-то точно помню, как это бывает. А ты, Векстон?
Они обменялись выразительными, слегка настороженными взглядами.
– Конечно, – ответил Векстон. – Как всегда.
– Хотя в целом… – Стини порылся в карманах. Он извлек очередную серебряную фляжку, как две капли походившую на ту, что я конфисковала у него день назад, и с облегчением сделал глоток. – А в целом я предпочитаю не помнить. Это слишком утомительно. Быть в состоянии влюбленности великолепно в твоем возрасте, Викки, радость моя, но это требует такого расхода энергии. Стоит посмотреть на тебя, в каком ты возбуждении. Это просто очаровательно, моя дорогая. Это так подходит тебе, но меня ввергает в уныние. И я бы посоветовал тебе, Викки, спустить пары, когда ты будешь рассказывать Констанце.
– Констанце? А почему бы и нет?
– Не знаю. Просто есть такое ощущение. – Стини сделал еще один глоток.
Векстон закрыл книгу, снова открыл ее и затем отложил в сторону.
– Констанца будет только рада, – сказала я в наступившем молчании. Я наклонилась. – Стини… что будет думать Констанца? Почему Констанца должна быть против?
– Я не сказал, что она будет против, – промолвил Стини. – Я просто посоветовал не быть такой возбужденной. Попытайся сделать вид, что счастье из тебя не бьет ключом. В присутствии других счастливых людей Констанца выходит из себя, ее это раздражает. У нее просто аллергия. У нее возникает зуд, ей захочется чесаться.
Я подумала, что это неблагородно, учитывая недавнюю доброту, проявленную Констанцей по отношению к Стини, и решила, что это недостойно, о чем и сообщила. Стини только вздохнул.
– Викки, дорогая, ты прямо вспыхнула. Успокойся. Это всего лишь ремарка. Может, ты права. Я думаю о Констанце, какой она была много лет назад, и принимаю ее, когда она была еще ребенком.
– Стини, в любом случае это нечестно. Констанце столько же лет, сколько и тебе. Прошлым вечером ты сказал, что изменился. Ну, так и Констанца могла измениться тоже.
– Не сомневаюсь, что так и есть. Не сомневаюсь. – Стини издал умиротворенный звук. Он закурил сигарету, вставив ее в длинный мундштук. И с задумчивым видом выпустил клуб дыма.
– Сто пятьдесят шесть писем, – наконец сказал он, когда мы стали втягиваться в убогие пригороды Нью-Йорка. – Сто пятьдесят шесть. Солидное количество. И чтобы все исчезли? Странно, ты так не считаешь, Векстон? – Они снова обменялись взглядами. Векстон встревоженно посмотрел на меня.
– Мда, – наконец вымолвил он. – Я бы сказал, что это… в самом деле странно.
Констанца сказала:
– Расскажи мне все. С самого начала и до конца. Я хочу все услышать. Жизнь такая странная штука! Мне нравится, когда она откалывает такие номера. Расскажи мне. Расскажи.
Чтобы выслушать мое повествование, Констанца отвела меня в библиотеку, некогда созданную для книг моего отца. Книги справа, книги слева. Я ей все рассказала. Я старалась не исходить паром.
– Но я не понимаю, – Констанца покачала головой. – Он писал… и по правильному адресу? Ты уверена, что он в самом деле писал?
– Да, Констанца.
– Каждую неделю, как и обещал?
– Да, Констанца.
Она слегка нахмурилась.
– Но как это могло случиться? Твои письма к нему, я еще могу допустить, что они пропали. Но его к тебе? Это невозможно. Расскажи мне снова, куда он делся.
Я еще раз изложила ей историю, которую мне поведал Френк.
– О Боже… – Встав, Констанца принялась ходить по комнате. – А его семья? Что стало с его семьей?
– До конца войны ему так и не удалось узнать ничего определенного. Они все погибли. В разных лагерях.
Я остановилась. У Констанцы было белое лицо. Она продолжала безостановочно ходить по комнате. Я сказала:
– Констанца. Так получилось. Такая судьба досталась сотням детей. Френк был одним из тех, кому повезло, и он это понимает.
– Повезло? Как ты можешь так говорить? Повезло остаться сиротой таким ужасным образом – оказаться в лагере с номерком на шее?
– Констанца… он же остался в живых.
– Ох, если бы только мы знали! Я была уверена, что он должен был погибнуть! И мне было так больно видеть, как ты пишешь и пишешь ему, и все надеешься… – Она резко остановилась. – Хотя подожди… Чего-то я так и не понимаю. Когда он оказался тут, в Нью-Йорке, он же знал, где ты живешь. Почему он тогда с тобой не связался?
Я дала уклончивый ответ. Я не хотела рассказывать Констанце историю о том дне, когда Франц Якоб шел за нами до парка: это касалось только нас с ним. Я думаю, Констанца заметила мое замешательство, и обиделась, потому что коротко прервала мои объяснения.
– Ну-ну, – сказала она. – Теперь это уже неважно, как я предполагаю, так как ты его нашла снова. – Она помолчала. – Как странно пропал и нашелся Франц Якоб. Точно как твой отец. – Лицо ее стало задумчивым. – Так что… значит, ты его любишь?
– Да, Констанца. Люблю.
– О, дорогая, я так рада! Не могу дождаться встречи с ним. Как странно: в тот раз в Венеции я обратила на него внимание. Такой красивый молодой человек! Но мне бы никогда и в голову не пришло… Ну-ну, все наконец устроилось. Предполагаю, мне придется потерять тебя – ты оставишь меня, оставишь дом. О, только не смотри так. Это случится. Я-то знаю. – Она помедлила. – Он не упоминал… вы не говорили о дальнейших планах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Неважно. Я не собираюсь останавливаться. И тебе придется слушать. Я люблю его. Кстати, я всегда любила его. Стини, ну, пожалуйста, послушай. Он не Френк Джерард, то есть это он, но и в то же время Франц Якоб. Ты должен помнить Франца Якоба.
– Я ничего не помню. Я сомневаюсь, помню ли я собственное имя. Что мы пили прошлым вечером? Портвейн? Или бренди?
– Не думай об этом. Он тебе нравится? – Я дернула Стини за руку. – Стини, он тебе нравится? Что ты о нем думаешь?
– Я воспринимаю его как очень взвинченного молодого человека. – Стини издал вздох. – У него диковатый взгляд. Кроме того, он очень быстро ходит. За ним просто не угнаться.
– Но он тебе понравился?
– Не припоминаю, чтобы он мне успел понравиться. Я пошел спать. На стуле у него стоял микроскоп, это я помню.
– Не будь ты так пьян, ты бы обратил внимание, какой он чудесный человек. Векстон, вы обратили внимание?
Векстон признал, что я права.
– Он великолепно играет в шахматы.
– И? И?
– Он мог держать тебя за руку и поставить мне мат в три хода – я думаю, это достаточно впечатляюще.
– Векстон, вы издеваетесь надо мной.
– Отнюдь. И не собирался.
– Вот и да. Вы оба. Вы и Стини. Вы забыли, как это бывает…
– Отрицаю, – с силой сказал Стини. – Решительно отрицаю. Я-то точно помню, как это бывает. А ты, Векстон?
Они обменялись выразительными, слегка настороженными взглядами.
– Конечно, – ответил Векстон. – Как всегда.
– Хотя в целом… – Стини порылся в карманах. Он извлек очередную серебряную фляжку, как две капли походившую на ту, что я конфисковала у него день назад, и с облегчением сделал глоток. – А в целом я предпочитаю не помнить. Это слишком утомительно. Быть в состоянии влюбленности великолепно в твоем возрасте, Викки, радость моя, но это требует такого расхода энергии. Стоит посмотреть на тебя, в каком ты возбуждении. Это просто очаровательно, моя дорогая. Это так подходит тебе, но меня ввергает в уныние. И я бы посоветовал тебе, Викки, спустить пары, когда ты будешь рассказывать Констанце.
– Констанце? А почему бы и нет?
– Не знаю. Просто есть такое ощущение. – Стини сделал еще один глоток.
Векстон закрыл книгу, снова открыл ее и затем отложил в сторону.
– Констанца будет только рада, – сказала я в наступившем молчании. Я наклонилась. – Стини… что будет думать Констанца? Почему Констанца должна быть против?
– Я не сказал, что она будет против, – промолвил Стини. – Я просто посоветовал не быть такой возбужденной. Попытайся сделать вид, что счастье из тебя не бьет ключом. В присутствии других счастливых людей Констанца выходит из себя, ее это раздражает. У нее просто аллергия. У нее возникает зуд, ей захочется чесаться.
Я подумала, что это неблагородно, учитывая недавнюю доброту, проявленную Констанцей по отношению к Стини, и решила, что это недостойно, о чем и сообщила. Стини только вздохнул.
– Викки, дорогая, ты прямо вспыхнула. Успокойся. Это всего лишь ремарка. Может, ты права. Я думаю о Констанце, какой она была много лет назад, и принимаю ее, когда она была еще ребенком.
– Стини, в любом случае это нечестно. Констанце столько же лет, сколько и тебе. Прошлым вечером ты сказал, что изменился. Ну, так и Констанца могла измениться тоже.
– Не сомневаюсь, что так и есть. Не сомневаюсь. – Стини издал умиротворенный звук. Он закурил сигарету, вставив ее в длинный мундштук. И с задумчивым видом выпустил клуб дыма.
– Сто пятьдесят шесть писем, – наконец сказал он, когда мы стали втягиваться в убогие пригороды Нью-Йорка. – Сто пятьдесят шесть. Солидное количество. И чтобы все исчезли? Странно, ты так не считаешь, Векстон? – Они снова обменялись взглядами. Векстон встревоженно посмотрел на меня.
– Мда, – наконец вымолвил он. – Я бы сказал, что это… в самом деле странно.
Констанца сказала:
– Расскажи мне все. С самого начала и до конца. Я хочу все услышать. Жизнь такая странная штука! Мне нравится, когда она откалывает такие номера. Расскажи мне. Расскажи.
Чтобы выслушать мое повествование, Констанца отвела меня в библиотеку, некогда созданную для книг моего отца. Книги справа, книги слева. Я ей все рассказала. Я старалась не исходить паром.
– Но я не понимаю, – Констанца покачала головой. – Он писал… и по правильному адресу? Ты уверена, что он в самом деле писал?
– Да, Констанца.
– Каждую неделю, как и обещал?
– Да, Констанца.
Она слегка нахмурилась.
– Но как это могло случиться? Твои письма к нему, я еще могу допустить, что они пропали. Но его к тебе? Это невозможно. Расскажи мне снова, куда он делся.
Я еще раз изложила ей историю, которую мне поведал Френк.
– О Боже… – Встав, Констанца принялась ходить по комнате. – А его семья? Что стало с его семьей?
– До конца войны ему так и не удалось узнать ничего определенного. Они все погибли. В разных лагерях.
Я остановилась. У Констанцы было белое лицо. Она продолжала безостановочно ходить по комнате. Я сказала:
– Констанца. Так получилось. Такая судьба досталась сотням детей. Френк был одним из тех, кому повезло, и он это понимает.
– Повезло? Как ты можешь так говорить? Повезло остаться сиротой таким ужасным образом – оказаться в лагере с номерком на шее?
– Констанца… он же остался в живых.
– Ох, если бы только мы знали! Я была уверена, что он должен был погибнуть! И мне было так больно видеть, как ты пишешь и пишешь ему, и все надеешься… – Она резко остановилась. – Хотя подожди… Чего-то я так и не понимаю. Когда он оказался тут, в Нью-Йорке, он же знал, где ты живешь. Почему он тогда с тобой не связался?
Я дала уклончивый ответ. Я не хотела рассказывать Констанце историю о том дне, когда Франц Якоб шел за нами до парка: это касалось только нас с ним. Я думаю, Констанца заметила мое замешательство, и обиделась, потому что коротко прервала мои объяснения.
– Ну-ну, – сказала она. – Теперь это уже неважно, как я предполагаю, так как ты его нашла снова. – Она помолчала. – Как странно пропал и нашелся Франц Якоб. Точно как твой отец. – Лицо ее стало задумчивым. – Так что… значит, ты его любишь?
– Да, Констанца. Люблю.
– О, дорогая, я так рада! Не могу дождаться встречи с ним. Как странно: в тот раз в Венеции я обратила на него внимание. Такой красивый молодой человек! Но мне бы никогда и в голову не пришло… Ну-ну, все наконец устроилось. Предполагаю, мне придется потерять тебя – ты оставишь меня, оставишь дом. О, только не смотри так. Это случится. Я-то знаю. – Она помедлила. – Он не упоминал… вы не говорили о дальнейших планах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231