Два дня, которые отвел себе на отдых Игорь, пролетели незаметно. На телевиденье все получилось на удивление гладко, – отсняли быстро и даже бесплатно. Клип монтировали всю ночь, стараясь успеть к выходу программы в эфир. В итоге передача вышла не только с песней, но и с интервью Игоря.
Результат превзошел все ожидания. Это было похоже на взрыв, на ураган! На следующий день Игорь, сам того не зная, проснулся знаменитым. Причем это была не обычная популярность, это было какое-то всенародное поклонение. Песня потрясла! На телевизионную редакцию обрушился шквал звонков и писем со всей страны. Оба телефона редакции звонили, не переставая, и дозвонится туда по служебным делам было просто невозможно, – операторы не успевали опускать трубку на рычаг! Некоторые из звонивших рыдали в трубку… Стало ясно, что на эстраде появился певец, которого ждали, и который мог бы стать символом времени…
И все же через два дня, встречая группу на Лубянке, Резман волновался. Здание КГБ, облицованное до второго этажа серым гранитом, ощетинившееся по фасаду декоративными чугунными щитами с серпом и молотом посередине, еще больше усугубляло гнетущее впечатление от тягостного ожидания. Наконец к зданию подъехал знакомый УАЗик и Резман увидел, как из пикапа один за другим стали вылезать участники ансамбля.
"Кажется все!" – облегченно вздохнул он.
Они поднялись по гранитным ступенькам подъезда и вошли в тяжелые дубовые двери, над которыми нависал массивный герб СССР. Резман оказавшись внутри, подошел к бюро пропусков.
– Здравствуйте! Группа Игоря Таликова… Мы сегодня у вас выступаем… На нас должны быть пропуска…
Дама за стеклом придирчиво сверила их паспорта с данными списка и просунула сквозь окошко листочки пропусков. Забрав их, музыканты направились к проходной, где их уже ждал капитан с синими прожилками на погонах. У капитана странный вид, – даже в форме он производил впечатление сугубо штатского человека. Круглое, молодое лицо и очки в тонкой оправе больше подходили для какого-нибудь младшего научного сотрудника НИИ, чем для представителя грозного ведомства.
– Группа Игоря Таликова? Привет, ребята! – сказал он совсем не по-военному. – Я буду вас сопровождать по нашему заведению… В качестве гида, естественно…
И постарался обезоруживающе улыбнуться. Гена Бурков сунул руки в карманы мятых джинсов и принялся его скептически разглядывать.
– Извините, величать-то вас как? – спросил он. – Али только по званию – "товарищ капитан"?
– Да зовите меня Степаном, – ответил кагэбешник незатейливо, видимо, совсем не смутившись панибратского тона Буркова. Геннадий скривился снисходительно:
– Ну-ну… Степа, значит…
"Капитан Степа" кинул на Геннадия короткий, ироничный взгляд.
Когда музыканты сдали ключи с брелками в камеру хранения, он повел их по узкому коридору. Распахнув тяжелую дверь с длинной бронзовой ручкой, вывел во внутренний двор, – вид, представившийся музыкантам, был, мягко говоря, удручающим. Сбоку по серому фасаду здания тянулась колючая проволока, за которой были видны окна с толстыми решетками. "Капитан Степа", радостно улыбаясь, посмотрел на Буркова и произнес:
– Ну вот! Это у нас тюрьма… – и выдержав долгую, томительную паузу, добавил. – Да вы не волнуйтесь… Дворец культуры у нас на противоположной стороне…
И невозмутимо махнул рукой на противоположную сторону, где на стене были укреплены несколько камер слежения. Пока участники ансамбля пересекали узкий двор, "капитан Степа" все тем же бесстрастным голосом продолжал:
– Вообще-то они соединяются… Тюрьма и клуб… Раньше, – ещё при Сталине, тут проводились конференции по разоблачению "врагов народа"… Арестовывают бывало человека прямо на заседании и по подземному переходу – сразу в камеру! Очень удобно… Нет… Это я, конечно, просто так, без задней мысли, говорю… – при этом капитан снова бросил на Геннадия короткий, хитрый взгляд. – Но на концерте на всякий случай советую не халтурить… Ну вот… Нам сюда…
И он толкнул ладонью массивную дверь…
Войдя снова в здание, "капитан Степа" повел их по узкой лестнице, вдоль которой по всей высоте шли толстые металлические перила. По всей видимости это было сделано для того, чтобы конвоируемый не пытаться убежать…
– А у вас, наверное, здесь ещё и расстреливают? – спросил Геннадий, гулко топая по ступеням.
– Да нет… Это вы, ребята, вредных книжек начитались! – жизнерадостно ответил кагэбэшник. – Расстреливали раньше в Матросской тишине, да в Бутырке, а отсюда только на расстрел отвозили… Да вы смелее, смелее… – начал подбадривать он притихших музыкантов. – Я же вас же не на расстрел веду!
Наконец, после долгого и тоскливого подъема, они добрались до гримерной, которая больше напоминала кабинет для допросов. Помещение было без окон, а черная кожаная мебель наводила на воспоминания о временах всесильного Лаврентия Берия. Капитан остановился посреди комнаты, окинув ее спокойным взором:
– Ну вот, и ваша гримерка… Оставляйте здесь свой реквизит, а я покажу вам какая у нас здесь аппаратура….
По узкому коридору с высокими потолками, больше похожему на пенал, они прошли к небольшой сцене, за которой виднелись ряды велюровых кресел. На сцене уже стояла подключенная японская аппаратура и добротная голландская акустика.
– Ну вы пока тут разбирайтесь, настраивайтесь, а мы с вашим директором в зале посидим, – непринужденно сказал "капитан Степа" и показал Аркадию на кресла в зале. Они спустились со сцены вниз, а Геннадий, накинув на себя ремень бас-гитары, подошел к Илье, застывшему у синтезатора.
– Кучеряво живут товарищи чекисты, – сказал он тихо.
– Угу… Не хило, – в тон ответил ему Илья. Он взял на синтезаторе несколько аккордов и по залу потянулся ровный густой звук.
– Ну как? Всё нормально? – спросил из зала "капитан Степа". – Заказано всё по списку…
– Нормально, нормально! – ответил за всех Игорь Таликов.
Когда через полчаса Игорь снова вышел на эту сцену перед ним был полностью заполненный зал. В форме сидели всего несколько человек, большинство же было в гражданской одежде. Сзади, в последних рядах Игорь заметил даже несколько человек в летних куртках. Конечно, он был не настолько наивен, чтобы ожидать здесь увидеть эдаких монстров в человеческом обличье, – пресловутых властителей человеческих судеб, с угрюмо сжатыми ртами и фанатичным огоньком в глазах, но все же был несколько удивлен, увидев, что сегодняшняя его публика мало чем отличается от обычных слушателей, скажем, где-нибудь в Загорске или Воронеже. Обведя взглядом зал, он сказал в черный набалдашник микрофона:
– Я пришел спеть вам те песни, за которые меня вами пугают… – и как обычно начал своё выступление с "России"…
После того, как песня закончилась, в зале повисла тонкая тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Результат превзошел все ожидания. Это было похоже на взрыв, на ураган! На следующий день Игорь, сам того не зная, проснулся знаменитым. Причем это была не обычная популярность, это было какое-то всенародное поклонение. Песня потрясла! На телевизионную редакцию обрушился шквал звонков и писем со всей страны. Оба телефона редакции звонили, не переставая, и дозвонится туда по служебным делам было просто невозможно, – операторы не успевали опускать трубку на рычаг! Некоторые из звонивших рыдали в трубку… Стало ясно, что на эстраде появился певец, которого ждали, и который мог бы стать символом времени…
И все же через два дня, встречая группу на Лубянке, Резман волновался. Здание КГБ, облицованное до второго этажа серым гранитом, ощетинившееся по фасаду декоративными чугунными щитами с серпом и молотом посередине, еще больше усугубляло гнетущее впечатление от тягостного ожидания. Наконец к зданию подъехал знакомый УАЗик и Резман увидел, как из пикапа один за другим стали вылезать участники ансамбля.
"Кажется все!" – облегченно вздохнул он.
Они поднялись по гранитным ступенькам подъезда и вошли в тяжелые дубовые двери, над которыми нависал массивный герб СССР. Резман оказавшись внутри, подошел к бюро пропусков.
– Здравствуйте! Группа Игоря Таликова… Мы сегодня у вас выступаем… На нас должны быть пропуска…
Дама за стеклом придирчиво сверила их паспорта с данными списка и просунула сквозь окошко листочки пропусков. Забрав их, музыканты направились к проходной, где их уже ждал капитан с синими прожилками на погонах. У капитана странный вид, – даже в форме он производил впечатление сугубо штатского человека. Круглое, молодое лицо и очки в тонкой оправе больше подходили для какого-нибудь младшего научного сотрудника НИИ, чем для представителя грозного ведомства.
– Группа Игоря Таликова? Привет, ребята! – сказал он совсем не по-военному. – Я буду вас сопровождать по нашему заведению… В качестве гида, естественно…
И постарался обезоруживающе улыбнуться. Гена Бурков сунул руки в карманы мятых джинсов и принялся его скептически разглядывать.
– Извините, величать-то вас как? – спросил он. – Али только по званию – "товарищ капитан"?
– Да зовите меня Степаном, – ответил кагэбешник незатейливо, видимо, совсем не смутившись панибратского тона Буркова. Геннадий скривился снисходительно:
– Ну-ну… Степа, значит…
"Капитан Степа" кинул на Геннадия короткий, ироничный взгляд.
Когда музыканты сдали ключи с брелками в камеру хранения, он повел их по узкому коридору. Распахнув тяжелую дверь с длинной бронзовой ручкой, вывел во внутренний двор, – вид, представившийся музыкантам, был, мягко говоря, удручающим. Сбоку по серому фасаду здания тянулась колючая проволока, за которой были видны окна с толстыми решетками. "Капитан Степа", радостно улыбаясь, посмотрел на Буркова и произнес:
– Ну вот! Это у нас тюрьма… – и выдержав долгую, томительную паузу, добавил. – Да вы не волнуйтесь… Дворец культуры у нас на противоположной стороне…
И невозмутимо махнул рукой на противоположную сторону, где на стене были укреплены несколько камер слежения. Пока участники ансамбля пересекали узкий двор, "капитан Степа" все тем же бесстрастным голосом продолжал:
– Вообще-то они соединяются… Тюрьма и клуб… Раньше, – ещё при Сталине, тут проводились конференции по разоблачению "врагов народа"… Арестовывают бывало человека прямо на заседании и по подземному переходу – сразу в камеру! Очень удобно… Нет… Это я, конечно, просто так, без задней мысли, говорю… – при этом капитан снова бросил на Геннадия короткий, хитрый взгляд. – Но на концерте на всякий случай советую не халтурить… Ну вот… Нам сюда…
И он толкнул ладонью массивную дверь…
Войдя снова в здание, "капитан Степа" повел их по узкой лестнице, вдоль которой по всей высоте шли толстые металлические перила. По всей видимости это было сделано для того, чтобы конвоируемый не пытаться убежать…
– А у вас, наверное, здесь ещё и расстреливают? – спросил Геннадий, гулко топая по ступеням.
– Да нет… Это вы, ребята, вредных книжек начитались! – жизнерадостно ответил кагэбэшник. – Расстреливали раньше в Матросской тишине, да в Бутырке, а отсюда только на расстрел отвозили… Да вы смелее, смелее… – начал подбадривать он притихших музыкантов. – Я же вас же не на расстрел веду!
Наконец, после долгого и тоскливого подъема, они добрались до гримерной, которая больше напоминала кабинет для допросов. Помещение было без окон, а черная кожаная мебель наводила на воспоминания о временах всесильного Лаврентия Берия. Капитан остановился посреди комнаты, окинув ее спокойным взором:
– Ну вот, и ваша гримерка… Оставляйте здесь свой реквизит, а я покажу вам какая у нас здесь аппаратура….
По узкому коридору с высокими потолками, больше похожему на пенал, они прошли к небольшой сцене, за которой виднелись ряды велюровых кресел. На сцене уже стояла подключенная японская аппаратура и добротная голландская акустика.
– Ну вы пока тут разбирайтесь, настраивайтесь, а мы с вашим директором в зале посидим, – непринужденно сказал "капитан Степа" и показал Аркадию на кресла в зале. Они спустились со сцены вниз, а Геннадий, накинув на себя ремень бас-гитары, подошел к Илье, застывшему у синтезатора.
– Кучеряво живут товарищи чекисты, – сказал он тихо.
– Угу… Не хило, – в тон ответил ему Илья. Он взял на синтезаторе несколько аккордов и по залу потянулся ровный густой звук.
– Ну как? Всё нормально? – спросил из зала "капитан Степа". – Заказано всё по списку…
– Нормально, нормально! – ответил за всех Игорь Таликов.
Когда через полчаса Игорь снова вышел на эту сцену перед ним был полностью заполненный зал. В форме сидели всего несколько человек, большинство же было в гражданской одежде. Сзади, в последних рядах Игорь заметил даже несколько человек в летних куртках. Конечно, он был не настолько наивен, чтобы ожидать здесь увидеть эдаких монстров в человеческом обличье, – пресловутых властителей человеческих судеб, с угрюмо сжатыми ртами и фанатичным огоньком в глазах, но все же был несколько удивлен, увидев, что сегодняшняя его публика мало чем отличается от обычных слушателей, скажем, где-нибудь в Загорске или Воронеже. Обведя взглядом зал, он сказал в черный набалдашник микрофона:
– Я пришел спеть вам те песни, за которые меня вами пугают… – и как обычно начал своё выступление с "России"…
После того, как песня закончилась, в зале повисла тонкая тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155