Конечно же, это так. Решение было единодушным – ничего иного и быть не могло.
– Дорогая, ты очень веришь в меня, но дела так не делаются. Во всяком случае, точно я ничего не знаю, а Штерн, конечно, не скажет. Он сам себе советчик. Он мне нравится – и очень.
– А ты виделся с ним, кроме работы?
– Время от времени. Не часто. Иногда мы вместе обедаем.
– Где он живет? Естественно, не в Нью-Йорке?
– Нет, где-то за городом.
– В Коннектикуте? Констанца говорит, что где-то там.
– Нет, не в Коннектикуте, по крайней мере, мне так не кажется. Думаю, что ближе к городу. Когда он здесь, то обычно останавливается у «Пьера». Он держит там номер. Если мы обедаем, то там же, у него. Нас исключительно корректно обслуживает его собственный камердинер. Что весьма странно: он очень нетороплив, держится с большим достоинством, и я себя чувствую, словно в мужском клубе. Словно часы остановились в 1930 году.
– Именно в тридцатом? – Я замолчала. – А он… когда-нибудь говорит о Констанце?
Ветер усилился. Френк приостановился. Он привлек меня поближе к себе и ускорил шаги.
– Господи, до чего холодно. Давай поторопимся. Теперь уже недалеко. О Констанце? Нет, никогда – насколько мне помнится.
Мне показалось, что он не может быть со мной совершенно искренним, Френк что-то утаивает от меня, но в следующую минуту я обо всем забыла. Френк остановился перед запущенным многоквартирным домом между Амстердам-стрит и Колумбус.
– Во всяком случае, – сказал он, – ты сама когда-нибудь сможешь встретиться с ним, если захочешь. Я это организую. Но сейчас забудь. Можешь подняться по ступенькам. Здесь есть лифт, но он обычно не работает.
* * *
Это была его квартира. Спальня, гостиная, маленькая ванная и кухонька. Всюду было чисто и пусто. Из окна день и ночь открывался вид на Манхэттен.
Когда мы вошли, я увидела, что Френк, который влек меня сюда быстрым шагом, напрягся. На лице его появилось знакомое мне выражение замкнутости. Он стал относиться ко мне с явной предупредительностью.
– Тебе нравится?
– Да, Френк, нравится. – Я помолчала, заинтригованная. – Мне нравится… этот вид. Просто чудесный.
– Здесь очень тесно. Я это понимаю.
– Комната не так уж и мала. А кухня просто отличная.
– Порой и лифт работает. На прошлой неделе был на ходу, – сказал он с некоторой долей мрачности. Наступившее молчание громко и неожиданно прорезали чистые серебряные звуки трубы. Я так и подпрыгнула.
– Это в квартире внизу, – настороженно сказал Френк. – Там живет человек по имени Луиджи. Он играет на трубе. На танцах. У него пятеро детей. Он… очень симпатичный.
– Не сомневаюсь, что так и есть, Френк. – Я повернулась, начав подозревать истину, и обняла его за талию. – Чья это квартира?
– Моя. Я снял ее на прошлой неделе. Когда я начну работать в институте, то буду жить здесь. Стану ходить на работу пешком. Это довольно далеко, но…
– Френк, тут около сорока кварталов.
– Я подумал, что это пойдет мне только на пользу. – На его лице застыло упрямое выражение. – Пройдусь. Потом я возвращаюсь сюда и…
Я видела, что он путается в словах. С печалью и разочарованием я поняла, почему он привел меня сюда. За прошедшие месяцы, когда он кончал свою работу в Йеле и я посещала его там или он приезжал в Нью-Йорк, он никогда не заводил разговор, как заметила Констанца, о будущем. Теперь, по крайней мере, с будущим стало все ясно. Он будет жить здесь. Один. Я приложила все усилия, чтобы голос у меня звучал спокойно и непринужденно:
– О, ты тут отлично устроишься, Френк. Смотри, тут есть и полка для твоих книг, и когда ты поставишь тут…
– Мебель. Я еще не думал о мебели.
– Она тебе понадобится. Даже тебе. Не можешь же ты спать на полу. Тебе будет нужен стол, кресло и…
Продолжить я не смогла. Я разозлилась сама на себя. Я понимала, что надеяться мне не на что, и говорила себе, что, покинув Йель, Френк мог спросить меня… О чем спросить? Не выйду ли я за него замуж, как, похоже, предполагала Констанца? Жить с ним? Просто быть с ним? Ну хоть что-то. Я никогда не позволяла себе думать об этом, но, полная надежд, предполагала, что такой момент может наступить.
– Ох, ну и дурак же я. Все сделал не так. Всегда, всегда я так поступаю! – Френк развернул меня, чтобы я увидела его лицо перед собой. – Ты плачешь.
– Я не… Мне… что-то попало в глаз. Все в порядке.
– Я люблю тебя. Ты хочешь послушать меня? – Он замолчал, и опять я увидела на лице его мучительное борение. – Мне стоило бы тебе все объяснить. О нехватке денег. Я… я далеко не богат, Виктория.
– Я знаю. Ты думаешь, это имеет для меня значение?
– Нет, не думаю. Конечно, не думаю. Я знаю, что ты воспринимаешь мир не так. Но факт остается… – Его лицо напряглось. – Когда я прибыл в эту страну, у меня ничего не было. Лишь то, что на мне – не так ли принято говорить? Макс и Роза приняли меня. Они платили за мое содержание, за мою учебу, а учился я долго и старательно. Пока Макс не умер… – Он помолчал. – Роза далеко не так здорова, как она предпочитает думать. Макс оставил совсем немного. Ей свойственна экстравагантность или была свойственна в прошлом. У нее есть дети помладше, которым надо кончать школу. Так что, понимаешь, прежде чем думать о себе, я должен отдать Розе свои долги.
– Отдать свои долги?
– Дорогая, университетское обучение не дается даром. Исследователям платят не очень обильно. Часть денег я уже возвратил, но осталось куда больше. Когда я перейду в институт, станет легче, если я буду вести скромный образ жизни, подобный этому. Пусть и недолго, но мне придется стать ученым-монахом…
– Надеюсь, ты не во всем останешься монахом.
– Скорее всего не в полном смысле. – Он улыбнулся. – И наконец, когда все наладится, когда я буду в положении и смогу… мы сможем… я надеюсь на это… мне ничего больше не надо, как только…
Он остановился. Он перешел на немецкий, на язык, на котором он мог говорить свободнее. Френк Джерард был не тем человеком, который позволяет себе на любом языке давать клятвы. Я начала улыбаться; я воспряла духом, ощутив прилив счастья. Френк, запнувшись в своих заверениях, встретил эту улыбку с подозрением.
– Ты считаешь, что это смешно? Могу заверить тебя, что мне не до смеха.
– Френк, почему бы тебе не закончить фразу?
– Я не в том положении. Я пытался объяснить, но теперь вижу, насколько глупо было даже начинать. Я хочу дать тебе знать, что в один прекрасный день – он скоро наступит… я смогу попросить тебя о чем-то таком, о чем сейчас не могу и заикнуться. Потому что сейчас это может быть…
– Чем может быть, Френк?
– Ошибкой.
– Ошибкой?
– Обманом. И бесчестным.
Наступило молчание.
– Френк, какой ныне год?
– 1958-й.
– И в какой мы стране?
– Мы в Америке. Вне всяких сомнений.
– В таком случае не кажется ли тебе, что, поскольку мы не в Англии или Германии и сейчас не… я не уверена, то ли 1930-й, то ли 1830-й год, тебе не стоит так волноваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Дорогая, ты очень веришь в меня, но дела так не делаются. Во всяком случае, точно я ничего не знаю, а Штерн, конечно, не скажет. Он сам себе советчик. Он мне нравится – и очень.
– А ты виделся с ним, кроме работы?
– Время от времени. Не часто. Иногда мы вместе обедаем.
– Где он живет? Естественно, не в Нью-Йорке?
– Нет, где-то за городом.
– В Коннектикуте? Констанца говорит, что где-то там.
– Нет, не в Коннектикуте, по крайней мере, мне так не кажется. Думаю, что ближе к городу. Когда он здесь, то обычно останавливается у «Пьера». Он держит там номер. Если мы обедаем, то там же, у него. Нас исключительно корректно обслуживает его собственный камердинер. Что весьма странно: он очень нетороплив, держится с большим достоинством, и я себя чувствую, словно в мужском клубе. Словно часы остановились в 1930 году.
– Именно в тридцатом? – Я замолчала. – А он… когда-нибудь говорит о Констанце?
Ветер усилился. Френк приостановился. Он привлек меня поближе к себе и ускорил шаги.
– Господи, до чего холодно. Давай поторопимся. Теперь уже недалеко. О Констанце? Нет, никогда – насколько мне помнится.
Мне показалось, что он не может быть со мной совершенно искренним, Френк что-то утаивает от меня, но в следующую минуту я обо всем забыла. Френк остановился перед запущенным многоквартирным домом между Амстердам-стрит и Колумбус.
– Во всяком случае, – сказал он, – ты сама когда-нибудь сможешь встретиться с ним, если захочешь. Я это организую. Но сейчас забудь. Можешь подняться по ступенькам. Здесь есть лифт, но он обычно не работает.
* * *
Это была его квартира. Спальня, гостиная, маленькая ванная и кухонька. Всюду было чисто и пусто. Из окна день и ночь открывался вид на Манхэттен.
Когда мы вошли, я увидела, что Френк, который влек меня сюда быстрым шагом, напрягся. На лице его появилось знакомое мне выражение замкнутости. Он стал относиться ко мне с явной предупредительностью.
– Тебе нравится?
– Да, Френк, нравится. – Я помолчала, заинтригованная. – Мне нравится… этот вид. Просто чудесный.
– Здесь очень тесно. Я это понимаю.
– Комната не так уж и мала. А кухня просто отличная.
– Порой и лифт работает. На прошлой неделе был на ходу, – сказал он с некоторой долей мрачности. Наступившее молчание громко и неожиданно прорезали чистые серебряные звуки трубы. Я так и подпрыгнула.
– Это в квартире внизу, – настороженно сказал Френк. – Там живет человек по имени Луиджи. Он играет на трубе. На танцах. У него пятеро детей. Он… очень симпатичный.
– Не сомневаюсь, что так и есть, Френк. – Я повернулась, начав подозревать истину, и обняла его за талию. – Чья это квартира?
– Моя. Я снял ее на прошлой неделе. Когда я начну работать в институте, то буду жить здесь. Стану ходить на работу пешком. Это довольно далеко, но…
– Френк, тут около сорока кварталов.
– Я подумал, что это пойдет мне только на пользу. – На его лице застыло упрямое выражение. – Пройдусь. Потом я возвращаюсь сюда и…
Я видела, что он путается в словах. С печалью и разочарованием я поняла, почему он привел меня сюда. За прошедшие месяцы, когда он кончал свою работу в Йеле и я посещала его там или он приезжал в Нью-Йорк, он никогда не заводил разговор, как заметила Констанца, о будущем. Теперь, по крайней мере, с будущим стало все ясно. Он будет жить здесь. Один. Я приложила все усилия, чтобы голос у меня звучал спокойно и непринужденно:
– О, ты тут отлично устроишься, Френк. Смотри, тут есть и полка для твоих книг, и когда ты поставишь тут…
– Мебель. Я еще не думал о мебели.
– Она тебе понадобится. Даже тебе. Не можешь же ты спать на полу. Тебе будет нужен стол, кресло и…
Продолжить я не смогла. Я разозлилась сама на себя. Я понимала, что надеяться мне не на что, и говорила себе, что, покинув Йель, Френк мог спросить меня… О чем спросить? Не выйду ли я за него замуж, как, похоже, предполагала Констанца? Жить с ним? Просто быть с ним? Ну хоть что-то. Я никогда не позволяла себе думать об этом, но, полная надежд, предполагала, что такой момент может наступить.
– Ох, ну и дурак же я. Все сделал не так. Всегда, всегда я так поступаю! – Френк развернул меня, чтобы я увидела его лицо перед собой. – Ты плачешь.
– Я не… Мне… что-то попало в глаз. Все в порядке.
– Я люблю тебя. Ты хочешь послушать меня? – Он замолчал, и опять я увидела на лице его мучительное борение. – Мне стоило бы тебе все объяснить. О нехватке денег. Я… я далеко не богат, Виктория.
– Я знаю. Ты думаешь, это имеет для меня значение?
– Нет, не думаю. Конечно, не думаю. Я знаю, что ты воспринимаешь мир не так. Но факт остается… – Его лицо напряглось. – Когда я прибыл в эту страну, у меня ничего не было. Лишь то, что на мне – не так ли принято говорить? Макс и Роза приняли меня. Они платили за мое содержание, за мою учебу, а учился я долго и старательно. Пока Макс не умер… – Он помолчал. – Роза далеко не так здорова, как она предпочитает думать. Макс оставил совсем немного. Ей свойственна экстравагантность или была свойственна в прошлом. У нее есть дети помладше, которым надо кончать школу. Так что, понимаешь, прежде чем думать о себе, я должен отдать Розе свои долги.
– Отдать свои долги?
– Дорогая, университетское обучение не дается даром. Исследователям платят не очень обильно. Часть денег я уже возвратил, но осталось куда больше. Когда я перейду в институт, станет легче, если я буду вести скромный образ жизни, подобный этому. Пусть и недолго, но мне придется стать ученым-монахом…
– Надеюсь, ты не во всем останешься монахом.
– Скорее всего не в полном смысле. – Он улыбнулся. – И наконец, когда все наладится, когда я буду в положении и смогу… мы сможем… я надеюсь на это… мне ничего больше не надо, как только…
Он остановился. Он перешел на немецкий, на язык, на котором он мог говорить свободнее. Френк Джерард был не тем человеком, который позволяет себе на любом языке давать клятвы. Я начала улыбаться; я воспряла духом, ощутив прилив счастья. Френк, запнувшись в своих заверениях, встретил эту улыбку с подозрением.
– Ты считаешь, что это смешно? Могу заверить тебя, что мне не до смеха.
– Френк, почему бы тебе не закончить фразу?
– Я не в том положении. Я пытался объяснить, но теперь вижу, насколько глупо было даже начинать. Я хочу дать тебе знать, что в один прекрасный день – он скоро наступит… я смогу попросить тебя о чем-то таком, о чем сейчас не могу и заикнуться. Потому что сейчас это может быть…
– Чем может быть, Френк?
– Ошибкой.
– Ошибкой?
– Обманом. И бесчестным.
Наступило молчание.
– Френк, какой ныне год?
– 1958-й.
– И в какой мы стране?
– Мы в Америке. Вне всяких сомнений.
– В таком случае не кажется ли тебе, что, поскольку мы не в Англии или Германии и сейчас не… я не уверена, то ли 1930-й, то ли 1830-й год, тебе не стоит так волноваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231